Тихонов, Вячеслав Васильевич
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
(перенаправлено с «Вячеслав Тихонов»)
| Вячеслав Тихонов | |||||||||||||||||||||||||
 | |||||||||||||||||||||||||
| Имя при рождении: |
Вячеслав Васильевич Тихонов | ||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: |
Павловский Посад, | ||||||||||||||||||||||||
| Гражданство: | |||||||||||||||||||||||||
| Профессия: | |||||||||||||||||||||||||
| Карьера: |
1948—2006 | ||||||||||||||||||||||||
| Направление: | |||||||||||||||||||||||||
| Награды: |
| ||||||||||||||||||||||||
Вячесла́в Васи́льевич Ти́хонов (8 февраля 1928, Павловский Посад — 4 декабря 2009, Москва) — советский и российский актёр театра и кино.
Народный артист СССР (1974). Герой Социалистического Труда (1982). Лауреат Ленинской премии (1980) и Государственной премии СССР (1976). Член КПСС с 1976 года.
Содержание
Биография
Вячеслав Тихонов родился 8 февраля 1928 года в городе Павловский Посад Московской области. Отец, Василий Романович, работал механиком на ткацкой фабрике, мать, Валентина Вячеславовна, была воспитателем в детском саду. Семья жила в большом двухэтажном деревянном доме вместе с дедом и бабушкой. Любимыми школьными предметами Вячеслава были математика, физика и история.
С началом Великой Отечественной войны, в 1941 году, в школе, где учился Тихонов, разместился военный госпиталь. Вячеслав в возрасте 13 лет пошёл в ремесленное училище, где учился на токаря. После этого поступил на военный завод, где работал по полученной специальности. Вечерами после работы он ходил с друзьями в кинотеатр «Вулкан» смотреть героические картины. Любимые герои: Чапаев — Борис Бабочкин, Александр Невский — Николай Черкасов; актёры Михаил Жаров и Пётр Алейников.
Тихонов втайне от родителей мечтал о карьере киноактёра, а родители видели в нём инженера или агронома. В 1944 году Вячеслав поступил на нулевой курс Автомеханического института. В 1945 году он попытался поступить во ВГИК. Сначала его не приняли туда, но уже после завершения вступительных экзаменов профессор ВГИКа Борис Бибиков зачислил Тихонова к себе на курс. В годы учёбы во ВГИКе состоялся его актёрский дебют в фильме Сергея Герасимова «Молодая гвардия», где он сыграл роль Володи Осьмухина. Премьера состоялась осенью 1948 года.
Во время учёбы во ВГИКе Вячеслав женился на Нонне Мордюковой. В 1950 году Тихонов с отличием окончил ВГИК, мастерскую Б. В. Бибикова и О. И. Пыжовой, и поступил работать в театр-студию киноактёра. 28 февраля 1950 года родился его сын Владимир, будущий киноактёр.
Творческий импульс Тихонову дал фильм «Молодая гвардия». В отличие от большинства актёров-молодогвардейцев, после 1948 года почти 10 лет не получал в кино интересных ролей[1]. Режиссёры использовали главным образом эффектные внешние данные Тихонова, не стремясь выявить актёрский потенциал. За эти годы актёр смог заявить о своём даровании в театре, сыграв Медведя в спектакле «Обыкновенное чудо», поставленном Э. П. Гариным в Театре-студии киноактёра.
В 1957 году Тихонов становится актёром ЦКДЮФ имени М. Горького. В этом же году на киноэкраны вышел фильм С. И. Ростоцкого «Дело было в Пенькове», где Вячеслав сыграл роль тракториста Матвея Морозова. Эта роль принесла актёру зрительское признание.
В фильме режиссёра Виктора Ивченко «Ч. П. — Чрезвычайное происшествие» (1958) актёр сыграл одесского матроса Виктора Райского, весёлого и бесшабашного парня, который становится настоящим героем в схватке с захватившими танкер чанкайшистами.
После этих кинокартин в Тихонова поверили режиссёры, и за короткий срок ему был предложен ряд значительных, разноплановых ролей в фильмах: Станислава Ростоцкого «Майские звёзды» (1959) и «На семи ветрах» (1962), Е. И. Ташкова — «Жажда» (1959), М. А. Швейцера — «Мичман Панин» (1960), Л. Д. Лукова — «Две жизни» (1961), С. И. Самсонова — «Оптимистическая трагедия» (1963). В фильме «Жажда» Тихонов впервые примерил форму немецкого офицера и роль советского агента — он играл разведчика, заброшенного в немецкий тыл во время войны.
Во второй половине 1960-х годов Тихонов сделал большой шаг к вершинам актёрского мастерства — была сыграна роль Андрея Болконского в эпопее Сергея Бондарчука «Война и мир». Роль потребовала от актёра полной самоотдачи, и Тихонов, подобно всем участникам съёмок, работал с неимоверным напряжением сил.
