Вялотекущая шизофрения

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вялотекущая шизофрения, или малопрогредиентная шизофрения[1][2][3][4], — разновидность шизофрении, при которой болезнь прогрессирует слабо, отсутствует свойственная для шизофренических психозов продуктивная симптоматика, наблюдаются чаще всего только косвенные клинические проявления (неврозоподобные, психопатоподобные, аффективные, сверхценные, ипохондрические и т. п.) и неглубокие личностные изменения[1][4][5][6][7]. В современной международной классификации болезней (МКБ-10) такой диагноз отсутствует[8].

Малопрогредиентная (вялотекущая) шизофрения используется как синоним шизотипического расстройства многими авторами[9][10][11][12][13][14].

«Шизотипическое расстройство личности» в российской классификации также соответствует вялотекущей шизофрении[15] и совпадает с ней по принятым в российской психиатрии диагностическим критериям[16].

Первые описания вялотекущей шизофрении часто связывают с именем советского психиатра А. В. Снежневского. Диагностические её границы, принятые Снежневским и его последователями, были значительно расширены по сравнению с критериями шизофрении, принятыми на Западе[17][18][19][20]; диагноз вялотекущей шизофрении нашёл применение в практике репрессивной психиатрии в СССР[6][17][18][19][21][22][23][24] и чаще, чем другие клинические диагнозы, использовался для обоснования невменяемости диссидентов[24][18].

Неоднократно высказывалось мнение, что диагноз вялотекущей шизофрении получали или могли получать не только инакомыслящие, но и обычные пациенты при отсутствии у них шизофрении и наличии лишь невротических нарушений, депрессивных, тревожных или личностных расстройств[18][25][26][27][28][29].

Концепция вялотекущей шизофрении получила распространение лишь в СССР и некоторых других восточноевропейских странах[30][31]. Эта концепция не была признана международным психиатрическим сообществом[32] и Всемирной организацией здравоохранения[33], использование диагностических критериев вялотекущей шизофрении по отношению к диссидентам — осуждено на международном уровне[32].





История диагноза: концепция латентной шизофрении начиная с Блейлера

Существует мнение, что авторство концепции вялотекущей шизофрении приписывается Снежневскому ошибочно, поскольку о сходных расстройствах шла речь под другими названиями в работах психиатров различных стран[34][35]. Отмечается также, что именно в работах Снежневского и его сотрудников вялотекущая шизофрения выступает в качестве самостоятельной формы и описываются различные варианты её протекания[36][37].

Понятие «латентной шизофрении» впервые было употреблено Эйгеном Блейлером в 1911 году[34][38] (критерии её не были им чётко определены)[17]:

Эти простые шизофреники составляют большую часть всех «мозгов набекрень» (реформаторы, философы, артисты, дегенераты, чудаки). Существует также латентная шизофрения, и я на самом деле думаю, что это наиболее частые случаи[17].

По Блейлеру, диагноз латентной шизофрении можно ставить, изучая состояние пациента ретроспективно: при изучении прошлого лиц с шизофренией, у которых болезнь стала очевидной, можно обнаружить продромы латентной формы[17].

Как проявления нераспознанной шизофрении Э. Блейлер предлагал рассматривать целый ряд случаев психастении, истерии, неврастении. По мнению Э. Блейлера, шизофрения, для которой наиболее характерно своеобразное расщепление единства личности, чаще протекает «в скрытых формах с маловыраженными признаками, чем в формах явных, с законченной симптоматологией...»[39].

Впоследствии описания относительно благоприятных форм, соответствующих понятию вялотекущей шизофрении, получили распространение под различными названиями в исследованиях национальных психиатрических школ Европы, США, Японии и др.[36][38] Наиболее известные из этих названий — «мягкая шизофрения», «микропроцессуальная», «микропсихотическая», «рудиментарная», «санаторная», «амортизированная», «абортивная», «предфаза шизофрении», «медленнотекущая», «субклиническая», «предшизофрения», «нерегрессивная», «латентная», «псевдоневротическая шизофрения», «шизофрения с обсессивно-компульсивными расстройствами», медленно развивающаяся шизофрения с «ползучей» прогредиентностью[36].

В советской психиатрии описание сходных форм расстройств имеет давние традиции[36]: так, А. Розенштейн и А. Кронфельд в 1932 предлагали близкий по содержанию термин «мягкая шизофрения»[34]; в этой связи можно упомянуть и работы Б. Д. Фридмана (1933), Н. П. Бруханского (1934), Г. Е. Сухаревой (1959), О. В. Кербикова (1971), Д. Е. Мелехова (1963) и др.[36]

Автор монографии «История шизофрении» французский психиатр Ж. Гаррабе отмечает, что в период до Второй мировой войны критерии «шизофрении без шизофренических симптомов» претерпели изменения, будучи расширены за счёт включения ряда атипичных, пограничных состояний: в частности, Zilberg писал об «амбулаторной шизофрении». Нередко в исследованиях шла речь о так называемых препсихотических, или предшизофренических состояниях — возникающих в период до начала развития психоза, которого, впрочем, чаще всего в этом случае не происходило[17].

Проблема «псевдоневротической шизофрении» разрабатывалась в американской психиатрии на протяжении 195060-х, в частности P. Hoch и P. Polatin, предложившими данный термин в 1949 году[34][36]. По мнению Ж. Гаррабе, в этом случае вернее было бы говорить не о собственно психическом заболевании, для которого характерно процессуальное (прогрессирующее) развитие, а о расстройствах личности (психопатиях), в частности о «borderline», рус. пограничное расстройство личности[17]. Клинико-генетическое изучение расстройств шизофренического спектра обусловило интерес американских исследователей к проблеме псевдоневротической шизофрении в последующие полтора десятилетия (концепция «borderline schizophrenia» D. Rosenthal, S. Kety, P. Wender, 1968)[36].

Расширительная трактовка понятия «шизофрения», преобладавшая в американской психиатрии (концепция «псевдоневротической шизофрении»), сформировалась под влиянием идей Блейлера, который считал шизофрению в основном психологическим расстройством — возможно, с психогенной основой, — а не патологическим состоянием нервной системы, и значительно расширил границы этого понятия по сравнению с Эмилем Крепелином. В результате в США диагноз шизофрении распространялся на тех пациентов, кто в Европе получил бы диагноз депрессивного или маниакального психоза или даже рассматривался бы как страдающий не психотическим, а невротическим расстройством либо расстройством личности. Диагноз шизофрении получали пациенты на основании широкого спектра невротических симптомов, таких как фобии или навязчивые идеи[40].

В 1972 году совместный диагностический проект Великобритании и США показал, что диагноз шизофрении гораздо чаще ставился в США, чем в Великобритании. После этого получила распространение идея, что необходимы стандартизированные методы постановки диагноза. В последней четверти ХХ века были разработаны несколько диагностических схем, которые продолжают широко использоваться. Данные системы (в частности, МКБ-10 и DSM-IV) требуют ясных доказательств психоза в настоящем или в прошлом, а также того, чтобы эмоциональные симптомы не были ведущими[40].

Концепция вялотекущей шизофрении была предложена профессором А. В. Снежневским, по некоторым источникам, в 1969 году[26][38]. Впрочем, доклад о латентной шизофрении (на английский это понятие было переведено буквально как «вялое течение») был зачитан им ещё в 1966 году в Мадриде на IV Всемирном конгрессе психиатров[41]). Концепция вялотекущей шизофрении Снежневского основывалась на модели латентной шизофрении Блейлера. Западными психиатрами эта концепция рассматривалась как неприемлемая, поскольку она привела к ещё большему расширению и без того уже расширенных (в том числе и в англоязычных школах) диагностических критериев шизофрении[17].

Ж. Гаррабе отмечает, что, согласно взглядам Снежневского, высказанным им в 1966 году, латентная («торпидная», «вялая») шизофрения означает «хронические поражения, которые не развиваются ни в сторону ухудшения, ни в сторону выздоровления». В отличие от латентной шизофрении Блейлера, концепция вялотекущей шизофрении Снежневского не подразумевала обязательного развития, которое приводило бы к возникновению собственно шизофренической симптоматики, но ограничивалась только скрытыми (псевдоневротическими или псевдопсихопатическими) проявлениями[17].

В написанной Р. Я. Наджаровым, А. Б. Смулевичем главе «Руководства по психиатрии», которое было издано в 1983 году под редакцией Снежневского, утверждается, что, вопреки традиционному представлению о «вялопротекающей шизофрении» как об атипичном варианте расстройства (т.е. об отклонении от закономерного, более неблагоприятного развития заболевания), малопрогредиентная шизофрения представляет собой не затянувшуюся стадию, предшествующую большому психозу, но самостоятельный вариант эндогенного процесса. В ряде случаев характерные для неё признаки определяют клиническую картину на всём протяжении психического расстройства и подчиняются собственным закономерностям развития[5].

Стоит отметить также, что между «мягкой шизофренией» А. Кронфельда, труды которого не переиздавались на протяжении 1960—80-х годов, и «вялотекущей шизофренией» А. В. Снежневского были значительные различия[42][43]. Так, на II Всесоюзном съезде психиатров в 1936 году Кронфельд выступил с разъяснением, что выделяемая им «мягкая шизофрения» представляет собой вариант явного шизофренического процесса: эта форма начинается всегда фазой острого психоза и в течение многих лет сохраняет данную симптоматику, которую, однако, пациенты настолько компенсируют, что остаются социально сохранными. Он отметил «непомерное расширение» его первоначальной концепции «мягкой шизофрении» московскими авторами, что привело к её неоправданной диагностике в случаях, когда речь идёт предположительно об инициальной, а не достоверно резидуальной симптоматике и когда эта симптоматика не носит манифестного характера[43][44]. По словам Кронфельда, применение этого понятия в последнее время было часто не обосновано и обусловлено принципиальными клинико-патологическими ошибками[44].

