Список персонажей телесериала «Вавилон-5»

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Г'Кар»)
Перейти к: навигация, поиск




Содержание

Главные герои

Имя персонажа Актёр Участие в сезонах
п/ф 1 2 3 4 5
Джеффри Синклер (Jeffrey Sinclair) Майкл О’Хара Да Да П П Нет Нет
Джон Шеридан (John Sheridan) Брюс Бокслейтнер Нет Нет Да Да Да Да
Сьюзен Иванова (Susan Ivanova) Клаудия Кристиан Да Да Да Да Да [m 1]
Майкл Гарибальди (Michael Garibaldi) Джерри Дойл Да Да Да Да Да Да
Деленн (Delenn) Мира Фурлан Да Да Да Да Да Да
Лондо Моллари (Londo Mollari) Питер Юрасик Да Да Да Да Да Да
Г’Кар (G’Kar) Андреас Катсулас Да Да Да Да Да Да
Стивен Франклин (Stephen Franklin) Ричард Биггс Да Да Да Да Да Да
Вир Котто (Vir Cotto) Стивен Фёрст Да Да Да Да Да Да
Ленньер (Lennier) Билл Мами Да Да Да Да Да Да
На’Тот (Na’Toth) Кэйтлин Браун Да Да Нет Нет Нет П
Мэри Кей Адамс Нет Да Да Нет Нет Нет
Уоррен Кеффер (Warren Keffer) Роберт Раслер Нет Да Да Нет Нет Нет
Элизабет Локли (Elizabeth Lochley) Трейси Скоггинс Нет Нет Нет Нет Нет Да
Зак Аллан (Zack Allan) Джефф Конавей Нет Да П Да Да Да
Лита Александер (Lyta Alexander) Патрисия Таллман Да Нет П П Да Да
Талия Винтерс (Talia Winters) Андреа Томпсон Да Да Да Нет Нет Нет
Маркус Коул (Marcus Cole) Джейсон Картер Нет Нет Нет Да Да Нет
  1. Клаудия Кристиан не снималась в пятом сезоне сериала, однако она появляется в последней серии, которая была снята в рамках четвёртого сезона

Джеффри Синклер

Капитан 2-го ранга Джеффри Дэвид Синклер (англ. Jeffrey David Sinclair, 2218[1] — приблизительно 1360[2]) — главный персонаж первого сезона сериала, сыгранный Майклом О’Хара. Первый командующий станцией «Вавилон-5». Синклер — довольно жесткий руководитель, отягощенный серьёзной ответственностью[3].

История персонажа

Джеффри Синклер родился 3 мая 2218 года, в колонии Марс[1]. Его отец был пилотом истребителя земного флота и участвовал в отражении нашествия дилгаров, во время которого и погиб. После этого мать отправила его в церковную католическую школу[4].

Синклер познакомился с Джоном Шериданом в лётной академии, когда учился на первом курсе, а Шеридан заканчивал учёбу. После этого они несколько раз встречались во время войны, но по-настоящему познакомились лишь во время бунта на Марсе[4].

Во время обучения в Академии Земных сил он познакомился с Кэтрин Сакай, с которой у него вскоре завязались близкие отношения. После года совместной жизни они расстались, но продолжали периодически видеться вплоть до 2258 года, когда решили возобновить совместную жизнь и пожениться[5][6].

В 2240 году Синклер стал пилотом космического истребителя. Он участвовал в Битве на Рубеже, последнем большом сражении войны Земля-Минбар. В ходе боя Синклер по решению Серого Совета, был захвачен в плен для допроса и изучения. После тщательных исследований члены Серого Совета пришли к выводу, что в Синклере возродилась душа Валена, минбарского пророка тысячелетней давности[7].

В 2257 году, по настоятельной рекомендации правительства Минбара, Синклер был назначен командующим космической станцией «Вавилон-5».

В начале второго сезона был переведен послом на Минбар[8], на посту командующего станцией его сменил Джон Шеридан. На Минбаре Синклера избрали предводителем Рейнджеров[9]. В дальнейшем, в 2260 году, в результате путешествия в прошлое и действия некого устройства, трилюминария, становится минбарским пророком — Валеном[9].

Уход Майкла О’Хара из сериала

После первого сезона О’Хара и создатель сериала Дж. Майкл Стражински приняли совместное решение об уходе актёра из сериала[10]. В результате главная роль командующего станцией перешла к Брюсу Бокслейтнеру, сыгравшему капитана Джона Шеридана. Майкл О’Хара участвовал как приглашенный актёр в нескольких сериях второго и третьего сезона. Последним эпизодом с участием Синклера стал двойной эпизод «Война без конца».

Джон Шеридан

Джон Дэ́вид Ше́ридан[11] (англ. John J. David Sheridan, 2215[4] — 2281[12]) — главный герой 2-5 сезонов сериала и ряда фильмов на его основе, сыгранный Брюсом Бокслейтнером. Будучи капитаном, был назначен командующим станцией «Вавилон-5» вместо Синклера[8]. В результате различных событий стал главнокомандующим флотом во время войны с Тенями и руководителем восстания против президента Кларка. Вынужден был оставить воинскую службу, однако, тут же получил предложение[13] стать президентом Межзвёздного Альянса, это пост он занимал почти до самой смерти[12].

Сьюзен Иванова

Сью́зен Ива́нова (англ. Susan Ivanova, 30 августа 2230[14] — неизвестно) — героиня, входящая в основной состав сериала в 1-4 сезонах, сыграна Клаудией Кристиан. Сьюзен — старпом, капитан 3-го ранга, затем капитан 2-го ранга. Сьюзен — русского происхождения[15].

Родителями Сьюзен Ивановой и её брата Гани были русские евреи[15] Андрей и София (Софья) Ивановы. Земному правительству стало известно о скрытых телепатических способностях Софии Ивановой, когда той было 35 лет. Действие веществ, которые её вынудили принимать, негативно воздействовало на психическое состояние Софии и в конечном итоге привело к самоубийству. Судьба матери сделала Сьюзен убеждённым врагом Пси-корпуса и тоталитарных режимов[16].

Смерть отца стала следующим тяжёлым ударом для Ивановой, и единственной её опорой становится команда «Вавилона-5». Сьюзан очень тяжело построить личные отношения, как с телепатом Талией Винтерс, так и с рейнджером Маркусом Коулом. Последний, после потенциально смертельного ранения Ивановой в 21-й серии 4-го сезона, приносит свою жизнь в жертву ради спасения возлюбленной[17].

После свержения строя президента Кларка и впадения в глубокую кому Маркуса Сьюзен покидает станцию и берёт под своё командование звездолёт[13]. Оставаясь в рядах вооружённых сил Земли, дослужилась до генерала, после чего покинула земные войска и получила пост главнокомандующего рейнджеров — эн’тил’за[12].

Создание и критика образа

В создании образа Ивановой особенный упор делался на русском происхождении героини. Сам Стражински неоднократно заявлял о «русском» характере Ивановой, трактуя оригинальный юмор и мировоззрение Ивановой как квинтэссенцию коллективного сознания «многострадального русского народа»[15]. При этом Ивановой вполне уместно было бы быть этнической русской, но по легенде сериала Иванова — русская еврейка.

Образ Сьюзан Ивановой, из-за её отношений с Талией Винтерс[18][19], считается одним из первых образов бисексуалов, введенных в научной фантастике[20].

Майкл Гарибальди

Майкл Гарибальди (англ. Michael Garibaldi) — один из основных персонажей сериала «Вавилон-5», он впервые появляется в первом фильме и присутствует во всех пяти сезонах. Образ Гарибальди на телеэкране был воплощён актёром Джерри Дойлом. Персонаж назван в честь итальянского героя Джузеппе Гарибальди[21], но в отличие от Шеридана не является его потомком[22].

Майкл Гарибальди родился и был воспитан на колонии Марс. Он является сыном Альфредо Гарибальди, пехотинца Военных Сил Земного Альянса[23]. Гарибальди воспитан на традициях католической церкви. Впоследствии он стал агностиком, но всегда испытывал определённое уважение к церкви[8].

