Катаев, Виталий Витальевич

Виталий Витальевич Катаев
Виталий Витальевич Катаев, 1998 г.
Основная информация
Дата рождения	23 декабря 1925(1925-12-23)
Место рождения	Вятка, РСФСР, СССР
Дата смерти	12 марта 1999(1999-03-12) (73 года)
Место смерти	Москва, Российская Федерация
Страна	СССР СССР
Профессии	дирижёр педагог
Жанры	симфоническая музыка, оперная музыка
Награды	Заслуженный артист Белорусской ССР

Вита́лий Вита́льевич Ката́ев (1925 — 1999) — советский дирижёр и педагог. Заслуженный артист Белорусской ССР (1966). Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1993). Профессор (1985).

Биография

С 1934 г. учился в московской Центральной музыкальной школе по классу скрипки у В. М. Вульфмана, затем у [ru.hayazg.info/%D0%93%D0%B0%D0%B1%D1%80%D0%B8%D1%8D%D0%BB%D1%8F%D0%BD_%D0%90%D0%B2%D0%B5%D1%82_%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%BF%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 А. К. Габриэляна].

В 1942 г. ушёл на фронт, служил в 120-мм миномётной батарее 14-го стрелкового полка 343-й стрелковой бригады, затем в военных оркестрах, где впервые начал дирижировать.

После демобилизации (1948) работал скрипачом в различных московских оркестрах, в 1951 году окончил Музыкальное училище при Московской консерватории по классу скрипки А. К. Габриэляна. В том же году поступил на отделение оперно-симфонического дирижирования МГК имени П. И. Чайковского, классы К. П. Кондрашина и [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/105944/%D0%A0%D0%B0%D1%86%D0%B5%D1%80 Е. Я. Рацера], посещал также класс Н. П. Аносова. Сразу по окончании МГК имени П. И. Чайковского (1956) был принят в аспирантуру ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова (1959) под руководством Н. С. Рабиновича.

В 1956 году В. В. Катаева, ещё аспиранта, пригласили занять пост главного приглашённого дирижёра Симфонического оркестра Карельского радио (Петрозаводск).

По окончании аспирантуры (1959) работал дирижёром и педагогом Оперной студии ЛГК имени Н. А. Римского-Корсакова.

С 1960 возглавляет кафедру оперной подготовки ГМПИ имени Гнесиных, совмещая педагогическую работу с концертной деятельностью в Москве.

В 1962 году В. В. Катаев принимает приглашение занять пост художественного руководителя и главного дирижёра ГАСО БССР (Минск). По его инициативе в 1966 году в БелГК создаётся кафедра оперно-симфонического дирижирования, которую он возглавляет до 1968 года.

В 1972—1974 годах — художественный руководитель и главный дирижёр Государственного духового оркестра России, в 1976 года приглашается на пост художественного руководителя и главного дирижёра Ленинградского ЛМАТОБ имени М. П. Мусоргского, где работает в течение полутора лет.

С 1972 по 1999 год В. В. Катаев работал в Оперной студии МГК имени П. И. Чайковского(дирижёр, руководитель музыкальных спектаклей). С 1995 года — главный дирижёр [tr.wikipedia.org/wiki/Bilkent_Senfoni_Orkestras%C4%B1 Билькентского академического симфонического оркестра ВАSSO] (Анкара-Билькент, Турция).

Скончался 12 марта 1999 года. Похоронен в Москве на Пятницком кладбище.

Семья

Жена — Любовь Григорьевна Бергер (1931—1999) — музыковед, искусствовед, кандидат философских наук. Закончила Московскую консерваторию как музыковед и органист (1956, класс A. Ф. Гедике), а также отделение истории искусств МГУ (1955), автор более 20 работ о современной музыке, истории культуры, философии, теории и истории музыки и её связях с другими видами искусства, в том числе монографии «[www.kvest.com/book.asp?tvr_code='201018' Эпистемология искусства]» (Институт философии РАН, Русскiй мiръ, М., 1997).

Симфоническое дирижирование

В. В. Катаев в своей исполнительской деятельности всегда искал новые пути. В 1963 он исполнил в Минске 13-ю симфонию Д. Д. Шостаковича — вскоре после московской (мировой) премьеры, вызвавшей острую реакцию официального советского руководства. Многие его концерты и гастрольные выступления ломали советские стереотипы восприятия современной западной музыки. Смелость, необходимая для исполнения сочинений некоторых советских и современных западных авторов, рождалась из ясного понимания своей художественной цели. Эта артистическая бескомпромиссность и отказ вступить в КПСС сказались в дальнейшем на карьере В. В. Катаева, лишив его многих возможностей и более высокого положения в официальной музыкальной иерархии страны, однако талант, сильный характер и огромная работоспособность позволяли ему достигать поставленных перед собой творческих целей.