Клинические проявления и симптоматика

Как и в случае с «обычной» шизофренией, клинические критерии, выделяемые сторонниками концепции вялотекущей шизофрении, группируются по двум основным регистрам:

  • патологически продуктивные нарушения («позитивная психопатологическая симптоматика»);
  • негативные нарушения (проявления дефицита, психопатологического дефекта).

В клинической картине вялотекущей шизофрении выделяют варианты с преобладанием либо продуктивных расстройств (обсессивно-фобических, истерических, деперсонализационных и т. п.), либо с преобладанием негативных нарушений («вялотекущая простая шизофрения»)[4].

Соответственно, различают следующие варианты вялотекущей шизофрении[1][4]:

Согласно А. Б. Смулевичу, выделяются следующие этапы развития малопрогредиентной шизофрении:

  1. Латентный этап, не обнаруживающий отчётливых признаков прогредиентности.
  2. Активный (с непрерывным течением, в форме приступа или серии приступов), или период полного развития болезни.
  3. Период стабилизации с редукцией продуктивных расстройств, выступающими на первый план личностными изменениями и формирующимися в дальнейшем признаками компенсации[45].

Латентный период. Клиника этого этапа (и т. н. латентной шизофрении, под которой подразумевается благоприятно протекающая форма вялотекущей шизофрении, проявляющаяся лишь симптомами латентного периода) чаще всего ограничивается кругом психопатических и аффективных нарушений, навязчивостями, явлениями реактивной лабильности. Среди психопатических расстройств преобладают черты шизоидии, часто сочетающиеся с признаками, напоминающими истерическое, психастеническое или паранойяльное расстройство личности. Аффективные нарушения в большинстве случаев проявляются стёртыми невротическими или соматизированными депрессиями, затяжными гипоманиями со стойким и монотонным аффектом. В некоторых случаях клинические проявления инициальной (латентной) стадии вялотекущей шизофрении могут ограничиваться особыми формами реагирования на внешние вредности, нередко повторяющимися в виде серий из 2—3 и более психогенных и соматогенных реакций (депрессивных, истеро-депрессивных, депрессивно-ипохондрических, реже — бредовых или сутяжных)[45].

Согласно А. Б. Смулевичу, психические нарушения в латентном периоде малоспецифичны и нередко могут проявляться лишь на поведенческом уровне; для детей и подростков характерны реакции отказа (от сдачи экзаменов, от выхода из дома), избегание (в особенности при явлениях социофобии), широко известные состояния юношеской несостоятельности[46].

Активный период и период стабилизации. Отличительной особенностью развития большинства форм малопрогредиентной шизофрении считают сочетание приступов с вялым непрерывным течением. Симптоматика вялотекущей шизофрении с обсессивно-фобическими расстройствами характеризуется широким кругом тревожно-фобических проявлений и навязчивостей: панические атаки, носящие атипичный характер; ритуалы, приобретающие характер сложных, вычурных привычек, поступков, умственных операций (повторение определённых слов, звуков, навязчивый счёт и др.); страх внешней угрозы, сопровождающийся защитными действиями, «ритуалами» (страх перед проникновением в организм ядовитых веществ, болезнетворных бактерий, острых предметов и др); фобии контрастного содержания, страх сумасшествия, потери контроля над собой, опасения причинить себе или окружающим повреждения; постоянные навязчивые сомнения в завершённости, законченности своих действий, сопровождаемые ритуалами и перепроверками (сомнения в чистоте своего тела, одежды, окружающих предметов)[4]; боязнь высоты, темноты, пребывания в одиночестве, грозы, пожаров, страх покраснеть на людях; и т. п.[45]

Вялотекущая шизофрении с явлениями деперсонализации характеризуется в первую очередь явлениями отчуждения, распространяющимися на сферу аутопсихики (сознание изменённости внутреннего мира, умственного оскудения), и снижением витальности, инициативы и активности. Могут преобладать отстранённое восприятие предметной реальности, отсутствие чувства присвоения и олицетворения, ощущение потери гибкости и остроты интеллекта. В случаях затяжной депрессии на первый план выступают явления болезненной анестезии: потеря эмоционального резонанса, отсутствие тонких оттенков чувств, способности ощущать удовольствие и неудовольствие. С развитием болезни может возникать «чувство неполноты», распространяющееся как на сферу эмоциональной жизни, так и на самосознание в целом; пациенты осознают себя изменёнными, отупевшими, примитивными, отмечают, что лишились прежней душевной тонкости[4].

Клиническая картина вялотекущей ипохондрической шизофрении складывается из сенестопатий и тревожно-фобических расстройств ипохондрического содержания[7]. Выделяют небредовую ипохондрию (для которой характерны фобии и опасения ипохондрического содержания: кардиофобия, канцерофобия, опасения какой-либо редкой или нераспознанной инфекции; навязчивые наблюдения и фиксация на малейших соматических ощущениях; постоянные обращения к врачам; эпизоды тревожно-вегетативных расстройств; истерическая, конверсионная симптоматика; сенестопатии; сверхценное стремление к преодолению болезни) и сенестопатическую шизофрению (характерны диффузные разнообразные, изменчивые, вычурные сенестопатические ощущения)[45].

При вялотекущей шизофрении с истерическими проявлениями симптоматика принимает гротескные, утрированные формы: грубые, шаблонные истерические реакции, гипертрофированная демонстративность, жеманность и кокетливость с чертами манерности и др.; истерические нарушения выступают в сложных коморбидных связях с фобиями, навязчивыми влечениями, яркими овладевающими представлениями и сенестоипохондрическими симптомокомплексами. Характерно развитие затяжных психозов, в клинике которых преобладают генерализованные истерические расстройства: помрачение сознания, галлюцинации воображения с мистическими видениями и голосами, двигательное возбуждение или ступор, судорожные истерические пароксизмы. На более поздних этапах заболевания (период стабилизации) всё более отчетливо выступают грубые психопатические нарушения (лживость, авантюризм, бродяжничество) и негативные расстройства; с годами больные приобретают облик одиноких чудаков, опустившихся, но крикливо одетых, злоупотребляющих косметикой женщин[4].

Для вялотекущей простой шизофрении характерны явления аутохтонной астении с нарушениями самосознания активности; расстройства анергического полюса с крайней бедностью, фрагментарностью и однообразием проявлений; депрессивные нарушения, относящиеся к кругу негативной аффективности (апатические, астенические депрессии с бедностью симптоматики и недраматичностью клинической картины); при фазных расстройствах — усиление психической и физической астении, угнетённое, мрачное настроение, ангедония, явления отчуждения, сенестезии и локальные сенестопатии. Постепенно нарастают медлительность, пассивность, ригидность, умственная утомляемость, жалобы на трудности концентрации внимания и т. п.[4]

По мнению ряда российских авторов (М. Я. Цуцульковская, Л. Г. Пекунова, 1978; «Руководство по психиатрии» А. С. Тиганова, А. В. Снежневского, Д. Д. Орловской, 1999), во многих или даже в большинстве случаев пациенты с вялотекущей шизофренией достигают компенсации, полной социальной и профессиональной адаптации[25]. Согласно профессору Д. Р. Лунцу, заболевание может теоретически присутствовать, даже если это клинически недоказуемо, и даже в тех случаях, когда отсутствуют личностные изменения[47]. Р. А. Наджаров и соавторы (глава «Руководства по психиатрии» под редакцией Г. В. Морозова, 1988) считали, что данный тип шизофрении «в силу малой выраженности изменений личности и преобладания нехарактерных для „большой шизофрении“ синдромов представляет значительные сложности для отграничения от психопатии и неврозов»[48].

Вялотекущая шизофрения и международные классификации

В 1999 году Россия перешла на классификацию болезней МКБ-10[49], применяемую в странах — членах ВОЗ с 1994 года[50]. Понятие «вялотекущая шизофрения» в классификации МКБ-10 отсутствует[8], но оно упоминается в российской, адаптированной её версии, подготовленной Министерством здравоохранения РФ. В этом варианте «формы, которые в отечественной версии МКБ-9 квалифицировались как малопрогредиентная или вялотекущая шизофрения», отнесены к рубрике «шизотипическое расстройство» (с указанием, что диагностика их требует дополнительных признаков[3]). Однако в предыдущей, также адаптированной версии классификации МКБ-9, применявшейся в СССР с 1982 года, вялотекущая шизофрения была включена в рубрику другой нозологической единицы — латентной шизофрении[26].

Многие российские авторы используют термины «шизотипическое расстройство» и «вялотекущая шизофрения» («малопрогредиентная шизофрения») как синонимы[9][10][11][12][13][14]. С другой стороны, высказывается также мнение, что шизотипическое расстройство представляет собой лишь некоторые из клинических вариантов вялотекущей шизофрении, в основном — псевдоневротическую (неврозоподобную) шизофрению и псевдопсихопатическую шизофрению[51]. А. Б. Смулевич пишет о «желательности выделения вялотекущей шизофрении из полиморфной группы расстройств шизофренического спектра, объединяемых понятиями „шизотипическое расстройство“ или „шизотипическое расстройство личности“», рассмотрения её как самостоятельной формы патологического процесса[7]. Некоторые авторы заявляли о необходимости рассмотрения форм с неврозоподобными (обсессивно-компульсивными) расстройствами в рамках шизофрении[7].

