Мадатов, Валериан Григорьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «В. Г. Мадатов»)
Перейти к: навигация, поиск
Валериан Григорьевич Мадатов (Мадатян)
арм. Ռոստոմ Գրիգորի Մադաթյան
арм. Ռոստոմ Գրիգորեան Մադաթեանց

Портрет Валериана Григорьевича Мадатова
работы[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

18 (29) мая 1782(1782-05-29)

Место рождения

Карабах, село Аветараноц

Дата смерти

16 (28) сентября 1829(1829-09-28) (47 лет)

Место смерти

Шумла

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

генерал-лейтенант

Сражения/войны

Кобрин, Городечно, Лейпциг

Награды и премии

Валериа́н Григо́рьевич Мада́тов (Мадатя́н; 17821829) — князь, генерал-лейтенант русской армии армянского происхождения.





Биография

Валериан (Рустам) Мадатов-Карабахский[источник?] родился в армянском селе Аветараноц (Чанахчи), вблизи Шуши в Карабахе. Дореволюционные авторы полагали что Валериан происходил из армянской дворянской фамилии, которая имела княжеский титул[источник?] . Специалист по Кавказу Е. Г. Вейденбаум полагал, что настоящая фамилия Мадатова была Григорян (Кюкюиц), а его отец Григорий (Кюки) был конюхом у варандийского мелика (князя) Шах-Назара II. . Согласно Раффи, Ростом был сыном «погонщика мулов мелика Шахназара. Его отца звали Мехрабенц Гюки. Еще в 14-летнем возрасте Ростом, удрав из Карабаха в Астрахань, стал там учеником у полкового маркитанта. Это занятие позволило ему изучить русский язык»[2].

При поступлении в русскую гвардию Валериан взял фамилию Мадатов по девичьей фамилии матери — Мадатян. Однако специальный указ императора Павла I запрещал производство не дворян в офицеры. Полагают, что Павел I даровал 17-летнему Валериану княжеский титул в качестве дипломатического жеста, зачисляя его в гвардейский корпус. Дело в том, что Валериан прибыл в Санкт-Петербург в 1799 году в составе делегации армянских меликов во главе с Джимшит Шах-Назаровым. По сообщению Раффи:
Когда мелики по пути в Санкт-Петербург проезжали через Астрахань, Ростом затесался в их довольно многочисленную свиту. Его взяли с собой, полагая, что он пригодится в пути в качестве переводчика. Санкт-Петербург так увлек юношу, что он решил остаться здесь. Мелик Джумшуд выдал сыну погонщика мулов своего отца грамоту о дворянском происхождении, и по его просьбе Ростома зачислили в военную школу[2].
Валериан между тем начал военную службу с самого младшего чина — подпрапорщиком в лейб-гвардии Преображенском полку. В Санкт-Петербурге Валериану покровительствовали крупные деятели армянской колонии — архиепископ Иосиф и Иоанн Лазаревич Лазарев (1735—1801 гг.). В доме Лазарева Валериан и поселился.[3]

Послужной список

Отличился впервые во время турецкой войны (18071812). В Отечественную войну 1812 года, командуя передовым отрядом, с успехом действовал под Кобрином, Городечном и Борисовом, а также при занятии Вильны (ныне — Вильнюс). В 1813 был ранен под Лейпцигом.

В 1816 Мадатов был назначен командующим войсками в Карабахском ханстве, а в следующем году — окружным начальником уже в нескольких ханствах: Шекинском, Ширванском и Карабахском. В 1818 Ермолов предпринял покорение чеченцев, и главным его помощником был Мадатов, покоривший восставших жителей Табасаранской области, терекоменских лезгинцев, жителей Каракайдакской провинции, повсюду действуя с небольшим отрядом, преимущественно из «татарских войск».

Затем он помог Ермолову одержать блистательную победу над акушинцами под Лавашей и занять их главное укрепление — Акушу. В 1820 Мадатов разбил казыкумыкского хана Сурхая и за две недели покорил всё ханство; организовал в нём суды, провёл дороги, учредил казачьи посты, способствовал развитию торговли и промышленности, разведению шелковичных садов, основанию конских заводов и т. п.

В 1826 он разбил персов при Шамхоре, вытеснил Назар-Али-хана из Елизаветполя и помог Паскевичу одержать победу над шахом Аббас-Мирзой и занять крепость Шушу. Перейдя в 1828 в армию, действовавшую в европейской части Турции, он одержал над турками две блестящих победы, около Правод и под Шумлой, но вскоре после последнего сражения заболел и умер. Солдаты любили Мадатова и безгранично ему доверяли. Похоронен на Ново-Лазаревском (ныне Тихвинском кладбище) Александро-Невской лавры.

Портрет его, исполненный Доу с натуры, относится к числу лучших работ художника. Волевой характерный профиль Мадатова, рука, лежащая на эфесе сабли, блестяще написанные ордена и шитье гусарских ментика и долмана, «свободная и широкая» живопись портрета — все это создает впечатляющий по своей жизненности образ одного из незаурядных военачальников первой четверти позапрошлого столетия.

Воинские звания

Награды

Русско-турецкая война 1806—1812

Отечественная война 1812 года

Кавказская война

Русско-персидская война 1826—1828

Русско-турецкая война 1828—1829 годов

См. также

Напишите отзыв о статье "Мадатов, Валериан Григорьевич"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 254, кат.№ 8094. — 360 с.
  2. 1 2 Раффи. [armenianhouse.org/raffi/novels-ru/khamsa/meliks35_40.html Меликства хамсы.]
  3. Софья Мхитарян [mir.voskres.ru/mirbo09/a10.html Герой Отечества генерал-лейтенант Валериан (Ростом) Григорьевич Мадатов]
  4. Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. СПб. 1859г.

Литература

  • Дубровин Н. Ф. «В. Г. Мадатов» (в «Русском мире», 1872, № 297);
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/1408Madat.htm Мадатова С. А. Князь В. Г. Мадатов. Генерал-лейтенант. Род 1782 ум. 1828 г. // Русская старина, 1873. — Т. 7. — № 1. — С. 85-102.]
  • «Жизнь генерал-лейтенанта Мадатова» (СПб., 1874).
  • Мадатов, Валериан Григорьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_m01.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 463.
  • Глинка В.М., Помарнацкий А.В. Мадатов, Валериан Григорьевич // [www.museum.ru/museum/1812/Persons/RUSS/t_m01_vg.html Военная галерея Зимнего дворца]. — 3-е изд. — Л.: Искусство, 1981. — С. 138-141.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мадатов, Валериан Григорьевич

– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.