Рязанов, Василий Георгиевич

Василий Георгиевич Рязанов
Дата рождения	12 (25) января 1901(1901-01-25)
Место рождения	с. Большое Козино, ныне Балахнинский район, в Нижегородской области
Дата смерти	8 июля 1951(1951-07-08) (50 лет)
Место смерти	Киев
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	авиация
Годы службы	1920 — 1938 годы 1939 — 1951 годы
Звание
Командовал	44-я авиационная бригада 76-я смешанная авиационная дивизия 2-я истребительная авиационная армия 1-й штурмовой авиационный корпус 1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус 14-я воздушная армия 69-я воздушная армия
Сражения/войны	Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Других государств:

Василий Георгиевич Рязанов (12 (25) января 1901 года, село Большое Козино, ныне посёлок городского типа, Балахнинский район, Нижегородская область — 8 июля 1951 года, Киев) — советский военный деятель, генерал-лейтенант авиации (17 марта 1943 года). Дважды Герой Советского Союза (22 февраля 1944 года, 2 июня 1945 года).

Начальная биография

Василий Георгиевич Рязанов родился в семье крестьянина 12 (25) января 1901 года в селе Большое Козино (ныне посёлок городского типа Балахнинского района Нижегородской области).

В 1914 году окончил 5 классов сельской школы, а в 1916 году — 4 класса высшего начального училища в городе Балахна, после чего работал на почте при железнодорожной станции Рузаевка, в 1917 году — на почте в посёлке Сормово (ныне — в черте Нижнего Новгорода), в 1918 году — на заводе «Красное Сормово», а затем — инструктором Балахнинского внешкольного уездного отдела народного образования.

Военная служба

Довоенное время

В мае 1920 года был призван в ряды РККА и назначен на должность лектора-агитатора в Нижегородском губернском военном комиссариате. В том же году вступил в ряды ВКП(б).

В 1921 году был направлен на учёбу на рабфак при Московском государственном университете, после окончания которого в 1922 году был направлен на учёбу в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, после окончания которого в 1924 году был назначен на должность инструктора политотдела стрелковой дивизии в составе Московском военном округе.

В 1925 году был направлен на учёбу в Борисоглебскую военную авиационную школу лётчиков, после окончания которой в 1926 году был направлен на учёбу в Серпуховскую высшую школу воздушной стрельбы и бомбометания, после окончания которой в 1927 году был назначен на должность командира звена учебной эскадрильи Ленинградской военной школы летчиков-наблюдателей, в 1928 году — на должность командира отряда 3-й Оренбургской военной школы лётчиков, а в 1929 году — на должность командира звена Ленинградской военно-теоретической школы ВВС.

В 1930 году после окончания курсов усовершенствования начальствующего состава при Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского Рязанов был назначен на должность командира эскадрильи 8-й Одесской военной школы пилотов, а в 1931 году — на должность командира эскадрильи Московской школы спецслужб ВВС.

В 1933 году был направлен на учёбу на оперативный факультет Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, после окончания которого в 1935 году был назначен на должность командира авиационной бригады при этой же академии, а в 1936 году — на должность командира 44-й авиационной бригады в составе Сибирского военного округа.

В апреле 1938 года полковник Василий Георгиевич Рязанов был уволен из армии, однако в сентябре 1939 года был восстановлен в рядах армии и был назначен на должность преподавателя Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Вскоре участвовал в ходе советско-финской войны.

В марте 1940 года был назначен на должность преподавателя тактики ВВС, а затем — на должность начальника учебного отдела Военно-воздушной академии командного и штурманского состава ВВС РККА, дислоцированной в Монино (Московская область).

Великая Отечественная война

С началом войны Рязанов в июне 1941 года был назначен на должность заместителя командующего ВВС 5-й армии (Юго-Западный фронт), в августе того же года — на должность начальника группы контроля Управления ВВС Юго-Западного фронта, в декабре — на должность командира 76-й смешанной авиационной дивизии (Южный фронт), в марте 1942 года — на должность командира манёвренной авиагруппы Юго-Западного фронта, а в июле — на должность командира формирующейся 2-й истребительной авиационной армии в составе Резерва Верховного Главнокомандования, однако уже в конце июля армия была разделена на 2 группы по 2 авиационных дивизии, которые вскоре были включены в состав 1-й и 3-й воздушных армий.

В сентябре 1942 года генерал-майор Василий Георгиевич Рязанов был назначен на должность командира 1-го штурмового авиационного корпуса, который вскоре принимал участие в ходе Великолукской наступательной операции и освобождении города Великие Луки, а затем в составе 6-й воздушной армии участвовал в ликвидации демянского плацдарма противника.

В середине марта 1943 года корпус под командованием Рязанова был включён в состав 2-й, затем 5-й воздушных армий (Воронежский фронт), после чего участвовал в ходе Курской битвы, а также при освобождении Белгорода и Харькова. Во время битвы за Днепр корпус поддерживал войска Степного фронта при форсировании реки, а также при захвате и расширении плацдармов на её правом берегу.