Гарибальди — подозрительный, как и положено по должности, но честный человек. В течение долгих лет проблемы со спиртным преследовали Гарибальди, приведя к увольнениям с нескольких мест работы. В конце концов он сумел взять себя в руки. До назначения на Вавилон-5 во время одного из инцидентов в результате взрыва погиб один из близких друзей Гарибальди. Дочь погибшего много лет винила в произошедшем именно Майкла, в результате чего, когда она появилась на станции, он опять ударился в запой[24]. Во время пребывания на Марсе, у Гарибальди завязалось знакомство с человеком, впоследствии повлиявшим на его судьбу. Его знакомой, а потом и любовницей стала Лиз Хемптон. Эта пара стала периодически сходиться и расходиться, проведя в таком «режиме» 15 лет[16].

После похищения Гарибальди кораблем Теней, и обработкой его Пси-корпусом, уходит с поста начальника безопасности и становится частным детективом. Действия, обусловленные программой телепатов, вынуждают его предать Шеридана. Однако, он же и спасёт его, а заодно и окончательно сойдётся с Лиз. Шеридан, став президентом Международного Альянса, назначает Гарибальди начальником разведки, но алкоголизм Гарибальди создаёт угрозу вселенской безопасности. Майкл вынужден уйти с поста и окончательно сосредоточить свои силы на бизнесе Лиз, доставшемся ей от мужа[25].

Критика

Журнал «Мир Фантастики» поставил Гарибальди на 9 место в списке «10 самых известных предателей в фантастике», добавив, что Джон Майкл Стражински большой поклонник рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» и явно позаимствовал мотивацию предательства Гарибальди у Иуды из оперы[26].

Деленн

Деленн — персонаж вымышленной вселенной научно-фантастического сериала «Вавилон-5». Член Серого Совета Минбара. Назначена послом на Вавилон-5. Является одним из главных персонажей сериала, а также присутствует в других фильмах, связанных с «Вавилоном-5». В роли Деленн снялась актриса Мира Фурлан. Деленн принадлежала к касте жрецов (в других переводах — «религиозная каста»), воспитывалась в храме, потом стала ученицей и помощницей духовного лидера минбарцев Дукхата. Он испытал свою ученицу на трелюминарии — прибор отреагировал на следы ДНК легендарного лидера минбарцев Валена. Вскоре после этого Дукхат погиб. Деленн — чрезвычайно многоплановый персонаж. Она очень решительна, способна на жертвы — в серии «Инквизитор» подвергается настоящей пытке, не теряет присутствия духа в моменты опасностей. Тем не менее, трансформация Деленн в нечто среднее между человеком и минбарцем приводит героиню к изгнанию из Серого Совета и способствует развязыванию гражданской войны на Минбаре. Она же войну и прекращает, напомнив древний обычай — лидеры противостоящих каст жертвовали собой в звёздном огне, побеждал наиболее самоотверженный. Деленн — в основном духовный лидер, хотя в нескольких эпизодах весьма успешно зарекомендовала себя как боевой командир и в некоторых моментах берётся за традиционное оружие минбарцев — боевой посох. Её избрание главой рейнджеров выглядит совершенно оправданным. На протяжении сериала медленно возникают романтические отношения с Шериданом. В конце концов у Деленн и Шеридана рождается сын Дэвид.

История

Война Минбар — Земля

Минбарцы структурированы на три касты — жрецы, воины и строители. Деленн является лидером — Са’Тай — касты жрецов и членом Серого Совета, таинственным правительственным органом, управляющей Минбарским государством.

За десять лет до событий сериала во время первого контакта земной военачальник атакует флагманский корабль Минбара и убивает духовного лидера минбарцев Дукхата. Эта единственная ошибка приводит к кровавой войне между Землёй и Минбаром, в ходе которой человеческий род оказался под угрозой полного уничтожения. Деленн была помощником и протеже Дукхата, и её горе и желание мести имели далеко идущие последствия. Голос Деленн в Сером Совете (состоящим из 9 минбарцев, по три на каждую из каст), в пользу начала войны с Землей стал решающим.

Однако в Битве на Рубеже, последней попытке людей сохранить свою расу, именно Деленн отложила окончательное уничтожение, что позволило произвести ошеломляющее открытие, которое в свою очередь привело к внезапному окончанию войны. Она искала путь для выхода из войны обеих сторон после того, как закончился её «момент безумия» после смерти Дукхата, и она поняла, что Дукхат и ворлонцы работали вместе над контактом с людьми, которые были крайне важны для победы в грядущей войне с Тенями.

В итоге Деленн полностью разочаровывается в идеях этой войны, погружается в депрессию, осознав, что уже слишком поздно останавливать то, что она начала, и какую цену её душе придётся заплатить за содеянное. В ответ на реплику другого члена Серого Совета о том, что «её Священная Война» практически окончена, она отвечает вопросом «А мы всё так же святы?..» Много лет спустя обнаружится тот факт, что вся дипломатическая работа Деленн на ниве взаимоотношений между человечеством и Минбаром во многом была ни чем иным, как попытка загладить перед самой собой вину за ту единственную, ужасную ошибку, содеянную ей в момент приступа ярости и «безумия».

Информация по сериалу не полная.

Лондо Моллари

Лондо Моллари (англ. Londo Mollari) (?-2278) — посол Центавра, вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон-5». Изначально полу-комический «прожигатель жизни», вечный оппонент Г'Кара, к четвёртому сезону стал одним из центральных и самых популярных героев.

Первое появление

Впервые, по хронологии вселенной «Вавилона-5», Лондо Моллари предстаёт перед зрителями в[27] 2243 году, находясь в составе делегации Республики Центавра на Земле. Лондо в тот момент является офицером связи делегации.

Начало работы на «Вавилоне-5»

В 2257 году Лондо был отправлен на станцию «Вавилон-5», это назначение фактически было равносильно ссылке[28]. Вначале он мало внимания уделял своей работе посла, предаваясь преимущественно азартным играм, пьянству и воспоминаниям о былой славе Центаврианской Империи. Уже в это время намечается его почти показное соперничество с послом Нарна Г’Каром, его прямой противоположностью: упрямым и вспыльчивым фанатиком. Однако, Лондо быстро завязывает дружеские отношения с персоналом станции и большинством других послов, которые, как правило, не воспринимают его всерьез.

Начало контакта с Морденом

Его карьера делает резкий поворот после встречи с господином Морденом — человеком, который оказывает Моллари и всему Центавру, по словам самого же Лондо, «неоценимые услуги» — возвращает «Око Империи» — драгоценную реликвию, ставшую для центавриан символом величия прошлых дней и нерушимости императорского трона. «Око» было выкрадено у Моллари, который сумел найти его после утраты, случившейся множество лет назад. Воры были уничтожены в космосе, а Око возвращено обладателю, Лондо Моллари, который сумел из-за этого извлечь огромные политические дивиденды при дворе Императора Центавра, как «тот, кто вернул „Око Империи“».

Таинственные союзники, в которых сам Лондо не сразу узнаёт полулегендарную цивилизацию Теней, теперь организовывают акты саботажа и нападения на колонии Нарна — давнего врага Центавра, подвергшегося вторжению и оккупации со стороны Республики Центавр столетие с небольшим назад, и только относительно недавно завоевавшего независимость и свободу, при этом полностью отводя подозрения от Центавра. После того, как Центавриане в союзе с Тенями переходят к открытым завоеваниям, Лондо оказывается в крайне сложном положении. Он отказывается от сотрудничества с Морденом, однако теперь уже события неумолимо движутся к апогею конфликта. Весь посольский корпус «Вавилона-5», подстрекаемый Г’Каром, давит на Моллари и через него — на Центавр, требуя прекратить агрессию. Только благодаря вездесущим Теням Земной Альянс вступает в альянс с Центавром.

