Вятская губерния

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вятская губерния
Губерния Российской империи 
Герб
Страна

Российская империя Российская империя

Адм. центр

Вятка

Население

3 030 831 чел, (1 897 год)[1] чел. 

Плотность

чел/км²

Площадь

15 526 160 десятин =
169 061 кв, верста =
169 629 кв, километров[2] км² 

Дата образования

1796 год


Преемственность
← Вятское наместничество Нижегородская область →

Вя́тская губе́рния — губерния в Российской империи, Российской республике и Советском Союзе с центром в городе Вятке (современном Кирове). Образована в 1796 году из Вятского наместничества Казанской губернии. 14 декабря 1929 года вошла в состав формирующейся Нижегородской области. На территории бывшей Вятской губернии расположены бо́льшие части современных Кировской области и Удмуртии.

По итогам переписи 1897 года Вятская губерния с населением свыше 3 миллионов человек была второй по населению губернией Российской империи, уступая только Киевской губернии[1].





География

Граничила на севере — с Вологодской, на востоке — с Пермской, на юге — с Казанской и Нижегородской, на западе — с Костромской губерниями и в своем составе занимала площадь всего 14014294 десятин (по другим исчислениям — 14 380 338 или 14 518 014 дес.)[3].

История

Вятская вечевая республика

На территории современной Кировской области известны стоянки в эпоху Верхнего палеолита. В VII веке до н. э. начался железный век, представленный памятниками ананьинской культуры.

В первой половине 1-го тысячелетия нашей эры в бассейне реки Вятки сформировались финно-угорские племена удмуртов (в восточной части) и марийцев (в западной части), к северу от бассейна — племена коми.

В конце XII — начале XIII веков начинается заселение Вятской земли первыми русскими переселенцами, ими на берегах Вятки основаны первые русские города Никулицын, Котельнич, Хлынов. С началом монголо-татарское ига приток переселенцев резко увеличивается. Ко второй половине XIV века город Хлынов становится центром Вятской земли.

В 1378 году по договору между вятской знатью и суздальско-нижегородским князем Дмитрием Константиновичем Вятская земля становится его вотчиной. После смерти князя в 1383 году в ходе междоуспобной войны Нижегородское княжество отошло его брату Борису Константиновичу, а Суздальское княжество и Вятская земля — детям Семёну Дмитриевичу и Василию Кирдяпе. В войне с племянником, московским князем Василием I братья потерпели поражение, но сохранили за собой Вятскую землю. В 1401 году умирает Семён Дмитриевич, в 1403 году — Василий Кирдяпа. После их смерти Василий I присоединяет Вятскую землю к Великому княжеству Московскому.

После смерти Василия I в 1425 году в ходе противостояния между галицкой и московской группировками Вятка участвует на стороне галицких князей. После поражения галицкой группировки в 1452 году власть в Вятке переходит к местным боярам и купцам. В 14551457 году в городе строится деревянный кремль. В 1457 году московский князь Василий II пытается взять город, но терпит поражение. В 1459 году он совершает второй поход против Вятки, после продолжительной осады город сдаётся. Вятская земля присоединена к Московскому государству с сохранением местного самоуправления. В 1485 году власть в городе переходит к сепаратистам по главе с Иоанном Аникиевым. После двух походов в 1487 и 1489 году город берут войска Ивана III Великого, заговорщиков казнят, а вятская знать переселяется в Подмосковье. Вятская земля окончательно включена в состав централизованного Русского государства.

Вятская земля в Русском царстве

В 1708 — 1710 году Пётр Первый разделил страну на 7 больших губерний. Вятская земля, поделённая на уезды, была разделена между Сибирской, Казанской и Архангелогородской губерниями. В Сибирскую губернию вошли основные вятские территории — Хлыновский, Слободской, Котельничский, Орловский, Шестаковский и Кайгородский уезды. Южные территории — Яранский, Уржумский, Царевосанчурский и Малмыжский уезды — оказались в Казанской губернии. Северные самоуправляемые Лальская и Лузская волости отошли к Архангелогородской губернии.

Первым губернатором Сибирской губернии был назначен Матвей Петрович Гагарин. Согласно реформе губернским центром становился Тобольск, но Матвей Гагарин предпочёл ему Вятку, прибыв в неё в 1711 году и пробыв в ней до 1715 года, осуществляя отсюда управление вверенной ему губернией. В это время Вятка была фактическим центром Сибирской губернии.

В 1719 году новая реформа разделила губернии на провинции. В Сибирской губернии были образованы 3 провинции: Вятская, Соликамская и Тобольская. Вятская провинция состояла из 7 дистриктов (уездов): Хлыновского, Слободского, Котельничского, Орловского, Шестаковского, Кайгородского и Кунгурского. Южные вятские земли в Казанской губернии вошли в Казанскую провинцию. В 1721 году Кунгурский дистрикт был передан из Вятской провинции в Соликамскую ввиду большого расстояния между Кунгуром и Хлыновом.