Затем актёр с удивительной достоверностью сыграл учителя Мельникова в фильме Ростоцкого «Доживём до понедельника». Скромный, честный, порядочный учитель истории покорил зрительскую аудиторию.
В 12-серийном художественном фильме Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны» Тихонов сыграл самую известную свою роль — разведчика Исаева-Штирлица, работающего весной 1945-го в логове фашистской Германии. Актёрская удача Тихонова принесла ему невиданную популярность. Показ фильма, снимавшегося с 1969 по 1972 год, должен был начаться ко Дню Победы, в мае 1973 года, но был отложен по политическим соображениям, из-за визита советского лидера Л. И. Брежнева в ФРГ. Первую серию картины зрители увидели 11 августа 1973 года. Это был самый триумфальный год в кинокарьере Тихонова. Примечательно, что сам актёр накрепко привязавшийся к нему на всю оставшуюся жизнь образ Штирлица с собой не ассоциировал. По воспоминаниям дочери Анны, в ответ на очередное: «Ой, Штирлиц!» — Тихонов говорил: «Да, иногда меня так называют». А чаще: «Нет, вы меня с кем-то перепутали». С этим многосерийным фильмом, ставшим культовым далеко за пределами СССР, съёмочная группа во главе с Тихоновым и Лиозновой объездила многие страны мира. Гонорар за роль Штирлица составил 5500 советских рублей, без каких-либо последующих выплат[2]. К выпуску в мае 2009 года раскрашенной версии фильма 81-летний Тихонов отнёсся резко негативно, сказав, что ни к нему, ни ко всей творческой группе это не имеет почти никакого отношения[3].
Осенью 1974 года актёр появился на экране в роли майора НКВД Млынского в картине «Фронт без флангов» (на фоне ошеломляющего успеха «Мгновений» фильм в прокате не блистал), а затем на несколько лет наступило затишье[4].
Похожую на Штирлица роль, но не рядового, а руководящего сотрудника советских спецслужб актёр через 10 лет исполнил в телесериале «ТАСС уполномочен заявить…» по роману того же Юлиана Семёнова, окончательно укрепив свой образ образцового «советского разведчика». До этого, в 1977 году, Тихонов снялся в главной роли в фильме С. И. Ростоцкого «Белый Бим Чёрное ухо» — гуманистической картине о сострадании и человеческой жестокости по отношению к ближним и братьям нашим меньшим. «Из-за закрытых дверей кинозала было слышно, как плачут зрители», — характеризует биограф реакцию потрясённой публики.
В 1978 году актёр в первый и единственный раз снялся в комедийном фильме «По улицам комод водили» режиссёра Марка Генина, где сыграл роль хозяина комода.
Во второй половине 1970-х годов Тихонову было доверено читать на телевидении текст от автора в документальной трилогии «Малая земля» по мемуарам генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева, об этом просил сам советский руководитель[5], окончание книги «Воспоминания» он читал в траурные дни ноября 1982 года, во время прощания с генсеком.
С 1989 по 2009 гг. — художественный руководитель ТПС «Актёр кино»[6].
Конец 1980-х — начало 1990-х годов, на смене эпох, оказались очень непростыми для Тихонова. Перестройка пришлась ему не по душе, идеалы, в которые он верил, были растоптаны. Знаковых ролей у актёра в этот период не было. По свидетельству режиссёра Сергея Соловьёва, Тихонов «не принял новое время, отказался вести актёрскую мастерскую во ВГИКе». Снялся во второстепенной, но запоминающейся роли в фильме «Утомлённые солнцем» Никиты Михалкова, в телесериале «Зал ожидания» Дмитрия Астрахана, в фильме «Берлинский экспресс». Однако настоящего удовлетворения от съёмок уже не получал, отмечает биограф Наталия Корнеева, кардинальная смена духовных ценностей в обществе вызывала у него сильнейший внутренний дискомфорт[4]. По воспоминаниям дочери Анны, продюсеры и режиссёры предлагали артисту воплощать на экране образы проворовавшихся шулеров, разнузданных депутатов, спившихся генералов. От этих предложений Тихонов наотрез отказывался[3].
В 1998 году заметным событием стал фильм-гротеск Сергея Урсуляка «Сочинение ко Дню Победы», где Тихонов в компании Михаила Ульянова и Олега Ефремова снялся в роли ветерана-фронтовика, шокированного происходящим в новой России и улетающего с боевыми друзьями за штурвалом на самолёте, который неизвестно куда проследовал, где и когда приземлился. Ещё одна сильная роль 1990-х годов, которую отмечают критики, — в фильме Дмитрия и Игоря Таланкиных «Бесы» по роману Ф. М. Достоевского, где актёр предстал в образе Тихона.
