Р-1А

Ракета Р-1А (1РА, В-1А, 1ВА) — первая советская геофизическая ракета.

История создания

Р-1А — первая из модификаций ракеты Р-1, построенной под руководством С. П. Королева советской баллистической ракеты дальнего действия на жидком топливе. Прототипом Р-1 была трофейная немецкая ракета А-4 (ФАУ-2), созданная во время второй мировой войны Вернером фон Брауном.

Ракета Р-1А  была специально разработана для проверки ряда новых узлов и главным образом для отработки механизма отделения головной части в конце активного участка траектории, что предполагалось использовать в конструкции ракеты Р-2.

Поскольку многие организации проявили интерес к использованию новой ракеты для своих целей, программа экспериментов была существенно расширена.

Для проведения работ использовали восемь трофейных ракет А-4, которые полностью перебрали, установили хвостовые отсеки собственной конструкции, а также механизм отделения головной части.

Подготовка ракеты Р-1А к лётным испытаниям началась в январе 1949 г. на временной испытательной площадке НИИ-88 и закончилась 11 февраля. Летные испытания ракеты проводились на полигоне Капустин Яр и закончились 28 мая 1949 г. с положительными итогами.

Главный этап эксперимента по отработке механизма отделения головной части проводился при пусках по баллистическим траекториям, обеспечивался специальными гироприборами и сопровождался телеметрическими измерениями. Использовались радиолокаторы с активным сопровождением для гарантированного получения информации. Поэтому на корпусе ракеты устанавливался специальный передатчик. А после отделения головной части сигнал передавала телеметрическая система ФИАР.

Были запланированы вертикальные пуски двух ракет с оптическими визуальными средствами наблюдения за поведением головной части на пассивном участке в случае положительных результатов при полетах по баллистическим траекториям. Эти же ракеты предполагалось использовать для исследования верхних слоев атмосферы с помощью прибора ФИАР-1, разработанного в Геофизическм институте АН СССР (ГеоФИАН) для взятия проб воздуха на большой высоте. Прибор был помещён в специальный контейнер в виде цилиндра, соединенного со спасательным устройством типа «летающая бомба». Контейнер закладывался в мортиру, установленную на хвостовом отсеке, и на заданной высоте выбрасывался с помощью сжатого воздуха. Контейнеры отстреливались после прекращения работы двигателя ракеты с тем, чтобы на чистоту проб и замеры характеристик воздуха не влияли газы, обильно выделяемые ею в разреженное окружающее пространство. Через 4 с начинался забор проб атмосферы. Для облегчения поисков после приземления контейнер снабжался радиопередатчиком. На каждой из двух ракет, предназначенных для вертикальных пусков, устанавливались по две мортиры и по два прибора ФИАР-1.

На ракете Р-1А также предусматривалось исследование влияния газовой струи двигателя на прохождение радиоволн. Эти эксперименты имели непосредственное отношение к разработке систем радиоуправления для ракет Р-2 и Р-3. Предполагалось настраивать двигатель на меньшую тягу, чтобы отношение начального веса к тяге примерно равнялось принятому для ракеты Р-2.

Пуски

Пуски проводились с полигона Капустин Яр.

Первые две установки с приборами ФИАР-1 были запущены 24 мая 1949 г в 4 часа 40 минут на пятой ракете Р-1А. Из-за неисправности парашютной системы контейнеры при приземлении разрушились.

После доработки парашютной системы 28 мая 1949 г. в 4 часа 50 минут был проведён второй подобный эксперимент на шестой ракете Р-1А. Были получены положительные результаты.

Пуски ракеты Р-1А, при которых была достигнута высота 102 км, показали большую перспективность ракетных геофизических исследований и позволили наметить их расширенную программу. При Президиуме Академии наук был учрежден координационный межведомственный комитет под председательством академика А. А. Благонравова. Входя в состав этого комитета, С. П. Королев уделял первостепенное внимание всем вопросам, связанным не только с созданием геофизических ракет, но и с методикой исследований, разработкой научной аппаратуры.

Технические характеристики

Стартовая масса	13910 кг
Двигатель	ЖРД РД-100
Тяга двигателя у Земли	27 тс
Удельный импульс у Земли	204 с
Время работы	65 с
Компоненты топлива	75 % этиловый спирт-жидкий кислород
Масса топлива	9440 кг
Масса полезного груза	800 кг
Длина (полная)	14960 мм
Диаметр корпуса	1650 мм
Размах стабилизаторов	3564 мм
Характеристическая скорость	1700 м/с
Высота подъёма	100 км

См. также

• Геофизическая ракета
• Метеорологическая ракета
• Противоградовая ракета

Ссылки на изображения

• [epizodsspace.testpilot.ru/bibl/tm/1981/5-28.jpg ПЕРВЫЕ ГЕОФИЗИЧЕСКИЕ. «Техника-молодежи» 1981 № 5, с.28-29]

Ссылки

• [www.energia.ru/energia/launchers/rocket-r1a.html Экспериментальная ракета Р-1А. Средства выведения. Сайт РККЭ]
• [epizodsspace.no-ip.org/bibl/tvorch-nasl-kor/03.html Творческое наследие Сергея Павловича Королёва]
• [epizodsspace.narod.ru/bibl/vetrov/korolev-delo/05-01.html Г. С. ВЕТРОВ. С. П.КОРОЛЕВ И ЕГО ДЕЛО]
• [epizodsspace.testpilot.ru/bibl/tm/1981/rn5.html ПЕРВЫЕ ГЕОФИЗИЧЕСКИЕ. «Техника-молодежи» 1981 № 5, с.28-29]
• [epizodsspace.no-ip.org/bibl/vestnik-an/1957/6-issled.html А. А. БЛАГОНРАВОВ. ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕРХНИХ СЛОЕВ АТМОСФЕРЫ ПРИ ПОМОЩИ ВЫСОТНЫХ РАКЕТ.] «Вестник АН СССР» 1957, № 6, с. 25-32.
• [biblioteka.org.ua/book.php?id=1121020116&p=15 Остерман Лев. Течению наперекор]

Отрывок, характеризующий Р-1А

Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.