Буяновский, Виталий Михайлович

Виталий Михайлович Буяновский
Основная информация
Дата рождения	27 августа 1928(1928-08-27)
Место рождения	Ленинград, РСФСР, СССР
Дата смерти	5 мая 1993(1993-05-05) (64 года)
Место смерти	Санкт-Петербург, Россия
Страна	СССР СССР Россия Россия
Профессии	исполнитель педагог композитор
Инструменты	валторна
Жанры	классическая музыка
Коллективы	Кировский театр, ЗКР АСО Ленинградской филармонии
Награды

Вита́лий Миха́йлович Буяно́вский (27 августа 1928, Ленинград — 5 мая 1993, Санкт-Петербург) — советский валторнист, педагог и композитор. Солист ЗКР АСО Ленинградской (впоследствии Санкт-Петербургской) филармонии, народный артист РСФСР. Профессор Ленинградской (впоследствии Санкт-Петербургской) консерватории, кандидат искусствоведения. Сын валторниста Михаила Буяновского.

Биография

Окончил среднюю специальную музыкальную школу при Ленинградской консерватории в 1945 году и Ленинградскую консерваторию в 1950 под руководством своего отца Михаила Николаевича Буяновского. В 1953 году Виталий Буяновский стал лауреатом первой премии Международного музыкального фестиваля «Пражская весна».

После конкурса чешский журнал «Музыкальное обозрение» написал о молодом музыканте:

Буяновский — весьма привлекательный, скромный, простой, но исключительно интеллигентный мастер, с очень совершенной интонацией. Убедительный и спокойный в своем выражении, но способный к активному воодушевлению. Обладает высокой культурой и своеобразной манерой исполнения... Буяновский будто предназначен для профессуры.

.

В 1946—1956 гг. играл в оркестре Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова, с 1956 г. солист ЗКР Академического симфонического оркестра Ленинградской филармонии. Помимо работы в оркестре важное место в творчестве Виталия Буяновского занимало камерное музицирование.

На протяжении своей карьеры он регулярно выступал как солист и в составе различных ансамблей камерной музыки, например духового квинтета ЗКР АСО Ленинградской филармонии.

Похоронен на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.

Творчество

Дмитрий Шостакович писал о Буяновском:

Буяновский — один из наиболее ярких представителей советской исполнительской школы. Его искусство возвышенно и строго, ему свойствен безупречный художественный вкус, благородство звучания, эмоциональная сдержанность, тонкое умение передать идейно-образное содержание произведения в соответствии с его характером и стилем. Отличительная черта Буяновского на всём протяжении его артистического пути — любовь к камерной музыке.

Виталий Буяновский — автор ряда произведений для валторны и других духовых инструментов, а также для камерных ансамблей.

Педагогическая деятельность

С 1961 г. Виталий Буяновский преподавал в Ленинградской консерватории, с 1967 г. доцент, с 1973 г. профессор. Среди учеников Виталия Буяновского разных лет такие валторнисты, как Фройдис Рее Векре, Андрей Глухов, Сергей Довгалюк, Павел Евстигнеев, Анатолий Сухоруков, Станислав Цес, Игорь Карзов, Сергей Поляничко.

Награды и звания

• Лауреат первой премии Международного музыкального фестиваля «Пражская весна» (1953)
• Заслуженный артист РСФСР (1963)
• Народный артист РСФСР (1978)

Произведения

• 2 балета

Для солирующих инструментов

• Цикл «Из путевых впечатлений» для валторны соло:
  • Италия
  • Скандинавия
  • Испания
  • Япония
• Русская песня для валторны соло (1976)
• Пьеса для тубы соло
• Две сонаты для валторны соло

Для ансамблей

• Три пьесы для валторны и фортепиано
• Элегия памяти Бриттена
• Соната для двух валторн (1973)
• Вечерние песни для сопрано и валторны
• Балетная сюита для брасс-квинтета (1984)
• Посвящение Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову для четырёх валторн
• Речитатив в армянском стиле для четырёх валторн
• Норвежский марш для шести валторн
• Фантазия-приветствие для шести валторн

Литература

• Болотин С. В. Энциклопедический биографический словарь музыкантов-исполнителей на духовых инструментах. — 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Радуница, 1995. — С. 42-43. — 4 000 экз. — ISBN 5-88123-007-8.

Ссылки

• [www.hornsociety.org/en/component/content/44?task=view Виталий Буяновский] на сайте Международного общества валторнистов  (англ.)
• Статья А. Баранцева [www.orc.ru/~andan/rus/buyanovv.html «Виталий Буяновский»]

Отрывок, характеризующий Буяновский, Виталий Михайлович

В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.