В 2005 году по просьбе дочери снялся в фильме своего зятя, режиссёра Н. Вороновского «Глазами волка».
Последним появлением Тихонова на экране стала роль Бога в фильме Эльдара Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» (2006).
Когда в 2008 году начал сниматься телесериал «Исаев» о молодости Штирлица, режиссёр Сергей Урсуляк размышлял о том, чтобы пригласить 80-летнего Тихонова на роль отца Исаева. Однако учитывая сложное отношение самого Тихонова к роли Исаева-Штирлица, а также желая, чтобы в памяти зрителей актёр остался в хрестоматийном образе, режиссёр в конце-концов отказался от этой идеи[7]. Незадолго до кончины Тихонов застал премьеру сериала по телевидению, которая состоялась в октябре 2009 года. Об исполнении роли молодого Исаева актёром Даниилом Страховым Тихонов в интервью «Комсомольской правде» сказал, что молодой артист, хотя советов и не спрашивал, но на него похож, и это приятно[7][8][9].
Личная жизнь
Первым браком актёр был женат на актрисе Нонне Мордюковой (с которой прожил 13 лет, до 1963 года). В браке родился сын Владимир (1950—1990).
Вторая жена актёра, с 1967 года, Тамара Ивановна (род. 1944), окончила филологический факультет Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, по специальности преподаватель французского языка, работала в ВО «Совэкспортфильм»[10]. С Тамарой артист познакомился на озвучивании главной роли во французском фильме «Мужчина и женщина», поженились во время съёмок картины «Доживём до понедельника»[11]. В этом браке, продолжавшемся 42 года, родилась дочь Анна (род. 5 июля 1969), после окончания ВГИКа ставшая актрисой и продюсером. Дети Анны Тихоновой от брака с режиссёром Николаем Вороновским — близнецы Вячеслав и Георгий родились в июне 2005 года[12].
Ближайшими друзьями Тихонова были режиссёры Станислав Ростоцкий и его сын Андрей, с которыми Тихонов любил ездить на рыбалку, семья директора киностудии им. Горького Григория Рималиса, шахматный гроссмейстер Лев Полугаевский.
В начале 1990-х годов Тихонов приобрёл дачу на Николиной Горе на берегу Москвы-реки, которая до конца жизни оставалась его любимым местом отдыха[10]. С лёгкой руки журналистов актёра в этот период жизни прозвали Великим Отшельником[4].
Болезнь и смерть
В 2002 году актёр перенёс инфаркт миокарда[13].
В мае 2007 года Тихонов был госпитализирован после неудачного падения и в связи с жалобами на боли в сердце[14]. В марте 2008 года ему сделали несложную операцию в Центральной клинической больнице[15].
28 ноября 2009 года актёр был госпитализирован в ЦКБ[12][16]. 3 декабря его прооперировали (сделали операцию на сосудах)[17][18][19]. Хирургическое вмешательство прошло нормально, врачи надеялись на лучшее. Однако состояние становилось всё более тяжёлым. У артиста отказали почки, его пришлось подключить к аппарату гемодиализа, а затем и к аппарату искусственной вентиляции лёгких[20]. По мнению лечащего врача артиста, кардиолога А. Леонова, «свою роль сыграли и одиночество актёра, и отсутствие должного ухода»[21].
4 декабря 2009 года в 15:35 по Москве на 82-м году жизни Тихонов скончался[22][23].
Соболезнования семье Тихонова выразили, в числе других, Президент России Д. А. Медведев[24][25], президент Белоруссии А. Г. Лукашенко[26] и Председатель Правительства России В. В. Путин[27].
8 декабря 2009 года состоялось отпевание Вячеслава Тихонова в Храме Христа Спасителя[28][29], а в Доме кино после этого прошла гражданская панихида[30]. В этот же день актёр был похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы (участок № 10)[31][32].
Являлся членом редакционного совета журнала «Детектив и политика».
Память
31 мая 2013 года на могиле актёра установлен монумент работы скульптора Алексея Благовестнова. В памятнике отразилась многогранность таланта Тихонова. Бронзовая фигура располагается перед рельефом на евангельский сюжет «Поклонение волхвов», на котором изображены более 30 библейских персонажей[33].
На здании школы № 1 в Павловском Посаде установлена мемориальная доска.
В 2018 году планируется открытие памятника в Павловском Посаде в честь 90-летия со дня рождения актёра.[34]
Творчество
Роли в театре
- «Обыкновенное чудо» Е. Л. Шварца — Медведь
- «Попрыгунья» А. П. Чехова — Рябовский.
