В Сиреневой Сторожке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Сиреневой сторожке
The Adventure of Wisteria Lodge
Жанр:

детектив

Автор:

Дойль, Артур Конан

Язык оригинала:

Английский

Дата первой публикации:

1908 г.

Издательство:

Литература

Текст произведения в Викитеке

«В сиреневой сторожке» (англ. The Adventure of Wisteria Lodge) — один из 56 рассказов Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе.
Часть 1-я была озаглавлена «Необыкновенное происшествие с мистером Джоном Скотт-Экклсом» (The Singular Experience of Mr. John Scott Eccles), часть 2-я — «Тигр из Сан-Педро» (The Tiger of San Pedro). Входит в сборник рассказов «Его прощальный поклон». Первая публикация состоялась в августе 1908 года в «Collier's Weekly Magazine», затем в «The Strand Magazine», в сентябре-октябре 1908 года.





Сюжет

Завязка сюжета начинается с визита к Шерлоку Холмсу Джона Скотта-Эклса, которого разыскивала полиция, чтобы допросить по факту убийства Алоисио Гарсиа, проживавшего в Сиреневой Сторожке. Вслед за Скотт-Эклсом появляются инспекторы Грегсон и Бэйнс.
Из рассказа Эклса выяснилось, что он накануне был у Гарсиа в гостях, но наутро не обнаружил ни хозяина, ни двух его слуг дома. В камине Гарсиа обнаружили записку, в которой неизвестная женщина приглашала его в какой-то дом. Холмс и Бэйнс повели два независимых расследования, итогом которого было раскрытие ими убийства. Преступником оказался некий Хуан Мурильо — бывший диктатор латиноамериканского государства Сан-Педро по прозвищу «Тигр из Сан-Педро». Женщиной, пригласившей Гарсиа в дом бывшего деспота, оказалась гувернантка его детей.

Интересные факты

Это единственный рассказ о Шерлоке Холмсе, в котором полицейский инспектор действительно ничем не уступает Холмсу. Холмс хвалит инспектора Бэйнса:

«Вы далеко пойдёте в своей профессии. У вас есть чутьё и интуиция.»

Такой страны как Сан-Педро не существует, хотя прототипом её образа угадывается Парагвай, а под диктатором — Франциско Лопес (имевший исключительно негативный имидж в европейской и американской прессе; однако сам Лопес погиб в войне Тройного альянса и бежать в Англию не мог, тем более что его независимая политика самодостаточности была противна британским политикам и коммерсантам), либо бывший аргентинский диктатор Росас, который после своего свержения действительно бежал в Англию, где прожил более 25 лет.

Рассказ вдохновил на создание джазовой композиции Джона ла Барберу «The Tiger of San Pedro», которую исполнял джазовый тромбонист Билл Ватрус.


Ошибка

Действие в рассказе происходит в конце марта 1892 года, а в это время Холмс числился пропавшим после стычки с профессором Мориарти в Швейцарии. Скорее всего, автор просто не обратил внимания на дату в его рассказе.

Экранизации

Рассказ был экранизирован дважды под названием «Wisteria Lodge»: в 1968 году[1] с Питером Кушингом в роли Шерлока Холмса и в 1986 году[2], где главную роль исполнял Джереми Бретт.

Напишите отзыв о статье "В Сиреневой Сторожке"

Примечания

  1. [www.imdb.com/title/tt0699469/| Wisteria Lodge 1968]
  2. [www.imdb.com/title/tt0685630/| Wisteria Lodge 1986]

Отрывок, характеризующий В Сиреневой Сторожке

– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.