С октября 1943 по январь 1944 года корпус под командованием Рязанова принимал участие в ходе наступательных операций Степного фронта, преобразованного в октябре 1943 года во 2-й Украинский, на криворожском, кировоградском и черкасском направлениях, а также при освобождении городов Знаменка, Черкассы, Кировоград. За отличия в боевых действиях при освобождении Кировограда корпус был удостоен почётного наименования «Кировоградский» и в феврале 1944 года преобразован в 1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1944 года за высокое мастерство в управлении частями корпуса в боях, умелую организацию взаимодействия с наземными войсками при форсировании Днепра и личный героизм генерал-лейтенанту авиации Василию Георгиевичу Рязанову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В июле 1944 года корпус был передан в состав 2-й воздушной армии (1-й Украинский фронт), после чего принимал участие в ходе Львовско-Сандомирской наступательной операции, при уничтожении противника в районе города Броды, развитии наступления к рекам Caн и Висла, а также при их форсировании и захвате сандомирского плацдарма.

Вскоре корпус принимал участие в ходе Сандомирско-Силезской наступательной операции, а также при освобождении городов Ченстохова, Краков и Катовице, за что Василий Георгиевич Рязанов был награждён орденом Суворова 2 степени. Вскоре корпус принимал участие в ходе Нижнесилезской и Верхнесилезской наступательных операций, в ходе которых принимал участие в ходе разгрома группировки противника в районе города Оппельн (Ополе, Польша), а затем в ходе наступления фронта к реке Нейсе.

Вскоре корпус принимал участие в ходе Берлинской наступательной операции, а также способствовал успешному форсированию фронтом реки Нейсе, прорыву обороны противника на подступах к Берлину и при его штурме. За образцовое выполнение заданий командования корпус был награждён орденом Кутузова 2 степени, а за отличие при штурме Берлина был удостоен почётного наименования «Берлинский».

Лётчики корпуса Рязанова были лучшими штурмовиками, каких я только знал за весь период войны. Сам Рязанов являлся командиром высокой культуры, высокой организованности, добросовестного отношения к выполнению своего воинского долга.

— Дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Конев И.С. Записки командующего фронтом 1943-1945. 3-е издание - М: Воениздат, 1982.- С.472.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1945 года за отличия в боях на рубеже реки Висла и при разгроме ченстоховско-радомской группировки противника гвардии генерал-лейтенант авиации Василий Георгиевич Рязанов был награждён второй медалью «Золотая Звезда».

За время войны Рязанов был 24 раза упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего.

Послевоенная карьера

После окончания войны продолжил командовать корпусом в составе Центральной группы войск.

В феврале 1947 года был назначен на должность командующего 14-й воздушной армией в составе Прикарпатского военного округа, а в апреле 1949 года — на должность командующего 69-й воздушной армией в составе Киевского военного округа.

Избирался депутатом Верховного Совета УССР и кандидатом в члены Центрального комитета Коммунистической партии Украины.

Генерал-лейтенант авиации Василий Георгиевич Рязанов умер 8 июля 1951 года в Киеве. Похоронен на Лукьяновском военном кладбище.

Воинские звания

• Генерал-майор авиации (27 марта 1942 года);
• генерал-лейтенант авиации (17 марта 1943 года).

Награды

• две медали «Золотая Звезда»;
• два ордена Ленина (22.02.1944; 1945);
• три ордена Красного Знамени (02.1943; 3.11.1944; 15.11.1950);
• орден Богдана Хмельницкого 1 степени (1944);
• орден Суворова 2 степени (27.08.1943);
• орден Красной Звезды (29.12.1941);
• медали;
• иностранные награды.

Память

• На родине, в посёлке Большое Козино, были установлены бронзовый бюст В. Г. Рязанова и мемориальная доска на здании дома, в котором он жил, а также в его честь названа улица. Имя носит школа посёлка, в которой создан музей В. Г. Рязанова.
• В Нижегородском кремле установленв стела и мемориальная доска.
• Его именем названа улица в Балахне.
• Именем Героя названа средняя школа в Киеве.
• Сквер по улице Шимборского в Сормовском районе города Нижнего Новгорода носит имя Василия Рязанова, в сквере установлен памятный знак.

• Stele to hero Vasily Raizanov.jpg

  Стела В. Г. Рязанову и А. В. Ворожейкину в Нижегородском кремле

• Могила дважды Героя Советского Союза Василия Рязанова.JPG

  Могила Рязанова на Лукьяновском военном кладбище Киева.

• Bust of hero Vasily Riazanov-Bolshoe Kozino.jpg

  Памятник В. Г. Рязанову в Большом Козино

• Памятный знак Сквер им. дважды Героя Советского Союза Рязанова В.Г.JPG

  Памятный знак в сквере им. дважды Героя Советского Союза Рязанова В.Г. ул. Шимборского в Нижнем Новгороде.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 385—387. — ISBN 5-86090-113-5.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=600 Рязанов, Василий Георгиевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Рязанов, Василий Георгиевич

Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.