Фильмография
| Год | Название | Роль | |
|---|---|---|---|
| 1948 | ф | Молодая гвардия | Володя Осьмухин |
| 1950 | ф | В мирные дни | Гриневский, матрос-торпедист |
| 1951 | ф | Тарас Шевченко | представитель петербургской молодёжи |
| 1952 | ф | Максимка | Александр Иванович Горелов, лейтенант |
| 1954 | ф | Об этом забывать нельзя | студент Ростислав Данченко |
| 1955 | ф | Звёзды на крыльях | Олекса Лавринец, курсант Военно-морского училища лётчиков |
| 1956 | ф | Сердце бьется вновь… | Леонид Васильевич Голубев, врач-терапевт, капитан |
| 1957 | ф | Дело было в Пенькове | Матвей Морозов, тракторист |
| 1958 | ф | Ч. П. — Чрезвычайное происшествие | Виктор Андреевич Райский, матрос-моторист |
| 1959 | ф | Майские звёзды | Андрей Рукавичкин, лейтенант |
| 1959 | ф | Жажда | Олег Безбородько, лейтенант |
| 1960 | ф | Мичман Панин | Василий Панин, мичман |
| 1961 | ф | Две жизни | Сергей Александрович Нащёкин, князь, офицер |
| 1962 | ф | На семи ветрах | Вячеслав Павлович Суздалев, капитан |
| 1963 | ф | Оптимистическая трагедия | Алексей, матрос-анархист |
| 1965 | ф | Герой нашего времени | Печорин (дублирование Владимира Ивашова) |
| 1966 | ф | Бэла | Печорин (дублирование Владимира Ивашова) |
| 1967 | ф | Война и мир | Андрей Болконский, князь |
| 1967 | ф | Зося | дублирование Юрия Каморного |
| 1968 | ф | Доживём до понедельника | Илья Семёнович Мельников, учитель истории |
| 1969 | ф | Семейное счастье | Капитонов |
| 1970 | ф | Карусель | хозяин дома |
| 1970 | ф | Один из нас | шпион Келлер (дублирование Николая Гринько) |
| 1971 | ф | Человек с другой стороны | Виктор Крымов |
| 1971 | ф | Егор Булычов и другие | Павлин |
| 1971 | ф | Держись за облака | Владимир Севастьянов (дублирование Гунара Цилинского) |
| 1973 | с | Семнадцать мгновений весны | Макс Отто фон Штирлиц |
| 1973 | ф | Аврора (мультфильм) | (озвучивание Композитор) |
| 1974 | ф | Фронт без флангов | Иван Петрович Млынский, майор |
| 1974 | ф | Повесть о человеческом сердце | текст от автора |
| 1975 | ф | Белый клык (Zanna Bianca, Италия — Франция) | дублирование |
| 1975 | ф | Они сражались за Родину | Николай Стрельцов |
| 1976 | ф | …И другие официальные лица | Константин Павлович Иванов |
| 1977 | ф | Белый Бим Чёрное ухо | Иван Иванович Иванов, писатель, хозяин Бима |
| 1977 | ф | Диалог | Александр Александрович Ершов |
| 1977 | ф | Фронт за линией фронта | Иван Петрович Млынский, майор, полковник |
| 1978 | ф | По улицам комод водили | хозяин комода |
| 1979 | ф | Профессия — киноактёр | камео |
| 1981 | ф | Отпуск за свой счёт | закадровый текст |
| 1982 | ф | Низами | Низами (дублирование Муслима Магомаева) |
| 1982 | ф | Фронт в тылу врага | Иван Петрович Млынский, полковник |
| 1982 | ф | Европейская история | Петер Лоссер |
| 1984 | с | ТАСС уполномочен заявить… | Константин Иванович Константинов, генерал КГБ |
| 1985 | ф | Битва за Москву | закадровый текст |
| 1986 | ф | Приближение к будущему | Лунин |
| 1987 | ф | Апелляция | Дмитрий Васильевич Плотников |
| 1987 | ф | Нетерпение души | Пантелеймон Николаевич Лепешинский |
| 1987 | ф | Наездники (киноальманах) | отец, «Теоретик» |
| 1988 | ф | Убить дракона | Шарлемань, архивариус |
| 1989 | ф | Любовь с привилегиями (Городские подробности) | Константин Гаврилович Кожемякин |
| 1991 | ф | Призраки зелёной комнаты | Мартин Чиверел |
| 1991 | ф | Виват, гардемарины! | закадровый текст |
| 1992 | ф | Бесы | Тихон, архиерей на покое |
| 1992 | ф | Жрецы и алтари | Имя персонажа не указано |
| 1992 | ф | Гардемарины — III | закадровый текст |
| 1993 | ф | Несравненная | Холев |
| 1993 | ф | Провинциальный бенефис | Иван Семёнович Великатов |
| 1993 | ф | Кодекс бесчестия | бухгалтер Чугунов |
| 1994 | ф | Бульварный роман | Станислав Васильевич Кандинский |
| 1994 | ф | Утомлённые солнцем | Всеволод Константинович |
| 1994 | ф | Кодекс молчания-2: След чёрной рыбы | полковник Агаев (дублирование Расима Балаева) |
| 1995 | ф | Авантюра | камео |
| 1996 | ф | Милый друг давно забытых лет… | Фёдор Фёдорович, отец Маши и Зины |
| 1998 | с | Зал ожидания | директор детдома Михаил Борисович Зайцев |
| 1998 | ф | Сочинение ко Дню победы | Лёвка Моргулис |
| 2000 | ф | Мой деда самых честных правил (137 выпуск «Ералаша») | Дедушка |
| 2001 | ф | Берлинский экспресс | Георгий Астахов |
| 2005 | ф | Глазами волка | старик-учёный |
| 2006 | ф | Андерсен. Жизнь без любви | Бог |
Фильмы о Вячеславе Тихонове
О творчестве и жизни актёра был снят ряд документальных фильмов:
- «Профессия — киноактёр» (1979, режиссёр Станислав Ростоцкий).