«Вялотекущую шизофрению» в российско-советской классификации отождествляют также с диагнозом «шизотипическое расстройство личности»[52][53], иногда — с пограничным расстройством личности[52][53][54] или с циклотимией[53].

Высказывалось и мнение, что те или иные формы вялотекущей шизофрении у подростков соответствуют таким понятиям в рамках классификаций МКБ-10 и DSM-III, как шизоидное, импульсивное, диссоциальное (асоциальное), гистрионическое (истерическое) расстройства личности, резидуальная шизофрения, ипохондрический синдром (ипохондрия), социальная фобия, нервная анорексия и булимия, обсессивно-компульсивное расстройство, деперсонализационно-дереализационный синдром[55].

Практика применения диагноза в СССР

В 1966 году[52] Советский Союз принял участие, в числе девяти государств, в международном пилотном исследовании по вопросам шизофрении, организованном ВОЗ[56]. Исследование продемонстрировало, что диагноз «шизофрения» особенно часто выставлялся в центре А. В. Снежневского в Москве[57]; расширенных диагностических рамок придерживались также американские исследователи[56]. 18 % пациентов с диагнозом «шизофрения» были классифицированы московским исследовательским центром как пациенты с вялотекущей шизофренией — диагнозом, который, однако, не был зарегистрирован ни в одном из остальных восьми центров[30]. Этот диагноз устанавливался в случаях, когда компьютерная обработка с достоверностью определяла наличие у пациентов маниакального расстройства, депрессивного психоза либо же — значительно чаще — депрессивного невроза[57]. Диагноз латентной шизофрении (рубрика, не рекомендованная МКБ-9 для широкого применения) использовали также 4 из 8 других исследовательских центров; он был выставлен в общей сложности лишь менее чем 6 % пациентов, принявших участие в исследовании[30].

Вялотекущая шизофрения систематически диагностировалась идейным противникам существовавшего в СССР политического режима с целью их принудительной изоляции от общества. При постановке диагноза диссидентам использовались, в частности, такие критерии, как оригинальность, страх и подозрительность, религиозность, депрессия, амбивалентность, чувство вины, внутренние конфликты, дезорганизованное поведение, недостаточная адаптация к социальной среде, смена интересов, реформаторство[19].

Точной статистики злоупотреблений психиатрии в политических целях не существует[23], однако, согласно различным данным, жертвами политических злоупотреблений психиатрией в СССР стали тысячи человек[22][58][59]. В частности, по мнению Р. ван Ворена (англ.), генерального секретаря организации «Глобальная инициатива в психиатрии» (англ.), занимающейся проблемой злоупотреблений в психиатрии и реформ системы психиатрической помощи[60], в Советском Союзе около трети политических заключённых были помещены в психиатрические больницы[22]. Диагноз вялотекущей шизофрении получали, кроме инакомыслящих, также, например, уклоняющиеся от армии, бродяги[20].

Лица, получившие данный диагноз, подвергались сильной дискриминации и ограничивались в возможностях участвовать в жизни общества. Они лишались права управлять автомобилем, поступать во многие высшие учебные заведения, становились «невыездными». Перед каждым праздником или государственным мероприятием лиц с этим диагнозом недобровольно госпитализировали на время мероприятия в психиатрическую больницу. Человек с диагнозом «вялотекущая шизофрения» легко мог получить в истории болезни гриф «СО» (социально опасный) — например, при попытке оказать сопротивление во время госпитализации или же в случае, когда он становился участником семейной или уличной драки[20].

Пациенты, которым был выставлен диагноз «вялотекущая шизофрения» представителями московской школы психиатрии, не рассматривались как шизофреники психиатрами в западных странах на основании принятых там диагностических критериев, вскоре официально закреплённых в МКБ-9[61]. Сторонники других направлений в советской психиатрии (в особенности представители киевской и ленинградской школы) длительное время решительно выступали против концепции Снежневского и связанной с этой концепцией гипердиагностики шизофрении[62]. На протяжении 195060-х годов представители ленинградской школы психиатрии отказывались признавать шизофрениками диссидентов, которым был выставлен диагноз вялотекущей шизофрении в Москве[61][62], и лишь к концу 1960-х — началу 1970-х годов концепция Снежневского окончательно возобладала и в Ленинграде[61][62].

В начале 1970-х годов сообщения о необоснованной госпитализации политических и религиозных инакомыслящих в психиатрические стационары достигли Запада. В 1989 году делегация американских психиатров, посетившая СССР, провела переосвидетельствование 27 подозреваемых жертв злоупотреблений, чьи фамилии были сообщены делегации различными правозащитными организациями, Хельсинкской комиссией США и Государственным департаментом[6]; клиническая диагностика осуществлялась в соответствии с американскими (DSM-III-R) и международными (МКБ-10, проект) критериями[63]. Участниками делегации проводились также опросы членов семей пациентов. Делегация пришла к выводу, что в 17 из 27 случаев не было никаких клинических оснований для экскульпации; в 14 случаях не было выявлено никаких признаков психических расстройств[6]. Обзор всех случаев продемонстрировал высокую частоту диагноза «шизофрения»[64]: 24 из 27 случаев[6]. В докладе, представленном делегацией, отмечалось, что некоторые из симптомов, включаемых в советские диагностические критерии мягкой («вялотекущей») шизофрении и умеренной («параноидной») шизофрении, являются неприемлемыми для выставления этого диагноза по американским и международным диагностическим критериям: в частности, к болезненным проявлениям советские психиатры относили «идеи реформаторства», «повышенное чувство собственного достоинства», «повышенную самооценку» и т. п.[64][6]

По-видимому, эта группа опрошенных пациентов представляет собой репрезентативную выборку в отношении многих сотен других политических и религиозных инакомыслящих, признанных невменяемыми в СССР, главным образом на протяжении 1970—80-х годов[6].

Известные примеры постановки диагноза диссидентам

Виктор Некипелов, обвинённый по статье 190-1 УК РСФСР («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный строй»), был отправлен на обследование в институт Сербского со следующим заключением, вынесенным экспертной комиссией г. Владимира: «Излишняя, чрезмерная вспыльчивость, заносчивость… склонность к правдоискательству, реформаторству, а также реакции оппозиции. Диагноз: вялотекущая шизофрения или психопатия». Был признан психически здоровым в институте им. Сербского, срок отбывал в уголовном лагере[65].

Элиягу Рипс, обвинённый по статье 65 УК Латвийской ССР, соответствующей ст. 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда), совершивший попытку самосожжения в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию, был подвергнут принудительному лечению в «психбольнице особого типа»[66] с тем же диагнозом[67].

Ольга Иофе обвинялась по статье 70 УК РСФСР в том, что она принимала активное участие в изготовлении листовок антисоветского содержания, хранении и распространении документов антисоветского содержания, изъятых у неё при обыске. Предварительная экспертиза, проведенная институтом им. Сербского (профессор Морозов, доктор медицинских наук Д. Р. Лунц, врачи Фелинская, Мартыненко), признала О. Иофе невменяемой с диагнозом «вялотекущая шизофрения, простая форма»[68].

В качестве примеров можно привести ещё многих. Этот диагноз пытались поставить В. Буковскому[69], но комиссия, состоявшая преимущественно из противников теории вялотекущей шизофрении, в итоге признала его вменяемым. Также этот диагноз был поставлен Жоресу Медведеву[32], Валерии Новодворской, Вячеславу Игрунову, распространявшему «Архипелаг ГУЛАГ», Леониду Плющу, обвинённому в антисоветской пропаганде, Наталье Горбаневской[69], обвинённой по статье 190.1 УК РСФСР за знаменитую демонстрацию на Красной Площади против ввода советских войск в Чехословакию — по заключению профессора Лунца, «не исключена возможность вялотекущей шизофрении», «должна быть признана невменяемой и помещена на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа»[70].

На примере экспертизы, проведенной 6 апреля 1970 года в отношении Натальи Горбаневской, французский историк психиатрии Ж. Гаррабе делает вывод о низком качестве судебно-медицинских экспертиз, проводившихся в отношении диссидентов: отсутствие в клиническом описании изменений мышления, эмоций и способности к критике, характерных для шизофрении; отсутствие какой бы то ни было установленной экспертизой связи между действием, повлекшим за собой обвинение, и психической болезнью, могущей его объяснить; указание в клиническом описании лишь депрессивной симптоматики, не требующей госпитализации в психиатрическую больницу[17].

Осуждение практики применения диагноза в СССР международным психиатрическим сообществом

В 1977 году на конгрессе в Гонолулу Всемирная психиатрическая ассоциация приняла декларацию, осуждающую использование психиатрии в целях политических репрессий в СССР. Также она пришла к выводу о необходимости создать комитет, названный позднее Комитетом по расследованию (англ. Review Committee) или более точно — Комитетом ВПА по расследованию случаев злоупотребления психиатрией (англ. WPA Committee to Review the Abuse of Psychiatry), который согласно своей компетенции должен расследовать любые заявленные случаи использования психиатрии в политических целях[71]. Этот комитет действует до настоящего времени[71].