Апогей конфликта

В 2261 году император Картажье, сумасшедший эстет, возведенный на престол политической группой, возглавляемой лордом Рифой и, в том числе, самим Лондо, отзывает посла и делает его Министром Национальной Безопасности. Моллари, видящий все безумие войны и сближения с Тенями, тайно становится в оппозицию сумасшедшему императору, внешне по-прежнему демонстрируя свою верность. Он вступает в тайное соглашение о взаимопомощи с попавшим в плен Г’Каром, обещая освободить его народ от порабощения Центаврианами, если тот поможет в убийстве императора и освобождении Центавра от безумца Картажье. Во время поездки на Нарн, Г’Кар освобождается от цепей, находясь в Тронном Зале Картажье в Нарнском дворце и отвлекает на себя всю охрану, а Вир Котто уведя под предлогом обеспечения безопасности императора из зала, впрыскивает ему в тело яд. В результате Лондо становится Премьер-Министром Центавра и де-факто верховным правителем. По его приказу база Теней уничтожается вместе со всей базирующийся там флотилие Теней, а Мордену отрубают голову и насаженную на церемониальную пику выставляют на всеобщее обозрение (на Центавре так поступают с казненными врагами Центаврианского государства).

Однако из-за прежнего сотрудничество Моллари с Тенями их извечные враги Ворлонцы готовятся уничтожить Центавр. Лондо уже просит Вира убить его, чтобы спасти планету. Но помощь в лице Изначальных поспевает вовремя, и ворлонское командование призывает все свои корабли на решающую битву. В её итоге и Тени, и ворлонцы покидают границы известного мира и уходят за пределы Галактики.

Финал жизни Лондо

В последние годы карьеры бешеный ритм жизни Моллари сильно подорвал его здоровье, у него случались сердечные приступы. В серии «Очень долгая ночь Лондо Моллари», Лондо впал в кому, и только воля к жизни спасла тогда посла от смерти.

Через несколько лет, благодаря интригам Дракхов Центавр втянут в новую войну с Межзвёздным Альянсом. Как раз в это время умирает регент Вирини, который был агентом дракхов и носил их «стража» — паразита нервной системы, способного передавать приказы или даже убить носителя. Лондо становится Императором, перед этим будучи вынужден согласиться носить такого же «стража», иначе его родная планета была бы уничтожена, равно как и он сам. Однако Моллари оказался непокорным носителем: он научился усыплять «стража» при помощи алкоголя. Так он однажды спас Шеридана, Деленн и их сына из плена дракхов. Когда «страж» проснулся от алкогольного сна, он захватил контроль над телом Моллари, и Г’Кар, по просьбе Моллари, попытался убить его, чтобы избавить его от мучений. Оба друга-врага погибли, намертво сцепившись и удушив друг друга.

Центавр был освобожден его наследником Виром, который посмертно провозгласил Лондо героем и причислил его к центаврианским богам.

Общий портрет

Лондо предстаёт усталым, разочарованным человеком, который находит отдых в веселье, азартных играх, выпивке (любимый его напиток — бревари) и женщинах. Он часто рассказывает о былом величии Центаврианской Империи и мечтает его вернуть. На сторонний взгляд, Моллари выглядит комичным повесой, много шутит и фамильярно общается со всеми мало-мальски знакомыми людьми. Во многом это поведение — его маска: наедине с собой или с доверенными друзьями Моллари предстаёт сентиментальным философом и резонером, а когда требует ситуация — остроумным и вероломным интриганом.

Происхождение. Личные отношения

См. также: Система Великих Домов Центавра

Моллари — сын старинного и знатного рода. Он четырежды был женат, причём на второй, третьей и четвёртой одновременно, что разрешается законами Центавра[29], и все эти три брака были браками по расчёту. Упоминались их имена — Даггер (вариант произношения — Даггаир), Мариэль (вариант произношения — Мэриэл) и Тимов. Лондо называет их «Мор, Глад и Смерть» (англ. Pestilence, Famine and Death) и заявляет, будто вызвался лететь на «Вавилон-5», лишь бы быть подальше от них. Впоследствии, по специальному разрешению Императора, Лондо было разрешено развестись с двумя из них[30], оставив одну «церемониальную» жену, которой стала Тимов. Несмотря на скверный характер, она всё же спасла жизнь Лондо во время покушения, в то же время, хотя Лондо и не знал о её роли, он выбрал её в качестве жены. Остальным жёнам была выплачена компенсация. Что же касается первой жены — то она была танцовщицей, и Лондо действительно любил её. Однако его род принудил его развестись с этой женщиной по каким-то причинам.

«…Любовь?! Какое отношение любовь имеет к браку?… Иногда эти браки требовали от нас жертвы… (смотрит на портреты своих собственных жен) …Великой жертвы. Но мы приносили себя в жертву, ибо это означает быть Центаврианином! Если вы отказываетесь подчиниться традиции, вы теряете самое главное — именно это делает вас теми, кто вы есть…» — Лондо Моллари[31].

Лондо не хранит супружескую верность, имеет любовниц.

В жизни Лондо Моллари была одна настоящая любовь — также, как и его первая жена, она была танцовщицей. Девушку звали Адира Тэри и она была рабыней гуманоида по имени Тракис. Лондо влюбился в неё, так как, в соответствии с комментариями Стражински, она напоминала ему его первую жену-танцовщицу[32]. Тракис, пытаясь использовать любовь Лондо к Адире, приказывает той выкрасть из номера Лондо «Пурпурные Файлы» — досье-собрание компрометирующих документов и информации, традиционно собирающееся Великими Домами Центавра на своих оппонентов. Ему удается использовать Адиру, однако та тайно приходит к Лондо и просит у него помощи, рассказывая о ситуации. Информацию не удается переправить в потаенное место и Тракис схвачен. Лондо, пользуясь своими связями с командиром Синклером, освобождает Адиру от Тракиса и дарует ей полную свободу[33].

В итоге Адира через некоторое время гибнет от яда, став приманкой в придворных играх и межпланетных интригах[34]. Мордену, по чьему заказу, как выясняется позже, убили Адиру (Лондо ранее был убежден, что именно Лорд Рифа являлся причиной смерти девушки)[35][36], отрубают голову по приказу Императора Лондо Моллари[37], так как за некоторое время Лондо узнал об истинных причинах смерти своей возлюбленной Адиры — её отравил именно Морден (или агенты Теней по приказу Мордена), с целью стравить между собой Лондо и Лорда Рифу. Таким образом, Лондо одновременно спасал Приму Центавра от уничтожения ворлонцами за сотрудничество с Тенями и мстил за невинную гибель своей единственной любви.

Г’Кар

Г’Кар — нарнский посол на станции «Вавилон-5», член третьего круга Кха’Ри — правящего органа Режима Нарна. Печально известен своей ненавистью к послу Центавра Лондо Моллари, выливающейся в бесконечные конфликты и пикировки. Его роль сыграл актёр Андреас Кацулас.

Жизнь

Роль свободного правителя

После второй войны между Нарном и Центавром и последовавшей капитуляцией нарнов и оккупацией их планеты, Г’Кар оказался единственным членом Кха’Ри, оставшимся на свободе. Он просил командующего «Вавилоном-5» Джона Шеридана предоставить ему политическое убежище, получил его и принялся строить планы сопротивления. Ему представился случай купить партию нелегального земного наркотика под названием «прах», который невероятно усиливает телепатические способности. Однако было неизвестно, как он подействует на нарнов, ведь на Нарне давно не рождаются телепаты, все генетические линии с телепатическими способностями были уничтожены Тенями много сотен лет назад. Г’Кар опробовал действие наркотика на себе, что позволило ему вторгнуться в разум Лондо Моллари и узнать множество его секретов, в том числе и его роль в раздувании второй войны между Нарном и Центавром. Когда же действие наркотика исчерпалось, Г’Кару было видение, в котором небесное существо Г’Лан из нарнских легенд (на самом деле это был ворлонский посол Кош) велело ему оставить ненависть и служить высоким целям.

Г’Кар был арестован за нападение на Лондо Моллари и помещён в тюрьму станции. Всё время заключения он провёл, читая священное писание нарнов — Книгу Г’Квана и записывая свои размышления. Был освобождён досрочно во время конфликта между «Вавилоном-5» и Землёй. Обещал Шеридану свою помощь и сдержал слово, приведя нарнов на замену депортированным за лояльность Земле сотрудникам службы безопасности станции.

