В моей смерти прошу винить Клаву К.

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В моей смерти прошу винить Клаву К.
Жанр

мелодрама / школьная драма

Режиссёр

Николай Лебедев
Эрнест Ясан

Автор
сценария

Михаил Львовский

В главных
ролях

Владимир Шевельков
Надежда Горшкова
Наталья Журавлёва
Владимир Сидоров

Оператор

Валерий Миронов

Композитор

Александр Журбин

Кинокомпания

Ленфильм

Длительность

72 мин

Страна

СССР СССР

Год

1979

IMDb

ID 0080073

К:Фильмы 1979 года

«В моей смерти прошу винить Клаву К.» — художественный фильм о первой любви, снятый в 1979 году режиссёрами Николаем Лебедевым и Эрнестом Ясаном по повести Михаила Львовского.

Съёмки фильма проходили в Краснодаре, Ростове-на-Дону, Ленинграде и Карелии.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2816 дней]





Сюжет

Областной центр на юге России. Молодые интеллигенты Павел и Рита Лавровы приводят в детский сад своего четырёхлетнего сына Серёжу. Тот плачет и никак не хочет здесь оставаться. Тогда заведующая вызывает симпатичную Клаву Климкову, которая берёт мальчика за руку и ведёт собирать жёлуди. Серёжа с помощью родителей набирает их гораздо больше, чем другие дети, чем сразу завоёвывает симпатии девочки…

Климкова и Лавров — третьеклассники. Он хорошо учится, активно занимается спортом, поёт в школьном хоре, она же умеет только красиво подавать цветы, но Серёжа решает за девочку все проблемы. Он постоянно делает Клаве подарки — как вещи, принадлежащие ему, так и барометр отца или игрушки младшего брата…

Клава и Сергей учатся уже в старших классах. Он, как и прежде, гордость школы — победитель математических олимпиад, чемпион школы по шахматам, спортсмен и просто красавец. В него безответно влюблена одноклассница Таня Ищенко, а для Клавы Серёжа лишь игрушка, уже изрядно надоевшая. Сам же юноша совершенно не представляет себе жизнь без своей подруги:

«Когда её нет рядом, я не существую… Жду, когда её увижу. Мне без Клавы ничего не интересно, даже если Нобелевскую премию будут давать, а её при этом нет — всё! Отпадает!».

Внимание же Климковой привлекает перспективный новенький мальчик из параллельного класса Лаврик — сын врача, также отличник, однажды даже сыгравший вничью с Михаилом Талем. Сергей пытается вернуть себе внимание девушки, но та всё больше выказывает желание порвать с ним. Даже на угрозу юноши совершить суицид она заявляет, что она пошла бы с ним куда угодно, только если бы он был способен совершить заявленное. Тане и Лаврику с трудом удаётся остановить Лаврова. Клава же, наоборот, жестоко высмеивает Сергея перед одноклассниками. Но она может этого и не делать — огонёк в глазах юноши гаснет, и ни правильные слова со стороны окружающих, ни туристическая поездка в горы с родителями не могут вывести его из угнетённого состояния. По приезде Сергея из похода выясняется, что умерла мать Тани, и она бросила школу. Юноша потрясён этим. Он больше не встречается с Клавой, но никак не может её забыть. Даже когда он бродит по городу с Таней, то видит в проходящих девушках свою бывшую возлюбленную.

Однажды Сергей и Клава всё-таки встречаются у Лаврика и затем идут гулять. Девушка пытается просить прощения:

Это трудно объяснить. У нас всё не так получилось. Всё могло быть иначе… Ты всё время дарил мне себя, а Лаврик подарил мне меня, понимаешь?

Через какое-то время Сергей пытается признаться Тане в любви:

— Я люблю тебя, Таня.
— Так не бывает.
— Бывает.
— Ты всю жизнь будешь любить Клаву.
— Так не бывает.
— Бывает…

Затем Таня уходит, а юноша долго смотрит ей вслед.