Осуждение практики использования в СССР диагноза «вялотекущая шизофрения» привело к тому, что в 1977 году на том же конгрессе Всемирная психиатрическая ассоциация рекомендовала психиатрическим ассоциациям различных стран принять классификации психических заболеваний, совместимые с международной классификацией, для возможности сравнения концепций различных национальных школ[17]. Данной рекомендации последовала лишь Американская психиатрическая ассоциация[17]: в 1980 году ею был принят DSM-III (Справочник по диагностике и статистике психических расстройств), исключавший болезни без очевидных психиатрических признаков и рекомендовавший для того, что раньше называлось «латентной», «пограничной», «вялотекущей» или «простой» шизофренией, выносить диагноз расстройства личности, например шизотипическая личность.

Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров СССР, отказавшись признавать факты злоупотреблений, предпочло уйти из ВПА в 1983 году вместе с психиатрическими ассоциациями других стран советского блока. В 1989 году на IX конгрессе ВПА в Афинах в связи с перестройкой оно вновь было принято во Всемирную психиатрическую ассоциацию, взяв на себя обязательство реабилитировать жертв «политической психиатрии». Жертвам «политической психиатрии», подвергшимся репрессиям в виде принудительного помещения в психиатрические учреждения и реабилитированным в установленном порядке, должна выплачиваться денежная компенсация государством. Тем самым были признаны факты использования психиатрии в политических целях[72].

По данным, опубликованным Международным обществом прав человека в «Белой книге России», в целом по стране результатом диагностики вялотекущей шизофрении стало признание психически больными порядка двух миллионов человек[73]. Их начали постепенно выписывать из психиатрических больниц и снимать с психиатрического учёта в психоневрологических диспансерах лишь в 1989 году с целью добиться приёма Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров СССР во Всемирную психиатрическую ассоциацию, которую оно было вынуждено покинуть на VII конгрессе в 1983 году[6][74]. В 1988—1989 году по требованию западных психиатров как одному из условий принятия советских психиатров во ВПА около двух миллионов человек было снято c психиатрического учёта[75].

Современная российская психиатрия в значительной мере опирается на труды А. В. Снежневского: так, в книге А. Б. Смулевича «Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния» к малопрогредиентной шизофрении отнесен ряд невротических, астенических и психопатических состояний[76]. Ж. Гаррабе в монографии «История шизофрении» отмечает:

Harold Merskey, Bronislava Shafran, которые посвятили «вялотекущей шизофрении» обзор в «Британском журнале психиатрии», обнаруживают не менее 19 публикаций по этому вопросу в «Журнале невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова» между 1980 и 1984 гг., из которых 13 подписаны советскими авторами, причем эти статьи не вносят ничего нового по сравнению с докладом об этом А. В. Снежневского. Эта верность московской школы в отношении спорной концепции в тот самый момент, когда она вызывает такую критику со стороны научного сообщества, удивительна[61].

Гипердиагностика шизофрении имеет место и в постсоветское время. Так, систематизированные исследования показывают, что диагностика всей группы аффективной патологии в современной российской психиатрии составляет ничтожно малые величины и относится к шизофрении в кратности 1:100. Это полностью противоречит данным зарубежных генетико-эпидемиологических исследований, согласно которым соотношение этих заболеваний составляет 2:1. Подобную ситуацию объясняют, в частности, тем, что, несмотря на официальное введение МКБ-10 в 1999 году, российские врачи по-прежнему продолжают использовать адаптированную для России версию этого руководства, сходную с адаптированной для СССР версии МКБ-9[77]. Отмечается также, что пациентам с тяжёлым и длительным течением панического расстройства или обсессивно-компульсивного расстройства нередко безосновательно ставится диагноз вялотекущей шизофрении и назначается нейролептическая терапия[29].

Взгляды и оценки

О расширительных рамках диагноза и предпосылках для его использования в немедицинских целях

Часто высказывается мнение, что именно расширительные диагностические критерии вялотекущей шизофрении, продвигаемые Снежневским и другими представителями московской школы, обусловили использование этого диагноза в репрессивных целях[21][23][78][18][27][79]. Западными, а также современными российскими психиатрами и правозащитниками отмечается, что диагностические критерии заболевания, включавшие в себя стёртые, невыраженные симптомы, позволяли диагностировать его каждому, чьё поведение и мышление выходило за рамки социальных норм[18][26][80].

Канадский психиатр Харольд Мерски (Harold Merskey) и невролог Бронислава Шафран (Bronislava Shafran) в 1986 году, проанализировав ряд публикаций в «Журнале неврологии и психиатрии имени С. С. Корсакова», пришли к выводу, что «понятие вялотекущей шизофрении, очевидно, очень растяжимое, разнообразное и включает в себя гораздо больше, чем наши представления о простой шизофрении или остаточном дефектном состоянии. Многие психические состояния, которые в других странах были бы, скорее всего, диагностированы как депрессивные расстройства, тревожные неврозы, ипохондрия или расстройства личности, по теории Снежневского неизменно подпадают под понятие вялотекущей шизофрении»[28].

Российский психиатр Николай Пуховский называет концепцию мягкой (вяло, медленно и незаметно текущей) шизофрении мифологизированной и указывает на то, что увлечение ею российских психиатров совпало с правовым дефицитом, который позволил государству использовать этот диагноз в целях политических репрессий[21]. Он отмечает абсурдность таких формулировок, как «причина трудности распознавания шизофрении с медленным, вялым началом состоит в отсутствии в инициальном периоде сколько-нибудь выраженных нарушений психической деятельности» и «проводится и внестационарное лечение больных с вяло, медленно и незаметно текущей разновидностью шизофрении, не сопровождающейся заметными изменениями личности»[81], и указывает, что увлечение теорией мягкой шизофрении, как и представление о неполноценности психически заболевшего и о якобы неизбежном исходе душевной болезни в слабоумие, было связано с проявлениями гиперопеки, систематическим игнорированием интересов пациентов и фактическим уклонением от идеи служения, идеи терапии; психиатр при этом, по сути, выступал приверженцем сомнительного эзотерического знания[82].

Известный украинский психиатр, правозащитник, исполнительный секретарь Ассоциации психиатров Украины Семён Глузман отмечает, что в 1960-е годы многообразие советских психиатрических школ и направлений сменилось диктатом школы академика Снежневского, постепенно ставшим абсолютным: альтернативная диагностика преследовалась. Этот фактор — равно как и особенности правового поля в СССР (отсутствие правовых актов законодательного уровня, регламентирующих практику принудительного лечения), а также «железный занавес», отделявший советских психиатров от их западных коллег и препятствовавший регулярным научным контактам, — способствовал массовым злоупотреблениям в психиатрии, частому использованию в судебной и внесудебной психиатрической практике диагноза «вялотекущая шизофрения» и выставлению его политическим инакомыслящим[23].

В «Пособии по психиатрии для инакомыслящих», опубликованном в «Хронике защиты прав в СССР» (Нью-Йорк, 1975, вып. 13), В. Буковский и С. Глузман высказывают мнение, что диагностику вялотекущей шизофрении у психически здоровых людей, социально адаптированных и склонных к творческому и профессиональному росту, могло обуславливать наличие у них таких характерологических особенностей, как замкнутость, склонность к самоанализу, некоммуникабельность, несгибаемость убеждений; при объективно существующей слежке и прослушивании телефонных разговоров у диссидента могли выявить «подозрительность», «бред преследования». В. Буковский и С. Глузман приводят слова опытного эксперта профессора Тимофеева, писавшего, что «инакомыслие может быть обусловлено болезнью мозга, когда патологический процесс развивается очень медленно, мягко, а другие его признаки до поры до времени (иногда до совершения криминального поступка) остаются незаметными», упоминавшего о трудностях диагностики «мягких и стёртых форм шизофрении» и дискуссионности самого их существования[83].

Украинский судебный психиатр, кандидат медицинских наук Ада Коротенко указывает, что школу А. В. Снежневского и его сотрудников, разработавших в 1960-е годы диагностическую систему, в том числе концепцию вялотекущей шизофрении, поддерживали Ф. В. Кондратьев, С. Ф. Семенов, Я. П. Фрумкин и др. Расплывчатые диагностические критерии, по словам А. И. Коротенко, позволяли укладывать в рамки болезни индивидуальные личностные проявления и признавать душевнобольными здоровых людей[78]. Коротенко отмечает, что установлению психической патологии у свободно мыслящих и «инакомыслящих» граждан способствовали отсутствие стандартов диагностики и действие в СССР собственной классификации форм шизофрении: диагностические подходы концепции вялотекущей шизофрении и паранойяльных состояний с бредом реформаторства применялись только в СССР и некоторых восточноевропейских странах[24].

Петербургский врач-психиатр доктор медицинских наук профессор Юрий Нуллер отмечает, что концепция школы Снежневского позволяет, например, рассматривать шизоидную психопатию или шизоидность как ранние, медленно развивающиеся этапы неизбежного прогредиентного процесса, а не как особенности личности индивидуума, которые вовсе не обязательно должны развиваться по пути шизофренического процесса. Отсюда, по словам Ю. Л. Нуллера, проистекает крайнее расширение диагностики вялотекущей шизофрении и тот вред, который оно принесло. Ю. Л. Нуллер добавляет, что в рамках концепции вялотекущей шизофрении любое отклонение от нормы (по оценке врача) можно рассматривать как шизофрению, со всеми вытекающими для обследуемого последствиями, что создаёт широкую возможность для вольных и невольных злоупотреблений психиатрией. Однако ни А. В. Снежневский, ни его последователи, по мнению Нуллера, не нашли в себе гражданского и научного мужества пересмотреть свою концепцию, явно зашедшую в тупик[27][79].