Плен и освобождение. Убийство Картажье

Когда Майкл Гарибальди был похищен, Г’Кар вылетел на его поиски, был схвачен центаврийцами и доставлен на Приму Центавра — столичную планету Республики Центавр. Император Картажье хотел поднести его в дар Лондо Моллари, но предварительно решил подвергнуть пыткам. Г’Кару пришлось вынести многое, Картажье хотел исторгнуть из Г’Кара хотя бы один крик боли, но тот упорно молчал. Напоследок император распорядился выколоть Г’Кару левый глаз, поскольку Картажье показалось, что глаз смотрел на него слишком злобно.

Моллари тайно посетил Г’Кара в камере и сказал, что Картажье — садист и сумасшедший, что судьба Нарна и Центавра зависит от того, удастся ли низвергнуть сумасшедшего правителя с трона. Моллари предложил сделку — если Г’Кар, оказавшись в тронном зале, в нужный момент отвлечёт охрану, то Моллари убьёт императора и затем использует своё влияние, чтобы освободить Нарн. Г’Кар согласился, и заговор увенчался успехом, хотя убивать императора пришлось помощнику Моллари — Виру Котто. Моллари исполнил своё обещание и центаврийские войска оставили Нарн.

После возвращения на «Вавилон-5» Г’Кар снова стал послом Нарна (хотя его убеждали остаться на Нарне и стать правителем) и многое сделал для основания Межзвёздного Альянса. Он стал членом Консультативного совета Альянса и написал Декларацию Принципов[38].

Вселенная говорит на многих языках, но одним голосом. Это не нарнский язык, не язык людей, центавриан, геймов или минбарцев. Вселенная говорит на языке надежды, на языке доверия, на языке силы и сострадания. Это язык сердца и души. И это всегда один и тот же голос. Это голос наших предков, говорящих через нас. И голос наших потомков, ожидающих своего рождения. Пока это тихий голос, который говорит: Мы едины. Неважно, какого цвета наша кровь и кожа, на какой планете мы родились и под какой звездой, мы едины. Несмотря на боль, несмотря на темноту, несмотря на потери, несмотря на страх, мы едины. Собравшись здесь ради общего дела, мы принимаем эту истину и это правило: Мы должны быть добры друг к другу, потому что каждый голос делает нас сильнее и лучше, а каждый потерянный голос ослабляет. Мы голос Вселенной, душа создания, огонь, что освещает путь в лучшее будущее. Мы едины.
Роль религиозного лидера

После покушения на Моллари, связанного с его поездкой на Центавр Прайм для расследования возможного заговора, Деленн предлагает Г’Кару стать телохранителем Лондо. Г’Кар соглашается, как он сказал «только ради того, чтобы посмотреть на лица центаврийцев при этом». Вернувшись на станцию, он обнаружил, что друзья сочли его мёртвым, а его записи религиозных размышлений попали в печать и изданы как Книга Г'Кара. Книга стала очень популярна, и Г’Кар, сам того не желая, стал живым святым.

Г’Кар нашёл, что этот новый статус святого весьма раздражающ: толпы нарнов стекались к нему в поисках духовного прозрения и напутствия, пытались толковать его слова, сосредотачивались на некоторых положениях книги, игнорируя остальные, даже когда он сам настаивал на обратном. Последней каплей стал инцидент с одним из настойчивых поклонников, который после крайне резкой отповеди Г’Кара попытался в отместку убить его, но промахнулся, ранив невесту Гарибальди. Полагая, что больше ничего не может сделать для своих соотечественников на Вавилоне-5, Г’Кар решил оставить станцию и пуститься в странствия по галактике в обществе Литы Александер. Своим преемником он назначил Та'Лона.

Смерть

Г’Кар погиб в 2278 году в борьбе с Лондо Моллари, находящимся под контролем дракхианского Стража, точь-в-точь как в раннем видении Лондо. Самопожертвование Лондо и Г’Кара позволило Шеридану, Деленн и их сыну Дэвиду бежать с Примы Центавра.

После смерти

Император Вир Котто приказал увековечить подвиг Г’Кара и Лондо Моллари гигантским памятником у главных ворот центаврийской столицы. В скульптуре они изображены охраняющими город и прикрывающими друг другу спину.

В других произведениях

Г’Кар является также персонажем произведений, сопутствующих сериалу, например романа Дж. Ворнхолта «Клятва крови», комиксов «Дуэт до-диез для человека и нарна», «Кода си-бемоль для человека и нарна».

Критика

В критике отмечается, что Г’Кар ставит благополучие собственного народа (цивилизации Нарна) выше личных интересов[38].

Стивен Франклин

Стивен Франклин (англ. Stephen Franklin) — персонаж фантастического телесериала «Вавилон-5», главный врач космической станции «Вавилон-5». Его роль исполнил актёр Ричард Биггс.

Карьера

В 2232 году, последовав по стопам отца, генерала Ричарда Франклина, Стивен вступил в армию, чтобы стать военным медиком. Вскоре после окончания обучения покинул армию и провёл три года в странствиях по галактике. Он путешествовал «автостопом», предлагая в качестве оплаты медицинские услуги. В своих скитаниях Франклин составил детальные записи о биологии, физиологии и культуре множества инопланетных рас. В частности, он исследовал группу минбарцев, чей транспортный корабль потерпел крушение близ Беты Дюрани. Минбарцы сильно пострадали в аварии, и так как Франклин знал об их биологии очень мало, то не смог им помочь и они все умерли. Впоследствии Франклин провёл детальное вскрытие одного из тел для исследования биологии и генетики минбарцев.

Когда в 2243 году разразилась война между Землёй и Минбаром, Франклин снова вступил в армию и возглавил военный госпиталь на Земле. Во время войны было издан приказ о том, что все врачи, у кого есть какие-либо данные о биологии минбарцев, должны предоставить их для создания биологического оружия. Когда командованию стало известно, что у Франклина есть данные о минбарцах, ему было приказано отдать их. Он отказался и был арестован.

Вскоре его освободили для участия (вместе с Джоном Шериданом) в полёте в систему Эпсилон, чтобы попытаться договориться о мире с Минбаром. Миссия была прервана из-за атаки центаврианцев, которые решили, что совершается сделка по продаже оружия между Землёй и Нарном. После того, как Франклин и Шеридан были задержаны минбарским кораблём, Франклин попал на Землю.

В 2258 году его он был назначен на должность главного врача станции «Вавилон-5», после того как Бенджамин Кайл был отозван на Землю. На станции Франклин провёл около четырёх лет.

В 2262 году Франклин получил предложение возглавить Департамент ксенобиологических исследований на Земле после отставки Бенджамина Кайла. Он согласился и оставил «Вавилон-5», назначив преемником доктора Лилиан Хоббс. Во время Дракхианской чумы Франклин остался на Земле и вёл исследования, разрабатывая лекарство, что описано в сериале «Крестовый поход».

Личные качества

Франклин обладает высокими моральными устоями, что множество раз проявлялось за время его пребывания на станции. Иногда его убеждения вступали в конфликт с обязанностями офицера Земных сил. Злоупотребляя своим положением, он создал бесплатную клинику в трущобах на нижних уровнях станции. Был случай, когда он, чтобы спасти жизнь ребёнка, сделал ему операцию против воли родителей, которые возражали из-за своих религиозных убеждений. Впоследствии родители убили ребёнка, так как он, по их словам, «потерял душу». Также он принимал участие в работе подпольного канала бегства телепатов-диссидентов. Что касается религиозных убеждений самого Франклина, он фундаменталист, его религия отыскивает во множестве религий общие черты и объединяет их в себе.

Наряду с сильными сторонами у Франклина есть и слабости. В частности, страсть к спасению жизней в сочетании с высокими профессиональными стандартами привела его к употреблению стимуляторов. Начав осознавать проблему, он неохотно признался в этом Деленн, а потом Гарибальди вынудил его признаться открыто. Франклин подал в отставку и пустился в скитания по станции в поисках себя. В конце концов он осознал, что всю жизнь только и делал, что бежал от самого себя, решил начать заново и вернулся к работе.

В конце сериала

В конце сериала Франклин всё ещё возглавлял Департамент ксенобиологических исследований. Он присутствовал на последнем вечере Шеридана, где тот прощался с друзьями перед смертью.