Литературный источник

Фильм снят по одноимённой повести Михаила Львовского, в которой, по его словам, нашли отражение перипетии его юношеских отношений с Валентиной Архангельской, которая затем стала женой Александра Галича[1][2]. В 1980 году был издан сборник «Сигнал надежды», куда кроме киносценариев вошли повести «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (1976 г.) и её продолжение «Сестра милосердия» (1977 г.). Больше эти произведения никогда не издавались.

Особенностью повести является поочерёдное повествование от имени практически всех главных героев, что даёт возможность читателю понять причины тех или иных поступков и их восприятие окружающими.

Сюжеты книги и фильма несколько отличаются, главное отличие — случайное падение Сергея с обрыва реки после возвращения из поездки на море (в фильме вместо неё — туристический поход). После этого Таня ухаживала за юношей в больнице, и только потом происходит их объяснение. Также в повести приводится название реки — Кубань, упоминается фамилия Лаврика — Корнильев. В фильме о падении есть лишь намёк в одном из эпизодов. По утверждениям, поначалу съёмки включали все события повести, однако впоследствии некоторые эпизоды были исключены так как режиссёру не хотелось отвлекать зрителя от основной темы фильма и придать действию больший динамизм.

Продолжение

В книге «Сестра милосердия» раскрывается дальнейшее развитие сюжета. О Клаве в повести упоминается вскользь — лишь сообщается, что она вышла замуж. Действие происходит спустя 5—6 лет (это можно высчитать по авторскому комментарию: в повести «В моей смерти прошу винить Клаву К.» Таня говорит Сергею про свою сестру Свету, что ей три года, а в повести «Сестра милосердия» о Свете говорится, что ей 8 лет). Таня работает медсестрой в клинике профессора Корнильева (отца Лаврика), Серёжа учится и живёт в Москве, где одновременно со сдачей диплома защищает и кандидатскую диссертацию по математике. Он возвращается в свой родной город — Синегорск, и уговаривает Таню переехать к нему. Через несколько месяцев девушка едет в Москву, где побеждает в конкурсе песни медицинских работников. Её отношения с Серёжей имеют открытый финал с намёком на счастливое развитие: Серёжа вновь предлагает продолжить роман, однако Таня отказывается, мотивируя это тем, что выйдет за него замуж только тогда, когда будет уверена, что его чувства к ней такие же крепкие, как и у неё к нему. Книга заканчивается тем, что Тане приходит письмо, в котором Сергей пишет, что не может жить без неё и её друзей, с которыми он успел познакомиться.

Следует отметить, что Синегорск действительно существует в Краснодарском крае, но это не город, а небольшой посёлок вдалеке от Кубани. Более вероятно, что под Синегорском подразумевается Краснодар.

В ролях

Съёмочная группа

Музыка

  • Алекс Сильванни— «Disco stomp» (мелодия, под которую танцуют Клава и её мама);
  • Франц Шуберт — «В путь»/«Das Wandern» из вокального цикла «Прекрасная мельничиха» (песня, исполняемая хором во Дворце пионеров);
  • Африк Симон — «Hafanana» (песня, под которую герои танцуют в парке);
  • Алекс Сильванни — «Para que no me olvides» (танго, под которое герои танцуют в парке);
  • ВИА «Верные друзья» — «Всё к лучшему» (песня, исполняемая во время летней туристической поездки Лавровых);
  • Александр Журбин — вокализ 1 (в исполнении Клавы);
  • Александр Журбин — «Не бывает любви несчастной» (на стихи Бориса Заходера) (песня, исполняемая преподавателем кружка по пению);
  • Александр Журбин — вокализ 2 (финальная сцена объяснения Сергея и Татьяны).