В книге «Социодинамическая психиатрия» доктор медицинских наук профессор Ц. П. Короленко и доктор психологических наук Н. В. Дмитриева отмечают, что клиническое описание вялотекущей шизофрении по Смулевичу чрезвычайно элюзивно и включает в себя практически все возможные изменения в психическом состоянии, а также частично состояния, которые возникают у человека без психической патологии: эйфория, гиперактивность, необоснованный оптимизм и раздражительность, взрывчатость, сенситивность, неадекватность и эмоциональный дефицит, истерические реакции с конверсивными и диссоциативными симптомами, инфантильность, обсессивно-фобические состояния, упрямство[26].

Президент Независимой психиатрической ассоциации Ю. С. Савенко писал, что к беспрецедентным масштабам гипердиагностики шизофрении приводило полное искажение феноменологического подхода в условиях тотальной идеологизации и политизации. Он отмечал, что Снежневским и его последователями любая процессуальность, то есть прогрессирование заболевания, рассматривалась как специфическая закономерность шизофрении, а не общепсихопатологическая, общемедицинская характеристика; отсюда стремление диагностировать шизофрению при любой синдромальной картине и любом типе течения, хотя в действительности дифференциальная диагностика стёртых, амбулаторных форм шизофрении с другими эндогенными расстройствами требует тщательной индивидуализации. В конечном счёте отсюда следовало неизбежное причисление к шизофрении многих неврозоподобных и паранойяльных состояний, нередко даже при отсутствии процессуальности[84]. По мнению Ю. С. Савенко, чёткая очерченность диагностических рамок «мягкой шизофрении» Кронфельда оказалась в 1960—80-е годы подменённой «непрерывным континуумом количественных отличий от здоровой нормы». Ю. С. Савенко указывал, что академический подход Снежневского и его последователей характеризуется «рафинированной утончённостью, не годящейся, даже противопоказанной для широкого употребления, оторванного от учета социального аспекта: возможностей реальной практики, социальной компенсации, социальных последствий такой диагностики»[43].

Американский психиатр Уолтер Райх (англ.) (преподаватель психиатрии Йельского университета, глава программы медицинских и биологических наук Вашингтонской школы психиатрии[32]) отметил, что в связи с характером политической жизни в Советском Союзе и социальных стереотипов, сформированных этой жизнью, нонконформистское поведение там действительно казалось странным и что в связи с характером диагностической системы Снежневского эта странность в некоторых случаях стала восприниматься как шизофрения. По мнению Райха, во многих и, возможно, в большинстве случаев, когда выставлялся такой диагноз, не только КГБ и иные ответственные лица, но и сами психиатры действительно полагали, что диссиденты больны. Обсуждая в ходе личной встречи со Снежневским в начале 1980-х планировавшуюся для Научного центра психического здоровья программу по изучению пограничных состояний, Райх пришёл к выводу, что между этими пограничными состояниями и некоторыми «мягкими» формами шизофрении, в особенности вялотекущей шизофренией, нет существенной разницы: возможно, многие или даже большинство людей, чьи поведенческие характеристики соответствуют критериям данного расстройства, выделяемым Снежневским, в действительности им не страдают, поскольку эти поведенческие проявления следует рассматривать в рамках невротического расстройства, аномалий характера либо просто квалифицировать как нормальное поведение[18].

О создании концепции вялотекущей шизофрении

Высказывались разные точки зрения по поводу вопроса, была ли концепция вялотекущей шизофрении создана специально для борьбы с инакомыслием[17][18][22][85].

Уолтер Райх отмечал, что концепции Снежневского формировались под влиянием ряда его учителей и обрели окончательный вид задолго до того, как помещение диссидентов в психиатрические больницы приобрело сколько-нибудь заметные масштабы; таким образом, эти взгляды возникли вне связи с их предполагаемой полезностью для постановки диагнозов инакомыслящим. Тем не менее именно ошибки, содержащиеся в этих теориях, позволили с лёгкостью применять их в отношении диссидентов. Наличие этих концепций, по мнению Райха, явилось лишь одной из причин, благодаря которым диссидентам в СССР выставляли диагнозы психических заболеваний, однако причиной весьма важной[18].

Владимир Буковский, которому в 1962 году Снежневский поставил диагноз «вялотекущая шизофрения», высказывался следующим образом:

Не думаю, чтобы Снежневский создавал свою теорию вялотекущей шизофрении специально на потребу КГБ, но она необычайно подходила для нужд хрущевского коммунизма. Согласно теории, это общественно опасное заболевание могло развиваться чрезвычайно медленно, никак не проявляясь и не ослабляя интеллекта больного, и определить его мог только сам Снежневский или его ученики. Естественно, КГБ старался, чтобы ученики Снежневского чаще попадали в число экспертов по политическим делам[86].

Французский учёный Ж. Гаррабе разделяет мнение Буковского по этому поводу и приходит к заключению, что репрессивный аппарат проник в теоретически слабое место, а не московская школа психиатрии умышленно совершила научный подлог, чтобы сделать возможным использование психиатрии для репрессий против инакомыслящих. По утверждению Гаррабе, ответственность за злоупотребления психиатрией не следует возлагать на одного лишь Снежневского; возможно, некоторые из его учеников разделяли взгляды Снежневского по поводу вялотекущей шизофрении вполне искренне, другие же эксперты, не одобряя этих взглядов, могли остерегаться критиковать их публично. Тем не менее Гаррабе подчёркивает, что осуждение имевших место в СССР злоупотреблений психиатрией должно опираться не только на этические соображения, но и на научную критику понятия «вялотекущая шизофрения»[17].

В статье, опубликованной в «Независимом психиатрическом журнале» к 100-летнему юбилею А. В. Снежневского, упоминается о расширительной диагностике шизофрении (втрое от международной), использованной для немедицинских целей. Но в той же статье приводится мнение многие годы работавшего под руководством А. В. Снежневского Ю. И. Полищука, который писал, что основа для злоупотребления психиатрией была создана тоталитарным режимом, а не концепцией вялотекущей шизофрении, послужившей лишь удобным поводом для них. По мнению редакции, расширительная диагностика шизофрении в различные эпохи могла приобретать разное значение: в 19171935 годах такие концепции, как «мягкая шизофрения» Л. М. Розенштейна и «шизофрения без шизофрении» П. Б. Ганнушкина, спасали от расстрела, в 1960—70-е годы излишне широкие диагностические рамки, напротив, служили дискредитации и подавлению правозащитного движения[85].

Американский психиатр Елена Лаврецки полагает, что слабость демократической традиции в России, тоталитарный режим, репрессии и «истребление» лучших психиатров в период с 1930 по 1950 год подготовили почву для злоупотребления психиатрией и советской концепцией шизофрении[52].

С другой стороны, как утверждает Р. ван Ворен, большинство экспертов придерживаются мнения, что разрабатывавшие концепцию вялотекущей шизофрении психиатры занимались этим по указаниям партии и Комитета государственной безопасности, очень хорошо понимая, чем они занимаются, но при этом считая, что данная концепция логично объясняет готовность человека пожертвовать благополучием ради идеи или убеждения, столь отличавшихся от того, во что верили или заставляли себя верить большинство людей[22].

Сходное мнение высказывал известный правозащитник Леонард Терновский[87]: по его предположению, диагноз «вялотекущая шизофрения» был изобретён сотрудниками института имени Сербского академиком А. В. Снежневским, Г. В. Морозовым и Д. Р. Лунцем специально для нужд карательной психиатрии.

Западные исследователи политических злоупотреблений психиатрией в СССР политолог П. Реддауэй и психиатр С. Блох считают Снежневского одной из ключевых фигур, возглавлявших использование психиатрии в целях подавления свободомыслия в Советском Союзе[88], отмечая, что Снежневский ввёл новое толкование болезни, которое создало возможность рассматривать идеологическое инакомыслие как симптом тяжёлого психического расстройства[62].