- «Мгновения Вячеслава Тихонова» (1998, телеканал «ОРТ», режиссёр Юрий Малюгин).
- «Семнадцать мгновений Славы» (2003, телеканал «ТВС», режиссёр Светлана Николаева, продюсер Анна Тихонова).
- «Последний герой уходящей эпохи» (2006, телеканал «Россия», режиссёр Сергей Садовский).
- «Воздух вдохновения» (2008, телеканал ТВ-Центр, режиссёр Елена Николаева, продюсер Анна Тихонова, производство студии «Актёр кино»).
- «В гости к Вячеславу Тихонову» (премьера 9 февраля 2008 года, Первый канал, режиссёр Ирина Голубева).
- «Любимые актёры. Вячеслав Тихонов»
Признание и награды
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 11 февраля 2016 года. |
- Заслуженный артист РСФСР (1962)[35]
- Народный артист РСФСР (1969)
- Государственная премия СССР (1970) — за исполнение роли Ильи Семёновича Мельникова в фильме «Доживём до понедельника»
- Народный артист СССР (1974)
- Золотая медаль имени А. П. Довженко (1975) — за исполнение роли майора Млынского в фильме «Фронт без флангов»[36]
- Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых (1976) — за исполнение роли Штирлица в фильме «Семнадцать мгновений весны»
- Орден Октябрьской Революции (7 февраля 1978)
- Премия КГБ СССР (1978) — за участие в телесериале «Семнадцать мгновений весны»
- Премия Ленинского комсомола (1979) — за исполнение роли майора Млынского в фильмах «Фронт без флангов» (1974 год) и «Фронт за линией фронта» (1977 год)
- Ленинская премия (1980) — за исполнение роли Ивана Ивановича Иванова фильм «Белый Бим Чёрное ухо»
- Государственная премия УССР имени Т. Г. Шевченко (1980) — за чтение дикторского текста в телефильме «Возрождение»
- Герой Социалистического Труда (28 июня 1982), медаль № 20081[37]
- Орден Ленина (28 июня 1982 года)
- Орден «Знак Почёта»
- Премия на ІІ Международном кинофестивале славянских и православных народов «Золотой витязь» (1993) — за выдающийся вклад в славянский кинематограф
- Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (5 августа 1995) — за заслуги перед государством и многолетнюю плодотворную деятельность в области искусства и культуры[38]
- Приз Президента Российской Федерации на кинофестивале «Кинотавр» в Сочи (1998) — за творческую карьеру
- Почётная грамота Правительства Российской Федерации (7 февраля 1998) — за большой личный вклад в развитие отечественной культуры и искусства, большую общественную деятельность и в связи с 70-летием со дня рождения[39]
- Премия «Кумир» в номинации «за высокое служение искусству» (1997)[40]
- Кинопремия «Ника» в номинации «Честь и достоинство» (2000)
- Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (8 февраля 2003) — за большой вклад в развитие отечественного киноискусства[41]
- Премия «Российский национальный Олимп» в номинации «Почётный титул» (2003)
- Орден Почёта (8 февраля 2008) — за большой вклад в развитие отечественного кинематографа и многолетнюю творческую деятельность[42]
- Премия Правительства Российской Федерации в области культуры (2008 год) — за роль «Человек с нимбом» в фильме Э. Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви»[43]
- Медаль «За боевое содружество» (ФСБ) (2003)[44]
- Медаль «За заслуги» (СВР) (2003 год)[44]
- Золотой знак общественной организации ветеранов контрразведки «Веткон»[44]
- Премия ФСБ России за лучшую роль сотрудника органов безопасности в отечественном кинематографе (посмертно) (23.12.2009)[45]
- Именем Вячеслава Тихонова названо морское судно геофизической разведки судоходной компании «Совкомфлот» (спущено на воду в августе 2011, флаг поднят 16 сентября 2011 года) [46]
Факты
 |
Этот раздел представляет собой неупорядоченный список разнообразных фактов о предмете статьи. Пожалуйста, приведите информацию в энциклопедический вид и разнесите по соответствующим разделам статьи. Согласно решению Арбитражного комитета Википедии, списки предпочтительно основывать на вторичных обобщающих авторитетных источниках, содержащих критерий включения элементов в список.
|
- В юности Вячеслав Тихонов сделал себе татуировку на руке в виде слова «Слава», которую ему приходилось скрывать на съёмках в течение всей последующей жизни[47][48].