Вятская губерния в Российской империи

В 1727 году Вятская провинция перешла из Сибирской губернии в Казанскую, что сблизило экономически тяготевшие друг к другу северные и южные районы Вятского края, находящегося в единой речной системе Вятки.

В 1780 году в ходе административной реформы Екатерины II 1775 года, из Вятской провинции и южных вятских уездов Казанской провинции было образовано Вятское наместничество. По этому поводу губернский город Хлынов высочайшим указом императрицы был переименован в Вятку.

В 1796 году Вятское наместничество было преобразовано в Вятскую губернию.

Вятская губерния в СССР

В 1918 году был образован Советский уезд.

В 1919 году был образован Северо-Вятский горный округ, просуществовавший 1 год.

В 1920 году Елабужский, Сарапульский и Глазовский уезды, а также части Малмыжского, Уржумского и Яранского уездов отошли к Пермской губернии, Татарской АССР, Вотской и Марийской АО.

В 1921 году был образован Омутнинский уезд.

В 1923 году Орловский уезд переименован в Халтуринский.

В 1924 году был упразднён Советский уезд, а в 1928 году — Уржумский уезд, с передачей его территории Нолинскому и Малмыжскому уездам.

В 1929 году Вятская губерния и все её уезды были упразднены, а их территория вошла в Нижегородскую область РСФСР.

Административно-территориальное деление

Вятское наместничество, образованное в 1775 году, делилось на 13 уездов: Вятский, Орловский, Глазовский, Сарапульский, Елабужский, Слободской, Кайгородский, Уржумский, Котельничский, Царевосанчурский, Малмыжский, Яранский и Нолинский. При образовании губернии в 1796, Кайгородский и Царёвосанчурский уезды были упразднены.

№ п/п Уезд Уездный город Площадь,
кв. верст
Население, чел.
1 Вятский г. Вятка (25 745 чел.) 5224,1 205 481 (1890)
2 Глазовский г. Глазов (2002 чел.) 25 166,3 363 745 (1890)
3 Елабужский г. Елабуга (11 209 чел.) 7729,0 221 377 (1892)
4 Котельничский г. Котельнич (4532 чел.) 10 066,6 285 295 (1894)
5 Малмыжский г. Малмыж (3690 чел.) 14 651,0 283 820 (1895)
6 Нолинский г. Нолинск (3433 чел.) 5806,1 192 582 (1896)
7 Орловский г. Орлов (2655 чел.) 12 974,2 228 814 (1896)
8 Сарапульский г. Сарапул (21 395 чел.) 13 108,1 408 225 (1896)
9 Слободской г. Слободской (10 052 чел.) 24 092,2 218 296 (1896)
10 Уржумский г. Уржум (6770 чел.) 10 174,0 291 268 (1897)
11 Яранский г. Яранск (4824 чел.) 11 519,0 373 406 (1897)

[raremaps.ru/img/raremaps_ru/vyatkasbor.jpg Карта деления губернии на уезды, XVIIIв]

Руководство губернии

Генерал-губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Ступишин Алексей Алексеевич генерал-поручик
1780—1782
Ребиндер Иван Михайлович
1783
Мещерский Платон Степанович князь, генерал-аншеф
1785—1792
Голенищев-Кутузов Михаил Илларионович генерал-поручик
1793—1796

Правители наместничества

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Жихарев Степан Данилович генерал-майор
01.01.1780—08.04.1785
Желтухин Фёдор Фёдорович действительный статский советник
08.04.1785—01.04.1796
Зиновьев Сергей Никитич действительный статский советник
01.04.1796—05.09.1798

Губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Тютчев Степан Богданович действительный статский советник
05.09.1798—12.04.1800
Латышев Алексей Семёнович тайный советник
12.04.1800—08.02.1802
Рунич Павел Степанович тайный советник
08.02.1802—31.08.1804
Болгарский Василий Иванович действительный статский советник
02.09.1804—15.04.1808
Брадке Фёдор Иванович действительный статский советник
03.07.1808—23.03.1816
Добринский Павел Михайлович действительный статский советник
23.03.1816—23.12.1824
Рыхлевский Андрей Иванович действительный статский советник
08.01.1825—24.01.1830
Ренкевич Ефим Ефимович действительный статский советник
24.01.1830—19.03.1834
Тюфяев Кирилл Яковлевич действительный статский советник
13.04.1834—29.05.1837
Корнилов Александр Алексеевич действительный статский советник
01.06.1837—27.02.1838
Хомутов Иван Петрович действительный статский советник
27.02.1838—02.10.1840
Мордвинов Александр Николаевич действительный статский советник
10.10.1840—30.08.1842
Середа Аким Иванович действительный статский советник
06.12.1843—08.04.1851
Семёнов Николай Николаевич действительный статский советник
08.04.1851—22.11.1857
Муравьёв Николай Михайлович действительный статский советник
22.11.1857—06.09.1859
Клингенберг Михаил Карлович в звании камергера, действительный статский советник
06.09.1859—04.01.1863
Струков Владимир Николаевич генерал-лейтенант
10.01.1863—08.03.1866
Компанейщиков Николай Васильевич действительный статский советник
11.03.1866—14.03.1869
Чарыков Валерий Иванович в звании камергера, действительный статский советник
14.03.1869—05.12.1875
Тройницкий Николай Александрович действительный статский советник
02.01.1876—13.07.1882
Волков Аполлон Николаевич действительный статский советник
15.07.1882—05.02.1887
Анисьин Алексей Фёдорович действительный статский советник
05.02.1887—02.08.1894
Трепов Фёдор Фёдорович генерал-майор
04.08.1894—09.07.1896
Клингенберг Николай Михайлович действительный статский советник
11.07.1896—19.10.1901
Хомутов Павел Фёдорович статский советник (действительный статский советник), и. д.
19.10.1901—23.12.1904
Левченко Алексей Георгиевич действительный статский советник
23.12.1904—10.06.1906
Горчаков Сергей Дмитриевич князь, действительный статский советник
10.06.1906—27.03.1909
Камышанский Пётр Константинович действительный статский советник
06.04.1909—02.11.1910
Страховский Иван Михайлович действительный статский советник
02.11.1910—1915
Чернявский Андрей Гаврилович коллежский советник
1915—1916
Руднев Николай Андреевич действительный статский советник
1916—1917

Вице-губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Гористовцев Пётр Амвросиевич статский советник
10.05.1780—06.07.1794
Карачинский Иван Яковлевич коллежский советник
06.07.1794—28.01.1797
Кулебакин Александр действительный статский советник
31.01.1797—27.03.1797
Голохвастов Яков Алексеевич коллежский советник
30.05.1797—28.04.1798
Волк Иван Максимович действительный статский советник
03.05.1798—20.08.1799
Кривский Пётр Андреевич статский советник
05.09.1799—25.08.1800
Заварицкий Никифор Михайлович статский советник
25.08.1800—13.03.1802
Лазарев Павел Гаврилович коллежский советник
13.03.1802—03.05.1805
Штакельберг Фёдор Адамович статский советник
03.05.1805—21.06.1811
Станиславский Кирилл Сергеевич статский советник
11.08.1811—22.08.1817
Жмакин Александр Яковлевич статский советник
22.08.1817—29.07.1821
Ермолаев Дмитрий Иванович статский советник
29.07.1821—31.07.1825
Пефт Гавриил Васильевич надворный советник
31.07.1825—25.02.1827
Афанасьев Александр Лаврентьевич действительный статский советник
25.02.1827—14.10.1837
Коссович Яков Андреевич статский советник
11.10.1837—01.01.1838
Васильев Пётр Михайлович коллежский советник
16.04.1838—24.10.1839
Падарин Андрей Максимович статский советник
30.10.1839—08.03.1845
Костливцев Сергей Александрович статский советник
08.03.1845—21.02.1851
Болтин Аполлон Петрович статский советник
06.03.1851—01.09.1853
Муравьёв Пётр Матвеевич статский советник
01.09.1853—22.01.1854
Батурин Дмитрий Иванович действительный статский советник
03.02.1854—09.07.1873
Домелунксен Фёдор Николаевич коллежский советник
27.07.1873—15.10.1879
Ратьков-Рожнов Всеволод Александрович действительный статский советник
30.11.1879—17.08.1895
Новосельский Николай Николаевич в звании камергера, статский советник
17.08.1895—20.04.1902
Леонтьев Иван Михайлович камергер, статский советник
18.06.1902—10.08.1902
Миркович Владимир Михайлович в звании камер-юнкера, надворный советник (коллежский советник)
10.08.1902—23.12.1905
Комаровский Виктор Владимирович граф, церемониймейстер
23.12.1905—26.11.1907
Григорьев Дмитрий Дмитриевич статский советник
26.11.1907—31.12.1910
Дьяченко Сергей Сергеевич статский советник
31.12.1910—14.01.1913
Ден Виктор Эдуардович статский советник
14.01.1913—1914
Тизенгаузен Дмитрий Орестович барон, статский советник
1914—1915
Кандидов Павел Петрович статский советник
1915—1917

Демография

Население и национальный состав по уездам в 1897 году[4]

