Диксон, Виталий Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «В. А. Диксон»)
Перейти к: навигация, поиск
Виталий Диксон
Дата рождения:

1944(1944)

Место рождения:

Красноярск, СССР

Гражданство:

Россия Россия

Род деятельности:

прозаик

Жанр:

проза, эссе

Дебют:

«Пятый туз»

Вита́лий Алексе́евич Ди́ксон (род. 1944, Красноярск) — российский писатель, прозаик[1].





Биография

В 1964—1990 гг. — действительная служба в Вооружённых Силах СССР. Образование высшее: военное и гражданское (исторический факультет Иркутского государственного университета). Живёт в Иркутске.

Публиковался в журналах: «День и ночь», «Сибирские огни», «Дети Ра»; в иркутских литературно-художественных альманахах: «Слобода», «Свой голос», «Зелёная лампа»; в интернет-изданиях Германии,США, Израиля, Финляндии. Сочинения переводились на испанский, английский, немецкий, турецкий, корейский, китайский языки. С 2013 года входит в состав основных авторов некоммерческой электронной Библиотеки [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=avtory «ImWerden»]. С 2002 года - член International PEN (Русский ПЕН-центр)[2].

В 2010 году одним из первых подписал обращение российской оппозиции «Путин должен уйти».

Библиография

  • Пятый туз: Фарс-роман, рассказы. — Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1994. — 464 с. — ISBN 5-7424-0634-7
  • «Когда-нибудь монах…»: Роман-газета / Предисловие В. Камышева, А. Кобенкова. — Иркутск, 1996. — 316 с. — ISBN 5-87562-022-6
  • Карусель: Книга рассказов и исторических новелл [3]. / Художник О. Беседин [4] — Иркутск: Изд-во ГП «Иркутская областная типография № 1», 1998. — 384 с. — ISBN 5-7971-0024-X
  • Ковчег обречённых: Роман-пасьянс в четырёх мастях. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1999. — 400 с. — ISBN 5-7424-0777-7
  • Контрапункт: Роман-экспресс, рассказы, эссе. — Иркутск: «Облмашинформ», 2003. — 448 с. — ISBN 5-93250-041-7
  • Августейший сезон, или Книга российских календ: Роман положений.[5][6][7] Предисловие А. Яровой[8]; Послесловие А. Кобенкова[9]. — Иркутск: «Репроцентр А1», 2008. — 1216 с. — ISBN 978-5-91344-046-4
  • [www.prodalit.ru/tov/110698.html Цитадель: Страницы минувших книг: Комплект открыток] / Редактор-составитель Е. Алексеева; текст на обложке «Двадцать одна открывашка, или Ключи к секстету» А. Яровой[10] . — Иркутск: «Призма-Пресс», 2008.
  • Однажды мы жили… Случайная проза / Предисловие А. Яровой; Послесловие Т. Жирмунской; Художник В. Дунаева. — США, Рейли: Lulu Enterprises Inc., 2011. — 432 с., фотопортрет автора. — ISBN 978-1-105-24208-3
  • [imwerden.de/pdf/dikson_odnazhdy_my_zhili_2012.pdf Однажды мы жили… Случайная проза [Изд.2, исправ. и дополн.]][11] / Предисловие А. Яровой[12]; Послесловие Т. Жирмунской; Художник В. Дунаева[13]. — Дюссельдорф, Za-Za Publishing, 2012. — 432 с. —- ISBN 978-1-4710-4614-8
  • [imwerden.de/pdf/dikson_steklyanny_parokhod_2013.pdf Стеклянный пароход: Кинороман] [14]. - Иркутск: "Репроцентр А1", 2013. - 380 с. —- ISBN 978-5-91344-450-9
  • Длинная пулька: Избранная проза[15] / Худ. А.Хан, В.Дунаева; Послесловие С.Михеевой. – Иркутск: Репроцентр А1, 2014. – 664 с., илл., фото. – ISBN 978-5-91344-658-9

В прозе Диксона много поэзии, в поэзии Диксона множество заразительных заблуждений.[16]

Анатолий Кобенков

Игровое поле языка, игровое поле ассоциаций, метафор, наблюдений, мыслей, порождающее ответный взрыв эмоций: слышу, понимаю, благодарю!..[17]

Ольга Кучкина

Напишите отзыв о статье "Диксон, Виталий Алексеевич"

Литература и справочные материалы

Ссылки

Публикации в Интернете и других изданиях

Инсценировки

Интервью, публицистика

Отзывы, оценки, события

Примечания

  1. [www.printrepro.ru/index.php/avtory/137 Диксон Виталий Алексеевич]
  2. [www.penrussia.org/new/2014/676 Виталий Диксон]
  3. [vampilov-irk.ru/gallery.htm?action=show_album&id=29#prettyPhoto/24/ Автограф Диксона. В библиотеке Культурного центра Александра Вампилова (Иркутск) находятся книги, подписанные авторами в дар Фонду Вампилова]
  4. [illustrators.ru/users/besedin/portfolio?page=3&sort=0 Иллюстрации к книге Виталия Диксона "Карусель"]
  5. [imwerden.de/pdf/dikson_avgustejshy_sezon_2008.pdf Публикация романа «Августейший сезон, или Книга российских календ» в некоммерческой электронной библиотеке «ImWerden» (Мюнхен)]
  6. [www.esterum.com/product.aspx?section=Books&product=178886&id=1a37b695d1af453a8a15d5456cca1c60 Аннотация «Августейший сезон, или Книга российских календ» в «ESTERUM»]
  7. [imwerden.net/audio/dikson_avgustejshy_sezon_fragment_str897.mp3 Авторское прочтение фрагмента романа "Августейший сезон" (стр. 897). В записи использован фрагмент мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера "Призрак оперы"]
  8. [archive.is/20120719111446/nastya-yarovaya.livejournal.com/2009/12/01/ Анастасия Яровая: «Предисловие-ретро: Мастерская». — «Труд-7»]
  9. [www.vsp.ru/culture/2004/11/18/437663/print Анатолий Кобенков: «Десять лет, которые…». — «Восточно-Сибирская ПРАВДА»]
  10. [libbabr.com/?book=20808 Анастасия Яровая: Двадцать одна открывашка.]
  11. [za-za.net/odnazhdy-my-zhili-sluchajnaya-proza/ О книге В. Диксона «Однажды мы жили…» на сайте «Зарубежные задворки» (Дюссельдорф)]
  12. [libbabr.com/?book=20807 На ближних подступах к аннотации. Предисловие к книге В. А. Диксона «Однажды мы жили…»]
  13. [www.artlib.ru/?id=11&fp=2&uid=5230/ Виртуальная галерея Веры Дунаевой]
  14. [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=3762 Авторское чтение киноромана "Стеклянный пароход" на сайте ImWerden (Мюнхен)]
  15. Книга «Длинная пулька: Избранная проза» опубликована в Некоммерческой электронной библиотеке «ImWerden»: imwerden.de/pdf/dikson_dlinnaya_pulka_2014.pdf
  16. [magazines.russ.ru/znamia/2001/1/kobenk.html А. Кобенков. Иркутск: новое положение // «Знамя»,2001, № 1, стр.180-181 ]
  17. [www.bigbook.ru/articles/detail.php?ID=7516 Ольга Кучкина: «Пропущенная литература». — «Независимая газета — Ex Libris» ]

Отрывок, характеризующий Диксон, Виталий Алексеевич

– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Диксон,_Виталий_Алексеевич&oldid=80760948»