- Болел за московский «Спартак»[49].
- В связи с выходом в 2009 году сериала «Исаев» семья Вячеслава Тихонова планировала запатентовать образ Штирлица из сериала «Семнадцать мгновений весны»[50].
- В одной из последних бесед с журналисткой Анной Велигжаниной, Вячеслав Тихонов рассказал, что бывал у болгарской предсказательницы Ванги. По словам актёра, Ванга многое напророчила в жизни актёра такого, что потом сбылось. На вопрос о конце жизненного пути, Ванга ответила, что он будет жить отшельником, вдалеке от суеты, а уйдёт в декабре. Но потом, подумав, добавила: «Где-то в 2000 году»[51]. Анатолий Строев, бывший 1985—1989 годах собственным корреспондентов «Комсомольской правды» в Болгарии, в 2014 году рассказал журналистам Анне Велигжановой и Евгению Черных про известный миф о «будильнике для Гагарина», который приводит в своей книге «Правда о Ванге» племянница ясновидицы Красимира Стоянова, когда к Ванге якобы приехал Тихонов, и последняя ему заявила: "Ты почему не выполнил желания своего лучшего друга Юрия Гагарина? Перед своим последним полётом oн пришёл к тебе домой и сказал: «Времени у меня нет, поэтому купи будильник и держи его на своем письменном столе. Пусть этот будильник напоминает тебе обо мне». После этого Тихонову якобы стало плохо и пришлось использовать валерьянку. А после этого Тихонов якобы рассказал, что после гибели Гагарина он, тяжело переживая смерть своего друга забыл купить будильник. Строев отмечает, что в 1990 году, на премьере фильма «Взбесившийся автобус» встретился в кинозале с Тихоновым и сказал: «Вячеслав Васильевич, прокомментируйте историю с Вангой!» Тихонов в свою очередь сказал: «Можно одним словом? Враньё! Я вас умоляю, напишите: ничего подобного не было. Никакого будильника я Гагарину не обещал! Да мы с ним и знакомы не были. Я его только на расстоянии видел на официальных мероприятиях, не более того».[52]
Напишите отзыв о статье "Тихонов, Вячеслав Васильевич"
Примечания
- ↑ [www.tvpokaz.com/media/347491/Pust-govorjat-s-Andreem-Malahovym-Vjacheslav-Tihonov-mgnovenija-mgnovenija-mgnovenija Пусть говорят с Андреем Малаховым. Вячеслав Тихонов: мгновения, мгновения, мгновения — ток-шоу онлайн]. [www.webcitation.org/6HszzfyQ4 Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ [www.kp.ru/daily/25953/2895289/ Сколько бы зарабатывали звезды советского кино, если бы им платили в Голливуде]
- ↑ 1 2 [old.lgz.ru/article/13631/ Литературная газета, о газете, Сайт «Литературной газеты», Издательский дом «Литературная газета», СМИ, статья, репортаж, обзор, новость, новости, интервью, пресса, периодика, …]. [www.webcitation.org/6Ht018Dst Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ 1 2 3 Корнеева Н. Одинокая звезда // Gala Биография : журнал. — 2013. — № 7-8. — С. 25—39.
- ↑ [magazines.russ.ru/urnov/2002/13/kir.html Журнал «Уральская новь»]
- ↑ [ruskino.ru/art/214 Вячеслав Тихонов | RUSKINO.RU]. Проверено 22 января 2013. [www.webcitation.org/6E7PkDYdU Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
- ↑ 1 2 [www.konkurent-krsk.ru/index.php?id=2411 Сериал «Исаев»: свежий взгляд или эксплуатация чужой славы? | Респектабельная газета «КОНКУРЕНТ»]. [www.webcitation.org/6Ht4cvhDf Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ [www.rg.ru/2009/10/08/isaev.html На телеэкранах сериал «Исаев» о молодости легендарного разведчика — Оксана Нараленкова — Российская газета].
- ↑ [www.kp.ru/daily/24375.5/557144/ Вячеслав Тихонов: «Мне понравилось, что молодой Штирлиц на меня похож» // KP.RU]. [www.webcitation.org/6Ht4fHJZV Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ 1 2 [www.1tv.ru/sprojects_edition/si5867/fi21370 Сегодня вечером - Выпуск от 9 февраля - Первый канал]. Проверено 12 февраля 2013. [www.webcitation.org/6ERoa84UA Архивировано из первоисточника 15 февраля 2013].