После смерти Ричарда Биггса в 2004 году, Стражински не стал приглашать нового актёра на роль Франклина, а переписал сценарий «Памяти Теней», убрав Франклина из действия.

«Бродяга» — эпизод третьего сезона сериала достаточно полно раскрывает внутренний мир Стивена Франклина.

Вир Котто

Вир Котто — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон-5», центаврианин, помощник посла Лондо Молари.

Личная жизнь

Вир Котто родился в семье средней знатности. Не женившись, прибыл на станцию Вавилон-5 для работы помощником посла на предсвадебный период. Однако, в результате решений, принятых Виром, а также, как результат его действий, свадьба отложилась на неопределенный период[39].

В дальнейшем, Вир Котто найдёт единственную избранницу сердца, которая и станет его единственной женой — её зовут Сенна Рифа, она является дочерью злейшего врага Лондо Моллари — лорда Рифы. Судьба девушки полна событий и описана в центаврианской трилогии.

История жизни

Первые годы на Вавилоне-5

Первоначально Вир был приглашен на станцию «Вавилон-5» в качестве помощника посла Лондо Моллари — другого центаврианина, выходца из гораздо более знатной семьи, одного из Великих Домов Центавра. Положение посла Республики вначале было воспринято при Императорском дворе в качестве шутки. Как результат, положение помощника такового посла не являлось важным или престижным. К тому же, Вир не был принят в собственной семье всерьез, находясь там на положении «белой вороны», и его семья настояла на его назначении на эту должность, желая избавиться от него на как можно более долгое время.

За последующие несколько лет Вир проявил себя, как способного помощника посла Моллари. За годы службы на этом посту он приобрел друга в лице Ленньера — тот факт, что они оба служили помощниками послов своих держав, безусловно, сблизил их. С прошествием времени, когда престиж позиции посла Моллари как представителя Республики Центавр на станции Вавилон-5 начал расти, Прима Центавра сделала попытку заменить Вира на другого помощника. Моллари, однако же, настоял на кандидатуре Вира Котто, пригрозив в случае невозможности оставить Вира на этой позиции подать самому в отставку.

Посол на Минбаре

Отчёты посла Котто о Минбаре

Впоследствии, именно Лондо «продавил» кандидатуру Вира при назначении посла на освободившееся после принятия прежним послом минбарского гражданства[40] место в посольском корпусе на Минбаре. Официально, Моллари сделал это с целью способствовать продвижению Вира по карьерной лестнице. Однако, при частной беседе, впоследствии, он признался Деленн в том, что не хотел, чтобы Вир имел что-то общее с грядущими событиями, которые получат название «Война Теней». На самом деле, причиной данного поворота сценария стало получение Стивеном Ферстом другой роли. На время третьего сезона он не смог участвовать во многих эпизодах.

Вскоре Вир отбыл на Минбар в качестве нового посла. Достаточно много, если не все свои мысли, возникшие у него по поводу этой цивилизации, он изложил в своих докладах. По возвращении на «Вавилон-5» он предложил Лондо ознакомиться с материалами этого доклада, желая проверить себя. Лондо серьёзно изменил текст его доклада, заменив все позитивные отзывы пессимистично-негативными с оттенком пренебрежения. По его словам, именно такой тон должен нести в себе доклад Его Величеству, дабы подавший его посол остался на своей должности и не был сочтен сумасшедшим. Конечной целью таковой подачи информации было создание ауры превосходства центаврианской цивилизации надо всеми остальными цивилизациями вселенной. Во время этого визита он был атакован и получил серьёзные повреждения от неконтролировавшего себя в тот момент Г'Кара, принявшего нелегальный наркотик «Прах» и получившего возможность читать мысли и, вместе с тем, наносить какие-то повреждения телепатически. После поправки Вир вернулся на Минбар для участия в очередной церемонии.

Вскоре после этого, Вир вернулся на «Вавилон-5» во второй раз. Во время этого визита Президент Земного Альянса Кларк объявил военное положение во всех владениях Земли.

Видение Леди Мореллы

В то же самое время, третья жена Императора Турхана, Леди Морелла, прибывает с визитом на станцию. Будучи известной на всю Республику Центавра пророчицей и медиумом, Морелла становится объектом пристального внимания со стороны Лондо, который надеялся получить от неё какие-то предсказания относительно его будущей судьбы Императора — к этому он стремился, на это он надеялся. Исторически так сложилось, что подобные предсказания становились очень действенной подоплёкой и подмогой для претендентов на трон Центавра в глазах потенциальных подданных.

В ходе визита Лондо и Вир провели некоторое время, общаясь с гостьей в неофициальной обстановке. Нечаянно коснувшись руки Леди Мореллы, передавая ей платочек, Лондо, тем самым, каким-то образом, вызвал видение у пророчицы относительно его будущего. Позднее, она рассказала Моллари и Котто о том, что она увидела. Частью видения было Императорство Лондо Моллари. После этого заявления Леди Морелла повернулась к Виру и во всеуслышанье сказала ему, что тот также будет императором. Вир начал смеяться, приняв это за достаточно смешную, с его точки зрения, шутку. Пророчица ответила ему на это, что никогда не шутит, интерпретируя свои видения или рассказывая их. На вопрос Лондо о том, как они вдвоем смогут быть императорами, Морелла ответила, что, конечно, двое одновременно быть императорами не могут — один станет императором после смерти другого.

Помощь оккупированным нарнам

Когда центавриане вновь оккупировали Нарн, Вир чувствовал давление груза вины за то, как его нация обращается с нарнами. От случая к случаю, он не упускал возможности использовать своё положение на Минбаре для того, чтобы увести нарнов с их планеты и обеспечить им надлежащее лечение и уход. Он делал это, используя фальшивую куклу-личность — «Абрахамо Линкольни» — которая была достаточно высокого ранга для того, чтобы выписать документы нарнам с позволением покидать их планету.

Помолвка с Линдисти

Вскоре после этоих событий была объявлена помолвка между Виром и Линдисти — которая была отпрыском известной центаврианской семьи (возможно, из Великих Домов Центавра). Первоначально двое решили, что достаточно хорошо подходят друг другу.

Случилось неожиданное — брат одного из тех нарнов, которым Вир тайком помог бежать, совершил попытку убийства Линдисти, и Вир прикрыл её. Нарн был уничтожен при попытке остановить его капитаном Шериданом, но, прежде, чем он умер, нарн прошептал: «Шон’Кар». Это слово означает кровную месть, принятую на Нарне. События расследования привели к раскрытию действий Вира, и также обнаружилось, что семья Линдисти ответственна за массовый геноцид нарнов. Сама Линдисти также одобряла действия против нарнов, считая их существами низшего сорта. В результате Вир Котто был наказан путём смещения его с ответственной должности, и возвращен на должность помощника посла Моллари. В то же самое время, помолвка с Линдисти была приостановлена или расторгнута.

Война Теней

Во время войны Теней, Вир снова служил Центавру в качестве помощника посла Лондо Моллари.

Когда Моллари решил физически уничтожить лорда Рифу, он решил действовать руками своего тактического противника, встретившись с Г'Каром, и предоставив ему голографический хранитель информации. Моллари приказал Виру сказать Г’Кару, что носитель информации содержит информацию о бывшей помощнице посла Нарна, На'Тот, которая, по данным обоих послов, была жива, но захвачена центаврианами в качестве пленницы. Вир искренне поверил этому. Когда лорд Рифа взял Вира в заложники и подверг телепатическому сканированию с помощью лояльного ему телепата-центаврианина, он понял, что знает причину возможного тайного отправления на Нарн последнего члена парламента Нарна — Г'Кара.

Ленньер

Леннье́р — персонаж вселенной научно-фантастического сериала «Вавилон-5», роль которого исполнил Билл Мами. Ленньер является минбарцем и выполняет роль помощника посла Деленн на протяжении большинства серий.

Карьера

Как Деленн была помощником Дукхата, так Ленньер был преданным помощником посла Минбара Деленн в течение нескольких лет. Член Третьего храма Чу’домо касты жрецов и бесстрашный боец, позднее он присоединился к Рейнджерам.