Уезды Население русские удмурты марийцы татары коми-пермяки башкиры тептяри
Губерния в целом 3030831 77,4 % 12,5 % 4,8 % 4,1 %
Вятский 192208 99,5 %
Глазовский 368587 54,7 % 41,6 % 2,1 % 1,5 %
Елабужский 241005 53,3 % 21,9 % 3,1 % 16,3 % 3,7 % 1,7 %
Котельничский 276749 99,7 %
Малмыжский 280427 53,8 % 23,8 % 3,7 % 18,6 %
Нолинский 180707 99,9 %
Орловский 213479 97,6 % 2,4 %
Сарапульский 408058 71,3 % 24,0 % 1,8 % 1,2 %
Слободской 213650 95,0 % 2,9 % 2,0 %
Уржумский 289188 69,5 % 25,3 % 4,8 %
Яранский 366773 86,0 % 13,9 %

Динамика численности населения губернии по годам[5]:

Год 1851 1858 1897 1910
Население 1 818 752 2 123 904 3 082 788 3 747 000

Экономика

Основным занятием жителей губернии было земледелие (главные сельскохозяйственные культуры: рожь, овёс, ячмень, лён, конопля). Помещичье землевладение было развито слабо (в основном в южных уездах); большая часть земель была собственностью казны. После крестьянской реформы 1861 года помещикам принадлежало около 6 % земель (в 1905 году — 2,4 %)[6]. Средний душевой надел бывших помещичьих крестьян — 2,8 десятины, бывших дворцовых и удельных крестьян — 3,8 десятины, бывших государственных крестьян — от 3 до 10 десятин.

С середины XVIII века развивалась горнодобывающая, металлургическая и металлообрабатывающая промышленность (крупнейшие предприятия — Ижевский завод, Воткинский завод (оба — казённые), Омутнинские и Холуницкие частные чугунолитейные и железоделательные заводы).

Заметную роль в экономике губернии играли также лесное хозяйство и деревообработка.

Были развиты промыслы: скорняжный, кожевенный, изготовление одежды и обуви, глиняных изделий (деревня Дымково Вятского уезда), плетение кружев (село Кукарка Яранского уезда). В конце XIX века в губернии было свыше 160 тыс. кустарей, которые производили продукции на 16 млн рублей в год.

Распространённым было отходничество (в конце XIX века в «отход» уходили около 200 тыс. человек ежегодно).

Главными торговыми центрами губернии были Вятка, Сарапул, Яранск. В конце XIX века в губернии существовало больше 630 ярмарок и торжков (крупнейшая ярмарка — Алексеевская в Котельниче (с 1843 г.) с оборотом свыше 2 млн руб.) Развитию губернии способствовало установление регулярного пароходного сообщения по Каме (1846) и Вятке (1861), постройка линий Пермской (1899) и Северной (1906; до 1907 называлась Московско-Ярославской) железных дорог. В 1897 г. из губернии было вывезено товаров на 16,5 млн руб. (половина этой суммы приходилась на продукцию сельского хозяйства и промышленное сырьё)[7]

Культура

Известные вятчане

Государственные и политические деятели

Военные деятели

Деятели культуры и искусства

Спортсмены

Деятели науки и образования

Церковнослужители и святые

Напишите отзыв о статье "Вятская губерния"

Примечания

  1. 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=10 Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. Наличное население в губерниях, уездах, городах Российской империи (без Финляндии).]
  2. А. В. Эммаусский. Вятка во второй половине XVIII века // Энциклопедия земли Вятской / В. Ситников. — Киров: ГИПП «Вятка», 1995. — Т. 4. История. — С. 109. — 20 000 экз. — ISBN 5866450100.
  3. Рудаков, В.Е., Селиванов А.Ф., —. Вятка, губернский город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97_uezd.php?reg=307 Демоскоп Weekly — Приложение. Справочник статистических показателей]
  5. Россия: Полное географическое описание нашего отечества: Настольная и дорожная книга. Том 5. Урал и Приуралье/ Под ред. В. П. Семенова-Тян-Шанского; Под общим руководством П. П. Семенова-Тян-Шанского и академика В. И. Ламанского.
  6. Очерки истории Кировской области. — Киров. — 1972. — С. 26
  7. Отечественная история. Энциклопедия. — Т. 1. — М., 1994. — С. 503
  8. [avb12.narod2.ru/biographie.html Biographie]

Литература

См. также

Ссылки

  • ЭСБЕ:Вятская губерния
  • [new.runivers.ru/maps/podratlas/20 Карта Вятской губернии из «Атласа» А. А. Ильина 1876 года] (просмотр на движке Google на сайте runivers.ru)
  • [oldbooks.ax3.net/BookLibrary/10000-Vyatskaya-gub.html Библиотека Царское Село, книги по истории Вятской губернии (Памятные книжки), pdf]

Отрывок, характеризующий Вятская губерния

«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]