- ↑ [www.kp.ru/daily/24601.3/772121 Вдова Тихонова Тамара Ивановна: «После смерти Славы меня все забыли. Даже его друзья» // KP.RU]. [www.webcitation.org/6Ht4iN9Uv Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ 1 2 Плешакова А. Вячеслав Тихонов попал в реанимацию // [kp.ru/print/article/24403/579115/ «Комсомольская правда», 01.12.2009]. — 01.12.2009.
- ↑ Актёр Вячеслав Тихонов госпитализирован. Ему предстоит долгое лечение // [www.polit.ru/news/2009/12/01/acter_print.html Новости Полит.ру, 01 декабря 2009 г]. — 01.12.2009.
- ↑ [nr2.com.ua/center/121418.htm Великий актёр Вячеслав Тихонов попал в больницу]
- ↑ [www.segodnya.ua/print/news/938856.html Вячеслава Тихонова прооперировали // 20.03.2008.]
- ↑ [rian.ru/trend/tikhonov_hospital_02122009/ Актёр Вячеслав Тихонов попал в больницу]
- ↑ [www.kp.ru/daily/24405/580870/ Великий актёр — в последнем интервью «КП»: «Такого Штирлица, как я, больше никогда не будет…»]
- ↑ [rian.ru/culture/20091203/196837737.html Вячеслав Тихонов перенёс операцию, состояние его остаётся тяжёлым]
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=329208&tid=75333 Народный артист Вячеслав Тихонов прооперирован: состояние тяжёлое]
- ↑ [life.ru/news/5296 Тихонов после операции не приходил в сознание]
- ↑ Кардиолог Андрей Леонов: «Тихонов умер из-за одиночества и отсутствия должного ухода»//Комсомольская правда, 14.12.2009
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=329395&tid=75333 Умер Вячеслав Тихонов]
- ↑ [lenta.ru/news/2009/12/04/tikhonov/ Умер Вячеслав Тихонов // Лента ру, 04.12.2009 г.]
- ↑ [www.rg.ru/2009/12/04/medvedev-soboleznovaniya-anons.html Свои соболезнования семье актёра Вячеслава Тихонова выразил Дмитрий Медведев // Российская газета, 04.12.2009 г.]
- ↑ [www.kremlin.ru/news/6244 Дмитрий Медведев выразил соболезнования родным и близким прославленного киноактёра Вячеслава Тихонова в связи с его кончиной]
- ↑ [president.gov.by/press80627.html#doc Александр Лукашенко направил соболезнования родным и близким Вячеслава Тихонова]
- ↑ [web.archive.org/web/20091206104458/www.premier.gov.ru/press/messages/4321.html Сообщение пресс службы Правительства Российской Федерации // 4.12.2009]
- ↑ [www.kp.ru/online/news/583671/ Отпевание Вячеслава Тихонова прошло в Храме Христа Спасителя]
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/960829.html Отпевание Вячеслава Васильевича Тихонова прошло в Храме Христа Спасителя]
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=329944 У Дома кино собираются поклонники таланта Тихонова]
- ↑ [www.rian.ru/culture/20091208/197893266.html Вячеслава Тихонова похоронили на Новодевичьем кладбище]
- ↑ [www.lenta.ru/news/2009/12/08/tikhonov/ Вячеслав Тихонов похоронен на Новодевичьем кладбище]
- ↑ [www.ntv.ru/novosti/612419/ На могиле Вячеслава Тихонова появился памятник с библейским сюжетом // НТВ.Ru]. [www.webcitation.org/6Ht4lf2tn Архивировано из первоисточника 5 июля 2013].
- ↑ [360tv.ru/news/v-podmoskovnom-pavlovskom-posade-poyavitsya-pamyatnik-akteru-vyacheslavu-tihonovu-51411/ В подмосковном Павловском Посаде появится памятник актеру Вячеславу Тихонову]
- ↑ [www.russkoekino.ru/books/star/star-0140.shtml Народный артист Вячеслав Тихонов]
- ↑ [www.rudata.ru/wiki/Тихонов%2C_Вячеслав_Васильевич Тихонов, Вячеслав Васильевич — RuData.ru]. Проверено 22 января 2013. [www.webcitation.org/6E7PnFbX8 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
- ↑ Вспоминал замначальника охраны Брежнева: «Когда Брежнев с опозданием посмотрел „Семнадцать мгновений весны“, медсестра, втёршаяся к генсеку в доверие, с которой у него сложились особые, скажем так, отношения, вдруг сообщила Леониду Ильичу, что разведчик Исаев жив и поныне и всеми позабыт. Сперва Брежнев мучил нас поручениями найти Исаева. Затем сам позвонил Андропову. Тот: проверили, нету такого. Но Брежнев уже так настроился дать награду заслуженному человеку, что пришлось наградить Золотой Звездой актёра Тихонова за исполнение роли Исаева-Штирлица». [www.adventure.df.ru/project/bregnev/bodyguar.htm]
- ↑ Указ Президента Российской Федерации от 5 августа 1995 г. № 820
- ↑ [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=EXP;n=211536;dst=0;ts=E214D1AAEDD0E2416AF1F4C6E81FD872;rnd=0.9170686738361123 Распоряжение Правительства Российской Федерации от 7 февраля 1998 года № 180-р «О награждении Почётной грамотой Правительства Российской Федерации Тихонова В. В.»]