В эпизоде «День мёртвых» («Day of the Dead») Ленньер всерьёз спорит с призраком Мордена, человека, бывшего помощника Теней. Ленньер, вернувшийся с тренировки и надеявшийся пообщаться с призраком в рамках познания инопланетных религиозных церемоний, совершает ошибку, задавая Мордену вопрос о мудрости. Эта встреча будет напомнена в последующих событиях.

Друзьями Ленньера можно назвать Вира Котто и Маркуса Коула.

Ленньер тайно любил Деленн. Однако он разъяснил Маркусу Коулу, что это «не та романтическая любовь, как вы это понимаете, а что-то более благородное». Ленньер не действовал из-за её отношений с Джоном Шериданом. Ленньер признался в своих чувствах к ней, когда они оказались в ловушке в гиперпространстве и были близки к смерти, однако Деленн, давно знавшая о его чувствах к ней, сделала вид, что не услышала признания, чтобы не смущать Ленньера.

Чувства Ленньера в дальнейшем привели его к краху. Когда с Шериданом произошёл несчастный случай на Белой звезде (эпизод «Объекты в покое»), Ленньер, увидев возможность удалить своего «соперника», не стал помогать ему, а сбежал, оставив того умирать.

Погибает во время войны телепатов, возможно, спасая Шеридана от взрыва в штабе пси-корпуса…

Уоррен Кеффер

Уоррен Кеффер — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон-5». Командир эскадрильи Starfury, приписанных к станции «Вавилон-5».

Известные действия героя в сериале

Во время полётов в гиперпространстве Кеффер обнаруживает странный сигнал от корабля неизвестной расы. Кеффер решает провести собственное несанкционированное расследование и собрать информацию об этом корабле. До него доходят слухи, что некоторые из пилотов наблюдали в гиперпространстве странный корабль, «похожий на паука из пьяного кошмара». Один из пилотов передаёт Кефферу параметры излученния этого корабля.

Кеффер настраивает бортовой компьютер своего истребителя на эти параметры, и, во время очередного полёта в гиперпространстве, обнаруживает излучение с заданными параметрами. Он отделяется от основной группы истребителей и пытается установить источник сигнала. В этот момент появляется звездолёт Теней, которому и принадлежит этот сигнал. Кеффер делает видеозапись и сбрасывает буй с записью. Корабль Теней открывает огонь по истребителю Кеффера, и тот погибает. Буй с записью подбирает один из кораблей с «Вавилона-5». Запись транслируется в эфире Межзвёздных новостей.

Официальная мотивация Уоррена Кеффера остаться в гиперпространстве, по словам создателя сериала Джозефа Майкла Стражински, была понятна остальным пилотам, которые посчитали, что Уоррен, как и все они, старается максимально дольше пилотировать истребитель, так как от этого растёт и зарплата пилотов[41]:

Также, пилоты стремятся пробыть максимально дольше в активном патрулировании, так как от этого растёт и их оплата. Эскадрилья Кеффера вышла в космос несколько раньше запланированного (что и отметил Шеридан); Кеффер выбрал остаться подольше и провести некоторую разведку местности. Основной спор происходит на момент подготовки корабля к вылету, технической поддержки его и т. д.; с момента, как он вылетел, дело только за чуть большим или меньшим количеством топлива.

Дж. М. Стражински, сайт jmsnews.com

Роль персонажа в сериале

Отвечая на вопросы фанатов относительно важности факта смерти и значительности роли Кеффера в развитии сериала, автор сериала Джозеф Майкл Стражински заметил[42]:

Мне неприятно открывать вам это, но… все, рано или поздно, умирают. Для блага этого сериала, некоторые из героев умирают в кадре, некоторые за кадром, некоторые во время хода сериала, некоторые — после событий сериала.

Персонаж Уоррен Кеффер был совершенно не бесполезен (как заявляли некоторые фанаты — прим. ред.); через его персонаж мы смогли познакомиться с пилотами Starfury и узнать о них больше, мы впервые увидели корабль Теней, мы встретились со спецназом Земного Альянса[43], и первичный инцидент, начавший всю заварушку — съёмка камеры истребителя Кеффера — также пришёл через него.

Дж. М. Стражински, сайт jmsnews.com

Элизабет Локли

Элизабет Локли — вымышленный персонаж из вселенной научно-фантастических сериалов «Вавилон-5» и «Крестовый поход» и фильме приквеле Призыв к оружию. Персонаж создан на экране актрисой Трейси Скоггинс.

Элизабет Локли стала персонажем основного плана в пятом и последнем сезоне сериала Вавилон-5, заменив на посту командира станции предыдущего героя — Джона Шеридана, и, фактически, заполнив собой ту пустоту, которая грозила появиться в сериале после ухода из него Сьюзен Ивановой.

Локли также — уже в звании полковника — также фигурирует как комендант Вавилона-5 в новом спин-оффа «Затерянные сказания», присутствуя в титрах персонажей на первом DVD серии, названном «Голоса во тьме». Диск был выпущен в свободную продажу 31 июля 2007 года.

Личные данные

Элизабет Локли — сильный, харизматичный военный лидер. Она ведёт себя, как военный человек и на публике показывает собой образ идеального офицера Земных Сил. Она — привлекательная женщина, однако проявляет она это свойство лишь в нерабочие часы, в личное время. Многое из её личных эмоций, влечений и стремлений происходит из её сложного детства и отрочества, и в личном отношении Элизабет постоянно испытывает желание помочь или дать совет кому-то, кто столкнулся со сложностями личного характера. В вопросах личных взаимоотношений она гораздо более удачлива, чем её предшественница, командир Сьюзен Иванова. В дополнение к опыту брака в прошлом с Джоном Шериданом, ныне занимающим должность Президента Межзвёздного Альянса, произошешим между ними в ранний период их карьеры, также Элизабет Локли имеет сексуальную и любовную связь с Мэттью Гидеоном, командиром тяжелого крейсера класса «Виктори» Экскалибур. Невзирая на свои с трудом достигнутые заслуги и профессиональный успех, она иногда предаётся воспоминаниям о своем тяжелом прошлом.

Ранняя жизнь

У капитана Локли было детство, далекое от идеального. Её отец, в котором был скрыт талант художника, из-за давления своей семьи был вынужден в раннем возрасте вступить в вооружённые силы Земного Альянса. Ему крайне не нравилась военная служба, и это чувство сочеталось с разочарованием от сознания того факта, что он никогда не сможет сделать карьеру художника, — все это ввергло его в алкоголизм. Тяжелая форма алкоголизма привела к тому, что его жена (и мать Элизабет) ушла от него. Элизабет также нашла выход из этой ситуации — она стала жить в гостях у своей подруги Зои. Обе достаточно быстро скатились до жизни в выпивке и наркотиках. Вскоре это привело к тому, что им стало не хватать денег, и жить девушки стали в дешевой квартирке с тараканами. Финал такой жизни был трагичен — Зои передозировала себе наркотик и захлебнулась своими рвотными массами, её тело обнаружила сама Элизабет.

Смерть Зои ввергла Элизабет в шок и полостью изменила её. Элизабет пошла сужить в Земные вооружённые силы и никогда более не притрагивалась к наркотикам или алкоголю с того момента, как началась её военная карьера. В 2262 году, когда она обнаружила, что некоторые персональные душевные травмы стали втягивать Майкла Гарибальди в пучину алкоголизма, она рассказала ему о своем прошлом, о том, как алкоголь дал ей, её отцу и самому Гарибальди иллюзорное освобождение от проблем — то, что Гарибальди был не один.

Зак Аллан

Характер и личность

В течение второго и третьего сезонов Алан был членом организации Ночная Стража. Присоединившись к ней исключительно ради выдаваемой её членам материальной доплаты, он не особо обращал внимание на политический аспект организации. Но позже, узнав истинное лицо Ночной Стражи, он не только покинул её ряды, но и активно содействовал нейтрализации организации на территории станции[44].

В течение достаточно долгого времени безнадёжно влюблён в Литу Александер, женщину-телепата чрезвычайно высокого уровня, нашедшую убежище на станции и преследуемую Пси-корпусом.

