Венчик мотылькового типа

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вёсла (ботаника)»)
Перейти к: навигация, поиск
Строение цветка ракитника венечного (Cytisus scoparius):
1 — двугубая чашечка;
лепестки: 2 — флаг (парус), 3 — весло (крыло), 4 — лодочка (киль);
5 — тычинки; 6 — завязь с вытянутым столбиком.
Фрагмент ботанической иллюстрации из одиннадцатого издания Энциклопедии Британника, 1911 год.

Венчик мотылькового типа — особый тип венчика, характерный для представителей подсемейства Мотыльковые семейства Бобовые.

Название этой части цветка дано по сходству с мотыльком и используется в ботанической литературе с XVI века.





Строение

Венчик мотылькового типа — зигоморфный (то есть через него можно провести только одну плоскость симметрии). Состоит из пяти лепестков, которые имеют собственные названия:

  • флаг (лат. vexillum), или парус — верхний, самый крупный лепесток (в бутоне — наружный лепесток); обычно ярко окрашен; части этого лепестка также имеют собственные названия: верхняя широкая называется отгиб, нижняя узкая — ноготок;
  • вёсла, или крылья (лат. alae) — два боковых лепестка;
  • лодочка, или киль (лат. саrina) — два нижних лепестка, слипшихся или сросшихся краями в верхней половине; внутри лодочки находятся тычинки и гинецей.

У некоторых растений, — например, клитории (Clitoria), — цветоножка перекручена на 180 градусов, поэтому вёсла с лодочкой находятся не в нижней части венчика, а в верхней.

Чашечка в цветках с венчиком мотылькового типа — пятидольная неопадающая. Цветки с мотыльковым венчиком иногда называют цветками мотылькового типа.

Функционирование

Строение мотылькового венчика таково, что проникнуть к запасам пыльцы и нектара могут только эффективные опылители, которыми для растений с таким строением венчика являются в первую очередь шмели и пчёлы. Чтобы добраться до пыльцы и нектара, требуется раздвинуть лепестки; справиться с этой задачей могут только сильные и относительно тяжёлые насекомые; иногда в качестве опылителей выступают также мелкие птицы.

Флаг служит для привлечения насекомых, для этой цели он обычно ярко окрашен, на нём также нередко имеются дополнительные метки в виде ярких прожилок.

Насекомое садится обычно на край лодочки или на одно из вёсел и пытается проникнуть хоботком к основанию тычиночных нитей, где находится нектар. Поскольку все лепестки соединены посредством выступов, венчик на действия насекомого реагирует как единая система: флаг отгибается назад, вёсла отходят вниз и в стороны, тычинки же и гинецей сохраняют горизонтальное положение и соприкасаются с брюшком насекомого. Когда насекомое улетает, лепестки возвращаются в прежнее положение.

Венчик мотылькового типа, защищающий пыльцу и нектар от мух, мелких бабочек и других неэффективных в данном случае опылителей, может служить примером «биологического замка́». Впрочем, этот замок не всегда помогает растению: некоторые насекомые с короткими хоботками похищают нектар, прокалывая покровы цветка снаружи.

Растения с венчиком мотылькового типа. Слева направо: горох (Pisum); кроталярия (Crotalaria); чина (Lathyrus)

Напишите отзыв о статье "Венчик мотылькового типа"

Литература

  • Яковлев Г. П. Семейство бобовые (Fabaceae, или Leguminosae) // Жизнь растений. В 6-ти т. / под ред. А. Л. Тахтаджяна. — М.: Просвещение, 1981. — Т. 5. Ч. 2. Цветковые растения. — С. 189—201. — 300 000 экз.
  • Коровкин О. А. Анатомия и морфология высших растений: словарь терминов. — М.: Дрофа, 2007. — С. 26, 100, 133. — 268, [4] с. — (Биологические науки: Словари терминов). — 3000 экз. — ISBN 978-5-358-01214-1.

Отрывок, характеризующий Венчик мотылькового типа

– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.