Вялотекущая шизофрения в искусстве

См. также

Напишите отзыв о статье "Вялотекущая шизофрения"

Примечания

  1. 1 2 3 [lib.co.ua/psyhol/bleyher1/Bleyher1.txt В. М. Блейхер, И. В. Крук, ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРЬ ПСИХИАТРИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ, 1995 г.]
  2. Лагун И. Я. [www.medlinks.ru/sections.php?op=viewarticle&artid=1752 Глава 14. Неврозоподобные расстройства и малопрогредиентная шизофрения] // [www.medlinks.ru/sections.php?op=listarticles&secid=91 Причинность шизофрении: конспект-анализ проблемы]. — Липецк: ОАО «ПК «Ориус», 2008. — ISBN 9785915200035.
  3. 1 2 [www.talagi.ru/library/mkb10_f2.htm#f21 /F21/ Шизотипическое расстройство] / [www.talagi.ru/library/mkb10_new.htm Психические расстройства и расстройства поведения (F00—F99). Класс V МКБ-10, адаптированный для использования в Российской Федерации]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.psychiatry.ru/lib/54/book/29/chapter/9 А. Б. Смулевич, «Особые формы шизофрении. Вялотекущая шизофрения». В сборнике «Эндогенные психические заболевания» /(под. ред. Тиганова А. С.).]
  5. 1 2 Наджаров Р. Я., Смулевич А. Б. Клинические проявления шизофрении. Формы течения // Руководство по психиатрии / Под ред. А. В. Снежневского. — М.: Медицина, 1983. — Т. 1. — 480 с.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 Richard J., Bonnie L.L.B. (2002). «[www.jaapl.org/cgi/reprint/30/1/136.pdf Political Abuse of Psychiatry in the Soviet Union and in China: Complexities and Controversies]». The Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law 30 (1): 136—144. PMID 11931362.
  7. 1 2 3 4 Смулевич А. Б. (2009). «[www.mediasphera.ru/uppic/Zhurnal%20nevrologii%20i%20psikhiatrii%20imeni%20S.S.%20Korsakova/2009/11/1/NEV_2009_11_004.pdf К психопатологической характеристике вялотекущей шизофрении]». Журнал неврологии и психиатрии им. С.С.Корсакова 109 (11): 4—15.
  8. 1 2 [www.mentalhealth.com/icd/p22-pe03.html The ICD-10 Classification of Mental and Behavioural Disorders. F21 Schizotypal Disorder]
  9. 1 2 [www.mental-health.ru/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=0&limit=9&limitstart=63 А. А. Корнилов, Э. С. Вишневская (Кемерово) — Малопрогредиентная шизофрения (шизотипическое расстройство)] // «Сибирский вестник психиатрии и наркологии», № 1 (44), 2007 г., НИИ Психического здоровья РАМН
  10. 1 2 [sites.google.com/site/spbgmupsy2/obucenie/kurs-psihiatrii/5-kurs-lecebnyj-fakultet/elektronnyj-ucebnik-po-psihiatrii/tema-no9-sizofrenia/sizofrenia-v-v-dunaevskij-#_Toc218494435_2660484160788066_7887397408750284 Шизофрения, шизоаффективное и шизотипическое расстройства, хронические бредовые психозы (В. В. Дунаевский)] // Электронный учебник «Психиатрия и наркологи», кафедра психиатрии и наркологии СПбГМУ
  11. 1 2 [www.medlinks.ru/sections.php?op=viewarticle&artid=1752 Лагун И. Я., «Причинность шизофрении, конспект-анализ проблемы»] // Липец, ОАО "ПК «Ориус» 2008 г. ISBN 978-5-91520-003-5
    «..по целому ряду признаков малопрогредиентная шизофрения вовсе неотличима от конституциональной (личностной) психопатологии, что в итоге и было закреплено в МКБ — 10 (F21 или „шизотипическое расстройство“»
  12. 1 2 [elibrary.ru/item.asp?id=11902399 А. Г. Гофман, И. В. Шлёмина, Е. С. Лошаков, К. Д. Малков, «Малопрогредиентная шизофрения (шизотипическое расстройство), сочетающаяся с алкоголизмом»] // «Независимый психиатрический журнал», ООО «Фолиум», 2009 г., ISSN 1028-8554
  13. 1 2 [www.solarys-info.ru/info.aspx?id=79 Переходная таблица: от МКБ-9 к МКБ-10] // сайт проекта «SOLARYS»
  14. 1 2 [www.mniip.org/science/avtoreferats/schlemina.doc Шлемина И. В., «Клиника шизотипического расстройства (малопрогредиентной шизофрении), сочетающегося с алкоголизмом Автореферат диссертации» (автореферат диссертации)] // ФГУ «Московский НИИ психиатрии Росздрава»
  15. В. Е. Голимбет И. К. Гриценко М. В. Алфимова Т. В. Лежейко Л. И. Абрамова А. Н. Бархатова С. В. Каспаров Р. П. Эбштейн [www.mediasphera.ru/journals/korsakov/detail/103/1103/ Полиморфизм гена рецептора дофамина DRD4 и его связь с расстройствами шизофренического спектра и психологическими особенностями больных.] // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова, № 9, 2005 г., М., изд-во «МедиаСфера».
  16. [www.mma.ru/article/id36174 Шизотипическое расстройство в DSM-IV и в МКБ-10]
  17. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Garrabé J. Histoire de la schizophrénie. — Paris: Seghers, 1992. — 329 p. — ISBN 2232103897. На русском: Гаррабе Ж. [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7 История шизофрении / Пер с фр. М. М. Кабанова, Ю. В. Попова]. — М., СПб., 2000.
  18. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Reich W. (January 30 1983). «[www.nytimes.com/1983/01/30/magazine/the-world-of-soviet-psychiatry.html?&pagewanted=print The World of Soviet Psychiatry]». The New York Times (USA). Перевод: [inosmi.ru/inrussia/20080515/241381.html Мир советской психиатрии]. [www.webcitation.org/65NUhc2Bz Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  19. 1 2 3 [books.google.com/?id=E1A1AAAAIAAJ Abuse of psychiatry in the Soviet Union: hearing before the Subcommittee on Human Rights and International Organizations of the Committee on Foreign Affairs and the Commission on Security and Cooperation in Europe, House of Representatives, Ninety-eighth Congress, first session, September 20, 1983]. — Washington: U.S. Government Printing Office, 1984.
  20. 1 2 3 Василенко Н. Ю. [window.edu.ru/resource/932/40932/files/dvgu053.pdf «Основы социальной медицины», учебное пособие], Владивосток: Дальневосточный университет, 2004. С. 33—34.
  21. 1 2 3 Пуховский, 2001, с. 259.
  22. 1 2 3 4 5 van Voren R. (January 2010). «[www.gip-global.org/images/46/516.pdf Political Abuse of Psychiatry—An Historical Overview]». Schizophrenia Bulletin 36 (1): 33—35. DOI:10.1093/schbul/sbp119. PMID 19892821.
  23. 1 2 3 4 Глузман С. Ф. [novosti.mif-ua.com/archive/issue-9615/article-9643/ Украинское лицо судебной психиатрии] // Новости медицины и фармации. — Издательский дом «ЗАСЛАВСКИЙ», 2009. — № 15 (289).
  24. 1 2 3 Коротенко, Аликина, 2002, с. 18.
  25. 1 2 Jargin SV [www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/17542863.2010.519485 Some aspects of psychiatry in Russia] // International Journal of Culture and Mental Health. — 2011. — Т. 4, № 2. — С. 116—120. — DOI:10.1080/17542863.2010.519485.
  26. 1 2 3 4 5 Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. [azps.ru/hrest/80/5050550.html Психиатрия советского периода.] — В кн.: Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Социодинамическая психиатрия. — Новосибирск: Издательство НГПУ, 1999 г.; Академический проект, 2000 г., ISBN 5-8291-0015-0; Деловая книга, 2000 г. ISBN 5-88687-070-9
  27. 1 2 3 Нуллер Ю. Л. [web.archive.org/web/20110825065413/psychiatry.spsma.spb.ru/lib/nuller/paradigma.htm#1 О парадигме в психиатрии] // [psychiatry.spsma.spb.ru/lib/nuller/paradigma.htm Парадигмы в психиатрии]. — Київ: Видання Асоцiації психiатрiв України, 1993.
  28. 1 2 Ван Ворен Р. [www.gip-global.org/images/46/665.pdf Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах]. — Европейский парламент. Департамент политики. Генеральное управление по внешней политике, 2013. — 28 с. — ISBN 978-92-823-4595-5. — DOI:10.2861/28281 См. также: Ван Ворен Р. [www.mif-ua.com/archive/article/37543 Психиатрия как средство репрессий в постсоветских странах] // Вестник Ассоциации психиатров Украины. — 2013. — № 5.
  29. 1 2 Городничев А.В. Современные тенденции в терапии тревожных расстройств: от научных данных к клиническим рекомендациям // Биологические методы терапии психических расстройств (доказательная медицина — клинической практике) / Под ред. С.Н. Мосолова. — Москва : Издательство «Социально-политическая мысль», 2012. — С. 643—668. — 1080 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-91579-075-8.</span>
  30. 1 2 3 Wilkinson G (September 1986). «[www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1341504/pdf/bmjcred00251-0003.pdf Political dissent and "sluggish" schizophrenia in the Soviet Union]». Br Med J (Clin Res Ed) 293 (6548): 641–2. PMID 3092963.
  31. Merskey H, Shafran B (March 1986). «Political hazards in the diagnosis of 'sluggish schizophrenia'». Br J Psychiatry 148: 247–56. PMID 3719218.
  32. 1 2 3 4 Gershman, Carl (1984). «[www.springerlink.com/content/d242g51470r84388/ Psychiatric abuse in the Soviet Union]». Society 21 (5): 54–59. DOI:10.1007/BF02695434. PMID 11615169.
  33. [en.ria.ru/politics/20131008/184006505.html Russian Protester Committed to Psychiatric Hospital Over Riot]. RIA Novosti (8 October 2013). Проверено 13 января 2014.
  34. 1 2 3 4 [www.psychiatry.org.ua/articles/paper227.htm П. Т. Петрюк, А. П. Петрюк, Рецензия / Психічне здоров’я — 2006. — Вип. 4. — С. 89-94. — Рец. на кн.: Карательная психиатрия: Сборник / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — М.: АСТ; Минск: Харвест, 2005. — 608 с. — (Серия «Библиотека практической психологии»)]
  35. [www.mediasphera.ru/journals/korsakov/detail/108/1188/ Андрей Владимирович Снежневский К 100-летию со дня рождения. Статья в журнале неврологии и психиатрии им. С. С. Корсакова, № 5, 2004 г.]
  36. 1 2 3 4 5 6 7 Смулевич А.Б. Вялотекущая шизофрения // [ncpz.ru/book_show.php?booknumber=29&article_id=9 Руководство по психиатрии] / Под ред. А. С. Тиганова. — М.: Медицина, 1999. — Т. 1. — С. 437. — 712 с. — ISBN 5225026761.