Призы и премии

  • 1979 — Грамота жюри на 1-м Всесоюзном смотре работ молодых кинематографистов
  • 1979 — Лучший сценарий 1979 года М.Львовского на закрытом профессиональном конкурсе Союза кинематографистов СССР
  • 1980 — XIII ВКФ в Душанбе (Вторая премия по разделу фильмов для детей и юношества — Николай Лебедев)[3]
  • 1980 — XIII ВКФ в Душанбе (Вторая премия по разделу фильмов для детей и юношества — Эрнест Ясан)
  • 1980 — XVIII МКФ фильмов для детей и юношества в Хихоне (Главный приз — Николай Лебедев)
  • 1980 — XVIII МКФ фильмов для детей и юношества в Хихоне (Главный приз — Эрнест Ясан)
  • 1980 — Лучший фильм 1979 года по признанию зрительского жюри клуба «Экран» на VI МКФ стран Азии, Африки и Латинской Америки в Ташкенте
  • 1981 — Государственная премия РСФСР им. Н. К. Крупской(Николай Лебедев)
  • 1981 — Государственная премия РСФСР им. Н. К. Крупской (Михаил Львовский)
  • 1981 — Государственная премия РСФСР им. Н. К. Крупской (Валерий Миронов)
  • 1981 — Государственная премия РСФСР им. Н. К. Крупской (Алексей Федотов)
  • 1981 — Государственная премия РСФСР им. Н. К. Крупской (Эрнест Ясан)

Критика

  • И. С. Левшина «Подросток и Экран», Москва «Педагогика» 1989, ISBN 5-7155-0151-2 :

…Когда достаточно задолго до выхода на экран я посмотрела «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (режиссёр Эдуард Ясан), мне было понятно, что фильм молодёжная аудитория встретит очень хорошо. Но чтобы такой успех! — надо признаться, не ожидала. Лавина писем в киноредакции, во всех кассах кинотеатров — всегда и везде — билеты проданы. После демонстрации этой ленты по Центральному телевидению в 1986 году редакция кинопрограмм ЦТ была завалена потоком откликов: подросли новые 14—15-летние, которые в свои 10 лет картину, может, и не видели, а если и видели, то не могли оценить с позиций нынешних, сформировавшихся запросов; бывшие подростки, нынешние 20-летние молодые люди, заново переживали прекрасные впечатления теперь уже их прошедшего детства. Снова успех фильма ошеломлял.

Мы, профессионалы, конечно, правы, когда прежде всего озабочены мерой и степенью художественного постижения жизни со всеми её сложностями и противоречиями. Я вспоминаю, как в сценарии М. Львовского слово передавалось по ходу действия всем героям драмы (вплоть до малолетнего Серёжиного брата) и повествование продолжало развиваться, преломленное уже с другой точки зрения… Жизнь поворачивалась разными гранями, сталкивались разные позиции, мотивы поступков каждого из действующих лиц имели углублённые и непростые характеристики. Отношения роковой красавицы Клавы, влюбленного в неё с детского сада благородного Сергея, появление не менее, чем Сергей, превосходного парня Лаврика, ставшего новой, «настоящей» любовью для Клавы,— всё это представляло достаточно многомерную, сложную картину жизни.

В снятом фильме ничего этого нет, действие направлено по очищенному от всего «лишнего» (то есть от жизненной реальности) пути. Обидно смотреть это зрелище. Однако посчитаемся и с юными зрителями, с их способами смотрения, с их ожиданиями от экрана!

Напишите отзыв о статье "В моей смерти прошу винить Клаву К."

Примечания

  1. [www.nvspb.ru/stories/alenagalichupapibilitolkodvelu/ Алена Галич: «У папы были только две любимые женщины»]
  2. [gazeta.aif.ru/online/superstar/07/10_01 Аргументы и факты. Кто убил Александра Галича?]
  3. КИНО: Энциклопедический словарь, главный редактор С. И. Юткевич, М. Советская энциклопедия, 1987, с.83

Ссылки

  • «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=714 «В моей смерти прошу винить Клаву К.»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [www.film.ru/afisha/movie.asp?vg=96726 О фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (на сайте film.ru)]
  • [www.gardemariny.narod.ru/interview_new05.htm Интервью с Владимиром Шевельковым]

Отрывок, характеризующий В моей смерти прошу винить Клаву К.

– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.