Карьера

В 2261 году Аллан занимает место шефа службы безопасности станции. Его бывший шеф, Майкл Гарибальди, занимал этот пост с 2257 года, уйдя в отставку по личным причинам. Зак занимает пост до конца существования станции, списанной и уничтоженной в 2281 году.

В эпизоде «Сон в сиянии», в котором показаны события 2281 года, Зак Аллан появляется с заметной хромотой, которой не было до этого в сериале. В последующих комментариях к эпизоду создатель сериала Джозеф Майкл Стражински объяснил, что Зак был вовлечен в некие события, в которых повёл себя самоотверженно и героически, потеряв ногу. Позднее в эпизоде, после того, как постаревший и покинутый Вавилон-5 уничтожается, а влияние Дракхов на Центавр было разоблачено и уничтожено, Зак присоединился к Рейнджерам и стал помощником центаврианского Императора Вира Котто и (возможно) связующим звеном между Императором и Межзвёздным альянсом.

Лита Александер

Лита Александер, изображенная в сериале Патрисией Толлман, — вымышленный персонаж научно-фантастического сериала Вавилон-5.

Лита впервые появилась в пилотном эпизоде сериала, как приписанный к станции телепат Земного Альянса, но в первом сезоне её персонаж не появлялся. Лита появляется во втором сезоне как эпизодический персонаж, дабы заместить собой Талию Винтерс, и в третьем сезоне присутствует уже в качестве постоянного персонажа.

Краткое описание персонажа

Изначально, уровень Литы по пси-шкале был П5. В 2257 году она была приписана в качестве рабочего коммерческого телепата к станции Вавилон-5, и, практически сразу после своего прибытия, она, по собственному согласию, сканировала ворлонца — посла Коша, причём в нарушение распоряжения правительства Империи Ворлон. Целью этого действия было определение способа отравления посла, а также раскрытие личности покушавшегося.

Опыт наблюдения за разумом ворлонца навсегда изменил Литу. Вскоре после этого события она была отозвана с должности и была допрошена относительно её контакта с ворлонцем. После нескольких месяцев лишения свободы в закрытых учреждениях Пси-корпуса ей удалось бежать и присоединиться к Марсианскому Сопротивлению. Пребывая в подполье, она узнаёт о факте несогласия и конфликтного состояния между Землей и Вавилоном-5 и возвращается на станцию в конце 2259 года.

После разоблачения в Талии Винтерс невольного шпиона тайных сил из Земного Правительства, Лита побывала в родном мире ворлонцев — на планете Ворлон, одна из считанных землян, кто побывал там и выжил. Там она была модифицирована ворлонцами, приобретя жабровидные имплантаты, позволяющие ей дышать в атмосфере Ворлона, способность «носить» в себе сущность ворлонца и запредельно увеличенный уровень телепатической чувствительности, приобретя вдобавок и телекенетический, которые зачаточно имеет лишь один из десяти тысяч земных телепатов. В качестве показательного дополнения, необходимо отметить, что Лита не сразу осознала потенциал произведённых в ней изменений.

Она вернулась на Вавилон-5, и служила как помощник и атташе посла Коша и его преемника. После того, как ворлонцы покинули известные пределы галактики в начале 2261 года, она обнаружила себя ненужной и, как ей показалось, непрошенной. Вынужденно, по причинам материального характера она подписывает договор с Пси-корпусом о том, что после её смерти её тело будет принадлежать пси-корпусу. Она вновь, по приказу-просьбе Бестера начинает носить перчатки и значок телепатов корпуса, как внешний знак её лояльности. Данный нюанс договора носил чисто показательно-рекламный характер и не имел ничего общего с действительным отношением Литы к Корпусу.

Талия Винтерс

Талия Винтерс (англ. Talia Winters) — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала Вавилон-5. Её роль сыграла актриса Андреа Томпсон.

Краткое описание персонажа

Винтерс — землянка, по роду занятий коммерческий телепат и член Пси-корпуса. Имеет телепатический уровень П5, как и большинство коммерческих телепатов. Таких телепатов обычно привлекают бизнесмены при заключении договоров для гарантии честности обеих сторон. После инцидента с Джейсоном Айронхартом получила телекинетические способности (Mind War), но не афишировала их.

После появления на станции в 2258 году, Винтерс поддерживала дружеские отношения с сотрудниками станции, особенно с Майклом Гарибальди, шефом службы безопасности, который был ею немного увлечён, и со Сьюзен Ивановой, заместителем командующего станцией. Отношения с Ивановой поначалу были довольно сложны, та, испытывая неприязнь к Пси-корпусу, отнеслась к появлению Винтерс враждебно. Однако, невзирая на некоторые трения, неприязнь переросла во взаимное уважение, а потом и в дружбу. В дальнейшем, на церемонии перерождения, устроенной Деленн, Сьюзен Иванова созналась, что в достаточной мере любила Талию. Среди поклонников сериала существует предположение, что между Талией и Сьюзен была любовная связь, но эта точка зрения не полностью подтверждена. В 2259 году командный состав станции узнаёт, что Винтерс входит в программу «Спящий», разработанную Пси-корпусом для шпионажа. Психика Винтерс модифицирована и несёт в себе скрытую личность. Эта личность спрятана так глубоко, что сама Винтерс даже не подозревает о её существовании. Новость об этом была доставлена Литой Александер, телепаткой-диссидентом и членом марсианского повстанческого движения.

Узнав, что один из «спящих» входит в командный состав станции «Вавилон-5» или близок к нему, а также выяснив способ, которым можно выявить невольного шпиона — пароль, посылаемый телепатически прямо в мозг, Лита Александр поспешила на станцию. Была проведена проверка, затронувшая всех ключевых сотрудников станции, в том числе и Талию Винтерс. После проверки и пробуждения скрытой личности исходная личность Талии Винтерс была уничтожена пробудившейся личностью, а сама она была отозвана на Землю.

О её дальнейшей судьбе ничего неизвестно. Хотя сотрудник Пси-надзора Альфред Бестер и обмолвился, что Винтерс была подвергнута полному исследованию и вскрытию сразу по возвращении на Землю, не исключено, что это было сказано лишь для того, чтобы возбудить сильные эмоции у офицеров станции, что облегчило бы сканирование их мыслей.

Маркус Коул

Ма́ркус Ко́ул (англ. Marcus Cole) — персонаж во вселенной научно-фантастического телесериала «Вавилон-5».

Биография персонажа в сериале

Родился в горнодобывающей колонии Аризия, вся его семья выполняла опасные работы в шахтах. Его брат Вильям покинул колонию и стал Рейнджером. Приехав домой, Вильям был убит во время нападения Теней на колонию. Маркус был одним из немногих (если не единственным) выживших после нападения. После смерти брата Маркус присоединился к Рейнджерам.

Свирепый боец и человек с недюжинным чувством юмора, Коул близко сошёлся с доктором Франклином. Защищая Деленн, он вызвал Неруна на поединок, и, несмотря на то, что проиграл, добился своей цели и завоевал уважение Неруна.

Коул был влюблён в Сьюзен Иванову, хотя отношения между ними так и не сложились. Многое указывает на то, что Сьюзен имела множественный тяжёлый опыт в предыдущих отношениях. Позже, когда Иванова была тяжело ранена во время атаки земной эскадры в битве за освобождение Земли от тирании президента Кларка, Маркус доставил её на «Вавилон-5» и использовал инопланетный аппарат, позволяющий перекачивать жизненную энергию от одного живого существа другому. Он пожертвовал своей жизнью ради её спасения и в итоге впал в кому. Его тело, по просьбе Сьюзен, было заморожено в криогенной камере, на случай, если в будущем появится возможность оживить его.

Дальнейшая судьба

Согласно событиям, описанным в литературных продолжениях, признанных каноническими, после заморозки Маркуса, Ивановой и Делен был учрежден трастовый фонд, чтобы обеспечить Маркусу безбедное существование после пробуждения.