  37. Бронин С. Я. [www.psychiatry.ru/lib/55/book/4/chapter/8 Б. Вялотекущая шизофрения. А) "Типичные" больные] // [www.psychiatry.ru/lib/55/book/4 Малая психиатрия большого города]. — М.: Закат, 2000. — 272 с. — 3000 экз. — ISBN 5-85379-X (ошибоч.).
  38. 1 2 3 Smulevich AB (1989). «[schizophreniabulletin.oxfordjournals.org/cgi/pmidlookup?view=long&pmid=2696084 Sluggish schizophrenia in the modern classification of mental illness]». Schizophr Bull 15 (4): 533–9. PMID 2696084.
  39. Александровский Ю.А. [old.consilium-medicum.com/media/psycho/06_02/4.shtml Некоторые узловые вопросы современной пограничной психиатрии] // Психиатрия и психофармакотерапия. — 2006. — Т. 11, № 2.
  40. 1 2 Фрит К., Джонстон Э. Шизофрения: краткое введение / Пер. с англ. Ю. В. Крижевской. — Москва. — Астрель: АСТ, 2005. — 204, [4] с.: ил. с. — 4000 экз. — ISBN 5-17-032718-8, 5-271-12393-6.
  41. Garrabé J. Histoire de la schizophrénie. — Paris: Seghers, 1992. — 329 p. — ISBN 2232103897. На русском: Гаррабе Ж. Глава X. [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7/chapter/74 Первая встреча Восток — Запад] // [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7 История шизофрении / Пер с фр. М. М. Кабанова, Ю. В. Попова]. — М., СПб., 2000.
  42. Лагун И. Я. [www.medlinks.ru/sections.php?op=printpage&artid=1740 Глава 2. Наиболее заметные публикации последних лет] // [www.medlinks.ru/sections.php?op=listarticles&secid=91 Причинность шизофрении: конспект-анализ проблемы]. — Липецк: ОАО «ПК «Ориус», 2008. — ISBN 9785915200035.
  43. 1 2 3 Савенко Ю. С. [npar.ru/journal/2007/1/kronfeld.htm 120-летие Артура Кронфельда (9.01.1886 – 16.10.1941): Трагедия жизни и творчества Артура Кронфельда – классика и все еще современника] // Независимый психиатрический журнал. — 2007. — № 1.
  44. 1 2 Кронфельд А. [npar.ru/wp-content/uploads/2016/02/%E2%84%963-4_1993.pdf О «schizophrenia mitis»] // Независимый психиатрический журнал. — 1993. — № 3—4. — С. 31.</span>
  45. 1 2 3 4 Малопрогредиентная (вялотекущая) шизофрения / Руководство по психиатрии. Под ред. А. В. Снежневского. — М.: Медицина, 1983. — Т. 1. — С. 333—355.
  46. Смулевич А. Б. [old.consilium-medicum.com/media/psycho/00_05/134.shtml Лечение вялотекущей шизофрении] // Психиатрия и психофармакотерапия. — 2000. — Т. 2, № 5.
  47. Slater E Russia's Political Hospitals. The Abuse of Psychiatry in the Soviet Union // Journal of medical ethics. — 1978. — № 4. — С. 100—103.
  48. Руководство по психиатрии / Под ред. акад. Г. В. Морозова. — Москва: Медицина, 1988. — Т. 1. — 641 с.
  49. [www.talagi.ru/library/mkb10_new.htm Психические расстройства и расстройства поведения (F00—F99). Класс V МКБ-10, адаптированный для использования в Российской Федерации]
  50. [www.who.int/classifications/icd/en/ ICD Homepage] World Health Organization (WHO)
  51. [www.consilium-medicum.com/pics/File/07behterev3_16.pdf В. И. Бородин, А. А. Алдушин, "Эффективность и переносимость сперидана (рисперидона) при терапии больных с шизотипическим расстройством] // ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. Сербского
  52. 1 2 3 4 Lavretsky H. (1998). «[schizophreniabulletin.oxfordjournals.org/cgi/reprint/24/4/537.pdf The Russian Concept of Schizophrenia: A Review of the Literature]». Schizophrenia Bulletin 24 (No.4): 537—557. PMID 9853788.
  53. 1 2 3 Вид В. Д. [www.labirint.ru/books/164599/ Психотерапия шизофрении]. — 3-е, перераб. и доп. — Питер, 2000. — 512 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-91180-747-4.
  54. Старшенбаум Г. В. Динамическая психиатрия и клиническая психотерапия. — Москва : Изд-во Высшей школы психологии, 2003. — 367 с.</span>
  55. Личко А. Е. [www.psychiatry.ru/lib/55/book/11/chapter/73 Глава 9. Формы шизофрении в подростковом возрасте] // Шизофрения у подростков. — Л.: Медицина, 1989. — 216 с. — ISBN 5-225-01619-7.
  56. 1 2 Holland J, Shakhmatova-Pavlova IV (1977). «[schizophreniabulletin.oxfordjournals.org/cgi/pmidlookup?view=long&pmid=887907 Concept and classification of schizophrenia in the Soviet Union]». Schizophr Bull 3 (2): 277–87. PMID 887907.
  57. 1 2 Коротенко, Аликина, 2002, с. 19.
  58. Коротенко, Аликина, 2002, с. 29—30.
  59. Собчак А. А. Предисловие // Карательная психиатрия / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — М., Мн.: АСТ, Харвест, 2005. — С. 6—7. — 608 с. — ISBN 5170301723.
  60. Добрянская М. (январь 2010). «[neuro.health-ua.com/article/259.html Роберт ван Ворен: «Финансовые потоки нужно направлять на создание европейской модели психиатрии…»]». Нейponews: Психоневрология и нейропсихиатрия (№ 1 (20)).
  61. 1 2 3 4 Garrabé J. Histoire de la schizophrénie. — Paris: Seghers, 1992. — 329 p. — ISBN 2232103897. На русском: Гаррабе Ж. Глава XI. [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7/chapter/84 Вялотекущая шизофрения] // [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7 История шизофрении / Пер с фр. М. М. Кабанова, Ю. В. Попова]. — М., СПб., 2000.
  62. 1 2 3 4 Блох, Реддауэй, 1981, с. 220.
  63. Коротенко, Аликина, 2002, с. 9.
  64. 1 2 Коротенко, Аликина, 2002, с. 10.
  65. Савенко Ю. С. [www.npar.ru/journal/2005/4/fools.htm «Институт дураков» Виктора Некипелова] // Независимый психиатрический журнал. — 2005. — № 4.
  66. [www.memo.ru/history/diss/chr/chr8.htm Хроника текущих событий. Вып. 8 (30 июня 1969).]
  67. Кравчик Е. (19 октября 2006). [www.evreimir.com/article.php?id=12431&res=1 Порядок, сокрытый в хаосе] // Еврейский мир.
  68. [www.memo.ru/history/diss/chr/chr15.htm Хроника текущих событий. Вып. 15 (31 августа 1970).]
  69. 1 2 Ярошевский А. [rutube.ru/tracks/745138.html?v=ae1ddf89fb4eaa2123d4bc8d7a3470fe Фильм «Тюремная психиатрия»]. rutube (2005). Проверено 14 мая 2010. [www.webcitation.org/65RkHBFaZ Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  70. Горбаневская Н. Е. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages368b.html?Key=4714&page=118 Психэкспертиза] // [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_book288d.html?id=87064&aid=395 Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади]. — Frankfurt/M: Посев, 1970. — С. 121. — 497 с.
  71. 1 2 Kastrup M. (June 2002). «[www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC1489863/ The work of the WPA Committee to Review the Abuse of Psychiatry]». World Psychiatry 1 (2): 126—127. PMID 16946875.
  72. [www.psychoreanimatology.org/download/docs/psihiatriya_v_zakonodatelstve.pdf Законодательство Российской Федерации в области психиатрии. Комментарий к Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», ГК РФ и УК РФ (в части, касающейся лиц с психическими расстройствами)] / Под общ. ред. Т. Б. Дмитриевой. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Спарк, 2002. — 383 с. — ISBN 5889141872.
  73. [www.law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1226768 Белая книга России] / Международное общество прав человека. — Франкфурт-на-Майне: Издательство Международного общества прав человека, 1994. — 267 с. — ISBN 3892480575.
  74. Прокопенко А.С. Безумная психиатрия // [h-v-p.boom.ru/book.htm Карательная психиатрия] / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Москва—Минск: АСТ, Харвест, 2005. — С. 35, 182, 191. — 608 с. — ISBN 5170301723.
  75. Василенко Н. Ю. [window.edu.ru/window_catalog/files/r40932/dvgu053.pdf Основы социальной медицины]. — Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2004. — С. 34. — 129 с.
  76. Смулевич А. Б. [www.psychiatry.ru/lib/54/book/21 Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния]. — 2-е издание. — Москва: МЕДпресс-информ, 2009. — P. 256. — ISBN 5-98322-489-1.
  77. Костюкова Е.Г., Мосолов С.Н. Современная диагностика и терапия биполярного аффективного расстройства: от доказательных научных исследований к клинической практике // Биологические методы терапии психических расстройств (доказательная медицина — клинической практике) / Под ред. С.Н. Мосолова. — Москва : Издательство «Социально-политическая мысль», 2012. — С. 491—528. — 1080 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-91579-075-8.</span>
  78. 1 2 Коротенко, Аликина, 2002, с. 46.
  79. 1 2 Нуллер Ю. Л. О парадигме в психиатрии // Обозрение психиатрии и медицинской психологии имени В.М. Бехтерева : научный журнал. — Л.: Институт им. В.М. Бехтерева, 1991. — № 4. — С. 5—13.
  80. [www.zaprava.ru/images/ps.pdf Карательная психиатрия в России: Доклад о нарушениях прав человека в Российской Федерации при оказании психиатрической помощи]. — М.: Изд-во Международной хельсинкской федерации по правам человека, 2004. — 496 с.
  81. Обе цитаты — из кн. В. М. Банщикова и Т. А. Невзоровой «Психиатрия», издательство «Медицина», Москва, 1969.
  82. Пуховский, 2003, с. 200—201.
  83. Буковский В., Глузман С. (Январь—февраль 1975). «[antisoviet.narod.ru/h_z_p_13_1975.pdf Пособие по психиатрии для инакомыслящих]». Хроника защиты прав в СССР (13).
  84. Савенко Ю.С. [www.rusmedserv.com/psychsex/paradig.shtml Новая парадигма в психиатрии]. Русский медицинский сервер: Клиническая психиатрия и сексология. [www.webcitation.org/65RkIngIk Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  85. 1 2 (2004) «[www.npar.ru/journal/2004/1/snezhnevski.htm Андрей Владимирович Снежневский — 100-летний юбилей]». Независимый психиатрический журнал (№ 1).
  86. Буковский В. К. [www.vehi.net/samizdat/bukovsky.html И возвращается ветер…] — М.: Новое издательство, 2007. — 348 p. — ISBN 978-5-98379-090-2.
  87. s:Отпущенное слово (Терновский)/Тайна ИГ/5|Терновский Л. Отпущенное слово. Тайна ИГ.
  88. Блох, Реддауэй, 1981, с. 219.
  89. </ol>