В. В. Катаев работал с оркестрами Москвы, Санкт-Петербурга, Минска, многих других городов СССР, а также в Великобритании, Германии, Франции, Норвегии, Финляндии, Болгарии, Венгрии, Югославии, Румынии и Турции. Вместе с ним на сцене выступали С. Т. Рихтер, Д. Ф. Ойстрах, Э. Г. Гилельс, Я. В. Флиер, М. Л. Ростропович, Л. Б. Коган, И. Менухин, Дж. Огдон, М. Фрагер, П.-Л. Эмар, В. В. Третьяков, Г. Л. Соколов, Д. Б. Шафран, А. Б. Любимов, В. В. Крайнев, Р. Р. Керер, Т. П. Николаева, О. М. Каган, Н. Г. Гутман, Н. Н. Шаховская, А. Чикколини, И. А. Монигетти, М. Усиода и многие другие музыканты.

В концертах В. В. Катаева исполнялись реквиемы В. А. Моцарта, Дж. Верди, Г. Берлиоза, «Военный реквием» Б. Бриттена, «Страсти» И. С. Баха, симфонии и концерты Л. ван Бетховена, П. И. Чайковского, Ф. Шуберта, И. Брамса, А. Дворжака, Ф. Мендельсона, С. В. Рахманинова, П. Хиндемита, Д. Д. Шостаковича, С. С. Прокофьева, «Песнь о Земле» и симфонии Г. Малера, симфонические поэмы Р. Штрауса, сюиты и симфонии И. Ф. Стравинского, «Симфонические танцы» К. Штокхаузена, «История доктора Иоганна Фауста» и симфонии А. Г. Шнитке.

Явлениями были премьеры В. В. Катаева в качестве дирижёра-режиссёра: оратория А. Онеггера «[www.belcanto.ru/or-honegger-darc.html Жанна д’Арк на костре]», полная театрально-сценическая постановка ([vadim-i-z.livejournal.com/2827845.html Минск], Рига, Вильнюс, 1969-71; Ленинград, БКЗ «Октябрьский», 1974); поэма «Прометей» А. Н. Скрябина с полным цвето-световым сопровождением согласно замыслу автора (Ленинград, БКЗ «Октябрьский», 1974, солист А. Б. Любимов); оратория С. С. Прокофьева «Царь Иван Грозный» — театрально-сценическая постановка с участием И. М. Смоктуновского (Минск, 1992; Париж, 1992-93, Петрозаводск, 1994). Среди других крупных российских и зарубежных премьер дирижёра — симфония № 1 «Иеремия» Л. Бернстайна (1983), «Реквием» Э. В. Денисова (1984), оратории «Преображение…» и «Еt ехресtum…» О. Мессиана в 1985-86, симфонии [en.wikipedia.org/wiki/Knut_Nystedt К. Нистеда] (Норвегия), М.Блёза (Франция), Ф. Тишхаузера (Швейцария) в 1987—1990. Впервые после 113-летнего перерыва в 1980 В. В. Катаев исполнил в Москве с Большим симфоническим оркестром симфонию Э. Грига и стал титульным редактором первого в мире издания этой партитуры (М., «Музыка», 1985). Он записал диски с такими редко исполняемыми сочинениями, как «Реквием» Э. В. Денисова, Симфония № 1 Л. Сумеры (Эстония), Симфония № 5 А. Л. Локшина.

Оперное дирижирование

Большое внимание В. В. Катаев уделял оперному театру, где сумел выразить себя не только как музыкальный руководитель и дирижёр, но и как режиссёр, поставив несколько спектаклей. Обладая острым драматическим чутьём, он внёс свой вклад в попытки разрешить традиционное для оперы противоречие между пением и драматическим действием на сцене. Режиссурой начал заниматься ещё в пятидесятые годы в Оперной студии Ленинградской консерватории, одновременно являясь и дирижёром спектаклей. Дирижерско-режиссёрскими постановсками В. В. Катаева были оперы «Умница» К. Орфа, «Нежность» В. С. Губаренко, «Человеческий голос» Ф. Пуленка, «Моцарт и Сальери» Н. А. Римского-Корсакова (Калининградский музыкальный театр, 1998), «Свадьба Фигаро» В. А. Моцарта (Оперная студия Московской консерватории, 1980, Софийская консерватория, 1987). Его последней режиссёрской работой стала постановка этой оперы в начале 1999 в Петрозаводске с участием Карельской государственной филармонии, Симфонического оркестра филармонии, Петрозаводской консерватории и Государственного музыкального театра Карелии (после смерти В. В. Катаева премьеру провел его ученик, дирижёр С. Д. Дяченко). В его репертуаре было более 30 опер В. А. Моцарта, Дж. Россини, Дж. Верди, П. Чайковского, Н. Римского-Корсакова, Ж. Бизе, К. Вебера, Ш. Гуно и других авторов.

Педагогическая деятельность

Продолжая активную концертную деятельность, В. В. Катаев преподавал на кафедрах оперно-симфонического дирижирования и оперной подготовки Белорусской и Московской консерваторий, став воспитателем нового поколения певцов и дирижёров. Педагогический талант, профессиональная убедительность, огромная эрудиция, человеческая отзывчивость, обаяние и и блистательное чувство юмора помогали ему устанавливать тесный психологический контакт со студентами, добиваться от молодых исполнителей точного выражения необходимых ему музыкальных идей и эмоций.