- ↑ [www.premiakumir.ru/participants/28 Вячеслав Тихонов / Премия «КУМИР»]
- ↑ Указ Президента Российской Федерации от 8 февраля 2003 г. № 147
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=044118 Указ Президента Российской Федерации от 8 февраля 2008 г. № 170 «О награждении орденом Почёта Тихонова В. В.»]
- ↑ Распоряжение Правительства Российской Федерации от 24 декабря 2008 г. № 1952-р
- ↑ 1 2 3 [www.sovsekretno.ru/magazines/article/981 Нашему Штирлицу — 75!]
- ↑ [www.rian.ru/culture/20091223/201029032.html Вячеслав Тихонов посмертно награждён премией ФСБ за роль Штирлица]
- ↑ [www.lifenews.ru/news/69772 Премьер дал имя новому кораблю], lifenews.ru (Проверено 16 сентября 2011)
- ↑ [www.peoples.ru/art/cinema/actor/vyacheslav_tihonov/history4.html Вячеслав Васильевич Тихонов / Vyacheslav Tihonov: Последний рыцарь нашего кино]
- ↑ [www.old.aif.ru/culture/article_prmid_dta136602.html Наколка — друг артиста]
- ↑ [spartak-m.ru/content/view/1379/1/ Информационный портал ФК «Спартак»]
- ↑ [www.rosbalt.ru/2009/10/22/682412.html Семья Тихонова запатентует Штирлица]
- ↑ Анна Велигжанина. [murmansk.kp.ru/daily/24409.3/582808/ Последнее интервью Вячеслава Тихонова: «Ванга предсказала мне, что я уйду в декабре».] // Комсомольская правда. — 10 декабря 2009.
- ↑ Черных, Велигжанова, 07.08.2014.
Литература
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- Кушнирский Я. Н. Вячеслав Тихонов, М., ВБПК, 1984
- Семёнов Ю. Постоянная величина [: Вячеслав Тихонов] // Мой любимый актёр: Писатели, режиссёры, публицисты об актёрах кино [: сб.] / Сост. Л. И. Касьянова. М.: Искусство, 1988. С.171—188.
- Н. Тендора. «Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада».
- Черных Е., Велигжанина А. [www.kp.ru/daily/26266.3/3143584/ Вангу раскручивали спецслужбы, чтобы получать информацию о её клиентах] // Комсомольская правда. — 07.08.2014. [www.peeep.us/2a519e9f Архивировано] из первоисточника 22 августа 2014.
Ссылки
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11013 Тихонов, Вячеслав Васильевич]. Сайт «Герои Страны».
|
|||||||||
Отрывок, характеризующий Тихонов, Вячеслав Васильевич
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Павловском Посаде
- Родившиеся в Московской губернии
- Актёры по алфавиту
- Актёры Киностудии им. М. Горького
- Актёры и актрисы Театра-студии киноактёра
- Актёры озвучивания в СССР
- Актёры озвучивания в России
- Актёры России
- Актёры СССР
- Актёры XX века
- Герои Социалистического Труда
- Кавалеры ордена «За заслуги перед Отечеством» 3 степени
- Кавалеры ордена «За заслуги перед Отечеством» 4 степени
- Кавалеры ордена Почёта
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «Ветеран труда»
- Награждённые медалью «В память 850-летия Москвы»
- Награждённые медалью «За боевое содружество» (ФСБ)
- Народные артисты СССР
- Народные артисты РСФСР
- Заслуженные артисты РСФСР
- Лауреаты премии Президента Российской Федерации
- Лауреаты премии Правительства РФ в области культуры
- Награждённые Почётной грамотой Правительства Российской Федерации
- Лауреаты Ленинской премии
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
- Лауреаты Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко
- Выпускники ВГИКа
- Члены КПСС
- Члены Союза кинематографистов СССР
- Социалистический реализм
- Лауреаты премии «Ника» в номинации «Честь и достоинство»
- Лауреаты премии ФСБ
- Лауреаты премии «Кумир»
- Умершие от полиорганной недостаточности
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