Литература

  • Снежневский А. В. Шизофрения и проблемы общей патологии. Вестник АМН СССР, Медицина, 1969.
  • Шизофрения. Мультидисциплинарное исследование / Под ред. А. В. Снежневского, М., 1972.
  • [www.psychiatry.ru/lib_show.php?id=29 Эндогенные психические заболевания. Под редакцией Тиганова А. С.]
  • [psyche.net.ua/index.php?name=News&op=printpage&sid=41 Пантелеева Г. П., Цуцульковская М. Я., Беляев Б. С. Гебоидная шизофрения. М., 1986.]
  • Башина В. М. Ранняя детская шизофрения , М., 1989.
  • Личко А. Е. Шизофрения у подростков, Л.,1989.
  • Смулевич А. Б. Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния, М., 1987.

Критика

  • Гаррабе Ж. [www.psychiatry.ru/lib/53/book/7 История шизофрении / Пер с фр. М. М. Кабанова, Ю. В. Попова]. — М., СПб., 2000.
  • Пуховский Н. Н. Очерки общей психопатологии шизофрении. — М.: Академический проект, 2001. — 366 с. — ISBN 5829101548.
  • Пуховский Н. Н. Терапия ментальных расстройств, или Другая психиатрия: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. — Москва: Академический проект, 2003. — 240 с. — (Gaudeamus). — ISBN 5-8291-0224-2.
  • Коротенко А. И., Аликина Н. В. Советская психиатрия: Заблуждения и умысел. — Киев: Сфера, 2002. — 329 с. — ISBN 9667841367.
  • Блох С., Реддауэй П. Диагноз: инакомыслие. Как советские психиатры лечат от политического инакомыслия. — Лондон: Overseas Publications Interchange, 1981. — 418 p. — ISBN 0903868334.
  • Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. [azps.ru/hrest/80/5050550.html Психиатрия советского периода.] — В кн.: Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В. Социодинамическая психиатрия. Новосибирск: Издательство НГПУ, 1999; Академический проект, 2000; Деловая книга, 2000.
  • Reich W. (January 30 1983). «[www.nytimes.com/1983/01/30/magazine/the-world-of-soviet-psychiatry.html?&pagewanted=print The World of Soviet Psychiatry]». The New York Times (USA). Перевод: [inosmi.ru/inrussia/20080515/241381.html Мир советской психиатрии]. [www.webcitation.org/65NUhc2Bz Архивировано из первоисточника 11 февраля 2012].
  • Jargin SV [www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/17542863.2010.519485 Some aspects of psychiatry in Russia] // International Journal of Culture and Mental Health. — 2011. — Т. 4, № 2. — С. 116—120. — DOI:10.1080/17542863.2010.519485.
  • Буковский В., Глузман С. (Январь—февраль 1975). «Пособие по психиатрии для инакомыслящих». Хроника защиты прав в СССР (13).
  • Серов А. Т. Моя судьба и моя борьба против психиатров, М., Экслибрис-Пресс, 2003.
  • Ждан Ю. Я и шизофрения, или Забудьте про диагноз. — СПб.: Скифия, 2014. — 160 с. — ISBN 978-5-00025-029-7.

Ссылки

  • [www.nedug.ru/lib/lit/psych/01oct/psych71/psych.htm Ю. В. Попов, В. Д. Вид. Шизофрения. Практический комментарий к V главе МКБ-10. Психоневрологический институт им. Бехтерева, Санкт-Петербург.]
  • [add.net.ru/dictionary/shizofreniya.html Шизофрения в глоссарии ADD.NET.RU]
  • [meddd.ru/bioetika/problemyi-primeneniya-prinuzhdeniya-v-psihiatrii/problema-zloupotrebleniy-v-psihi.html Проблемы злоупотреблений в психиатрии]

Отрывок, характеризующий Вялотекущая шизофрения

– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»


Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.
– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.
– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.
– «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.
И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, – глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей. Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию…
Усадьба Лысых Гор была вновь отстроена, но уже не на ту ногу, на которой она была при покойном князе.
Постройки, начатые во времена нужды, были более чем просты. Огромный дом, на старом каменном фундаменте, был деревянный, оштукатуренный только снутри. Большой поместительный дом с некрашеным дощатым полом был меблирован самыми простыми жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров. Дом был поместителен, с комнатами для дворни и отделениями для приезжих. Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.


Выл канун зимнего Николина дня, 5 е декабря 1820 года. В этот год Наташа с детьми и мужем с начала осени гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
5 го декабря, кроме семейства Безуховых, у Ростовых гостил еще старый друг Николая, отставной генерал Василий Федорович Денисов.
6 го числа, в день торжества, в который съедутся гости, Николай знал, что ему придется снять бешмет, надеть сюртук и с узкими носками узкие сапоги и ехать в новую построенную им церковь, а потом принимать поздравления и предлагать закуски и говорить о дворянских выборах и урожае; но канун дня он еще считал себя вправе провести обычно. До обеда Николай поверил счеты бурмистра из рязанской деревни, по именью племянника жены, написал два письма по делам и прошелся на гумно, скотный и конный дворы. Приняв меры против ожидаемого на завтра общего пьянства по случаю престольного праздника, он пришел к обеду и, не успев с глазу на глаз переговорить с женою, сел за длинный стол в двадцать приборов, за который собрались все домашние. За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое.
Графиня Марья сидела на противоположном конце стола. Как только муж сел на свое место, по тому жесту, с которым он, сняв салфетку, быстро передвинул стоявшие перед ним стакан и рюмку, графиня Марья решила, что он не в духе, как это иногда с ним бывает, в особенности перед супом и когда он прямо с хозяйства придет к обеду. Графиня Марья знала очень хорошо это его настроение, и, когда она сама была в хорошем расположении, она спокойно ожидала, пока он поест супу, и тогда уже начинала говорить с ним и заставляла его признаваться, что он без причины был не в духе; но нынче она совершенно забыла это свое наблюдение; ей стало больно, что он без причины на нее сердится, и она почувствовала себя несчастной. Она спросила его, где он был. Он отвечал. Она еще спросила, все ли в порядке по хозяйству. Он неприятно поморщился от ее ненатурального тона и поспешно ответил.
«Так я не ошибалась, – подумала графиня Марья, – и за что он на меня сердится?» В тоне, которым он отвечал ей, графиня Марья слышала недоброжелательство к себе и желание прекратить разговор. Она чувствовала, что ее слова были неестественны; но она не могла удержаться, чтобы не сделать еще несколько вопросов.
Разговор за обедом благодаря Денисову скоро сделался общим и оживленным, и графиня Марья не говорила с мужем. Когда вышли из за стола и пришли благодарить старую графиню, графиня Марья поцеловала, подставляя свою руку, мужа и спросила, за что он на нее сердится.
– У тебя всегда странные мысли; и не думал сердиться, – сказал он.
Но слово всегда отвечало графине Марье: да, сержусь и не хочу сказать.
Николай жил с своей женой так хорошо, что даже Соня и старая графиня, желавшие из ревности несогласия между ними, не могли найти предлога для упрека; но и между ними бывали минуты враждебности. Иногда, именно после самых счастливых периодов, на них находило вдруг чувство отчужденности и враждебности; это чувство являлось чаще всего во времена беременности графини Марьи. Теперь она находилась в этом периоде.