Среди учеников В. В. Катаева — дирижёры Ф. Кадена, С. Дяченко, М. Грановский, М. Козинец, С. Кофанов, З. Шатило, И. Жусс, Г. Бургонь, Ф. Каруи, В. Пул, П. Рофэ, Ж.-Ф. Нажарро, Ж. Нопр, певцы А. Агади, В. Байков, В. Богачёв, А. Виноградов, С. Гайдей, Х. Герзмава, О. Гурякова, В. Дубовской, Н. Загоринская, А. Кочинян, М. Светлов (Крутиков), В. Мякотин, Л. Салей, Б. Стаценко, Е. Сон, В. Чернов. Вспоминает Любовь Казарновская:

Виталий Катаев мог посвятить себя оперному театру, но предпочел студию. Это было его призвание. Он очень любил молодых «неиспорченных» певцов, был как хорошая нянька, которая помогает делать первые шаги. Его педагогический дар был уникален. Он умел вытаскивать из нас результат. Иногда я спрашивала его, почему он с нами так возится, зачем так себя растрачивает, не жалея крови и энергии. А он всегда отвечал примерно следующее: «Вы ещё не избалованы, вы свежие, из вас интересно лепить, вы, как чистые листы бумаги, на которых можно ещё написать „Я помню чудное мгновенье“, а не матерные ругательства».

С 1987 он регулярно вёл дирижёрские мастер-классы в Высшей Национальной консерватории в Париже. В 1988 телеканал [www.imdb.com/company/co0021676/ La Sept — ARTE] совместно с Министерством культуры Франции сняли полнометражный документальный фильм «[www.autourdu1ermai.fr/fiches/film/fiche-film-975.html Мастер-класс Виталия Катаева]» (реж. [www.autourdu1ermai.fr/fiches/real/fiche-real-3.html Ж.-Л.Комолли]). Вот что пишет профессор Московской консерватории В. Березин:

В 1988 году французский канал «Артэ» снял полнометражный фильм о дирижерском мастер-классе Катаева в Парижской консерватории. То были отнюдь не только уроки дирижирования (позднее эта картина получила I приз на Международном кинофестивале в Монреале). На протяжении всего фильма Катаев ни разу не говорит ни о русской душе, ни о родных берёзках, хотя работает над симфониями Чайковского и Шостаковича. Но это уроки патриотизма, пронзительной любви и неизбывной верности русской культуре. Замечательно талантливая пропаганда «наших ценностей», которой так и не овладели отечественные пиарщики и политологи.

Избранные записи и публикации

• В 2001 в память о В. В. Катаеве Российским авторским обществом выпущен альбом из трёх компакт-дисков его концертных записей с Билькентским академическим симфоническим оркестром BASSO (6-я и 10-я симфонии Д. Шостаковича, 3-я симфония С. Рахманинова, 5-я симфония П. Чайковского);
• Э. В. Денисов. «Реквием». Дирижер — В. В. Катаев. Исполнители: Нелли Ли — сопрано, Алексей Мартынов — тенор, Государственный академический хор Латвийской ССР. Запись 1984. [www.classic-online.ru/ru/performer/1902 Слушать на сайте classic-online.ru];
• «Выразительная и конструктивная роль ритма в исполнительской интерпретации оперы Моцарта „Свадьба Фигаро“ (исполнительско-дирижерский анализ)» (сб. «Проблемы творчества Моцарта», научн. труды Моск. конс., вып. 5, М.,1993);
• «Ритм в исполнительской интерпретации 1 части 5-й Симфонии Бетховена» (сб. «Инструментальная музыка классицизма: вопросы теории исполнительства», научн. труды Моск. конс., вып. 22, М.,1998)
• «Оперная практика для студентов-вокалистов» («Российский музыкант», 1996, февр.);
• «Травиата» на сцене Большого Зала" («Сов. музыкант», 1984, № 6, 18 апр.);
• «Симфонию Грига открыла Москва» («Муз. жизнь», 1981, № 15);
• «Вновь открытая симфония Э.Грига» («Сов. музыка», 1986, № 6);
• «Трудная дорога к 13-й» («Муз. жизнь», 1996, № 7-8);
• «Умирают в России страхи» («Русская мысль», 1996, № 4146; перепечатано в кн. «Шостаковичу посвящается», сб. статей, МГК, Композитор, 1997);
• «Мелкий жизненный случай в практике великого композитора» («Экран и сцена», 1997, № 3/367).

Другие ссылки

• [www.mosconsv.ru/ru/person.aspx?id=9020 Страница на сайте Московской консерватории];
• «И Моцарт в птичьем гаме» («Губерния»/Петрозаводск/, 1999, № 23, 10 июня);
• Столярчук К. «[www.belarus.su/minsk_ev/99/russia/3_3/sim16.htm Симфония о смысле бытия]» («Вечерний Минск», 1999, № 49, 16 марта);
• «[ottodix.ru/article.php?id=1001 Ауфтакт Виталия Катаева]» («Северный Курьер», 1999, № 61, 18 марта).

Отрывок, характеризующий Катаев, Виталий Витальевич

– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.