Через 300 лет был найден способ вылечить Маркуса; пробудившись, он тратит все деньги фонда на клонирование Ивановой и перенос части воспоминаний из матрицы памяти (все воспоминания до окончания битвы) в её сознание. Имитируя аварию корабля, он остаётся с Ивановой на необитаемой планете[45][46][47]

Второстепенные персонажи

Мэттью Гидеон

Мэттью Гидеон — вымышленный персонаж из научно-фантастического телесериала «Крестовый поход», дочерний сериал «Вавилона-5». Гидеон является капитаном военных сил Земного Альянса и командиром «Экскалибура» — тяжелого крейсера класса «Победа».

Гидеон был лично выбран президентом Межзвёздного Альянса Джоном Шериданом (личным кумиром Гидеона) командовать новейшим крейсером Земного Альянса для поиска лекарства от чумы дракхов. Гидеон был избран благодаря его умению разумно рисковать и решительности и нетерпению к дипломатии ради дипломатии.

История персонажа

«Цербер»

За 10 лет до событий сериала, энсин Гидеон служил на «Цербере», разрушителе класса «Омега». Капитан корабля послал его выйти в открытый космос в скафандре и отремонтировать повреждённые корабельные двигатели. Пока Гидеон находился вне корабля, «Цербер» был атакован и уничтожен вышедшим из под контроля кораблем — продуктом неудачной попытки создать гибрид технологий людей и Теней, оставив Гидеона в глубоком космосе. Гидеона спас техномаг Гален. Рассказу Гидеона на Земле не поверили, и всё списали на взрыв термоядерных реакторов на борту «Цербера» и нехватку кислорода в скафандре Гидеона.

Нападение дракхов

Позже, Гидеон назначен командиром научным кораблём класса «Исследователь». Приняв экстренный вызов с Земли, он совершил гиперпространственный прыжок, но прибыл слишком поздно — Битва за Землю была окончена. Флот Земного Альянса и союзников понёс немалые потери — из них только одних земных кораблей погибло и было выведено из строя более 200. Но это ещё не было самым ужасным — дракхи отступая вбросили в атмосферу Земли смертоносную чуму, которая уничтожит население планеты (10 миллиардов) через 5 лет.

«Экскалибур»

Гидеона отозвали на Марс, где его перевели на линейный крейсер «Экскалибур». К кораблю также приписали лучших учёных и археологов Земного Альянса, при этом Гидеон потребовал, чтобы его помощник — лейтенант Джон Мэтсон — также был переведён на «Экскалибур». Хотя сенатор МакКуэйт противился этому выбору (Мэтсон — телепат), Гидеон потребовал, чтобы выбор экипажа оставался за ним. Затем он встретился с Дуриной Нафил, которая потребовала, чтобы и её взяли в команду. У сенатора не было выбора, кроме как согласиться с решением Гидеона, ведь его кандидатура была утверждена президентом Шериданом.

В первом же полёте «Экскалибур» принимает сигнал бедствия от археологической экспедиции, на которую напали дракхи. Гидеон и Дюрина встречают на планете гениального археолога Макса Айлерсона, который также является и талантливым лингвистом. Гидеон приглашает Айлерсона к участию в экспедиции. Тогда же Гидеон опять встречается с Галеном, который был изгнан из своего ордена за то, что он предупредил Шеридана о грядущей атаке дракхов на Землю («Призыв к оружию»).

Альфред Бестер

Альфред Бестер (англ. Alfred Bester) — персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон 5», сыгранный актёром Уолтером Кёнигом. Автор сериала Джозеф Майкл Стражински назвал персонаж в честь писателя-фантаста Альфреда Бестера, в чьих рассказах телепатия была повторяющимся мотивом.

Бестер — агент пси-надзора с телепатическим уровнем П12.

История персонажа

История рождения, жизни и смерти Альфреда Бестера описана в трилогии о Пси-корпусе, написанной Грегори Кейсом (Gregory Keyes). В книге упоминается, что Бестер был назван в честь писателя-фантаста Альфреда Бестера, который также существовал во вселенной Вавилона 5, своим дедом Кевином Вацитом.

Его родители Мэттью и Фиона Декстер были лидерами подпольного движения сопротивления Пси-корпусу. Оба они были убиты агентами корпуса по приказу директора Кевина Вацита, отца Фионы Декстер. После смерти родителей Альфред Бестер воспитывался как член Пси-корпуса, не зная (и не желая знать) правду о своих настоящих родителях.

Будучи телепатом уровня П12, наивысшего из естественных уровней человеческой телепатии, он вступил в ряды Пси-надзора и вскоре после этого арестовал и убил Стивена Уолтерса — своего крёстного отца и соратника родителей по борьбе с Пси-корпусом. Когда Уолтерс раскрыл Бестеру, кем были его родители, Бестер был взбешён и расстрелял Уолтерса из плазменного пистолета. Бестер пережил сильный психический шок, вызванный злостью, чувством вины и отказом признать правду, который повлёк за собой возникновение ментального блока. В результате его левую руку (с которой он стрелял в Уолтерса) парализовало.

В сериале Бестер поначалу согласился сотрудничать с Джоном Шериданом в войне с Тенями. Однако, потом он повернулся против него и подверг Майкла Гарибальди телепатическому программированию, используя технологию проекта «Спящий». Впоследствии Гарибальди использовали как скрытого агента для разоблачения заговора против Корпуса и пленения Шеридана. Гарибальди удалось избавиться от телепатической программы, но некоторые ментальные блоки, не позволяющие убить Бестера, остались.

События после сериала

После войны телепатов Альфред Бестер был объявлен в розыск за совершение военных преступлений. Было запланировано появление Бестера в эпизоде «Value Judgments» сериала «Крестовый поход» (Crusade) сценарий для которого написал Дж. Грегори Киз (J. Gregory Keyes), в котором Бестер находится в бегах, скрываясь от агентов Гарибальди.

Он провёл несколько лет в бегах, пока не прибыл в Париж, где у него возник роман с владелицей бара, которую звали Луиза. Однако, Майкл Гарибальди выследил его. Бестер предстал перед судом по обвинению в военных преступлениях и был осуждён на пожизненное заключение в тюрьме, где он должен был принимать медикаменты, подавляющие его телепатические способности[48].

Следующие 10 лет он провёл в тюрьме особо строгого режима и скончался вскоре после смерти Джона Шеридана в 2281 году.

Перед своей смертью в тюрьме Альфред Бестер увидел открытие памятника Мэттью и Фионе Декстер, стоящих с грудным ребёнком на руках, который, как думала общественность, погиб вместе с родителями, и который, на самом деле, был Альфредом Бестером. Альфред перед самой своей смертью поразился той ужасной иронии судьбы, которая заставила заключённого пожизненно за уничтожение телепатов-беглецов смотреть на открытие памятника самому себе в качестве телепата-борца за свободу перед ничего не подозревающей толпой.

Регент Вирини

Министр Центавра Вирини — вымышленный персонаж во вселенной научно-фантастического сериала Вавилон-5. Представитель расы центавриан, Вирини — министр Центаврского Императорского Двора и позднее становится Регентом Центавра.

Министр Вирини

В качестве министра, Вирини часто служил приказчиком при Императорском Дворе, доводя приказы Императора до послов Республики Центавра. Он обладал изысканными манерами и был совершенно непьющий человек («Трезвость была его единственным пороком», — говорил о нём Лондо Моллари). Он служил на посту Министра долгие годы, он мог вспоминать Лорда Джано маленьким ребёнком, которого нянчил Император Турхан; Лондо Моллари знал его с момента своего первого визита к Императорскому Двору.

В начале четвёртого сезона он предостерегает Лондо от высказываний против Императора после прибытия флота Теней на Приму Центавра. Он утверждает, что у Картажье есть тайная комната, а в ней стол, на котором, расположенные по кругу, покоятся головы министров из Центарума, которые были не согласны с ним.

Регент Вирини

Влияние дракхов

После удачного политического убийства — уничтожения Императора Картажье, Премьер-Министр Лондо Моллари информирует Вирини о том, что тот избран на пост Регента Центавра, и что он будет находиться на этом посту вплоть до того момента, когда Центарум четко определится с мыслями и идеями относительно заполнения существующего вакуума государственной власти. Практически сразу же Регент Вирини попадает под влияние Дракхов, которые, естественным образом потерявшие свою мнимую (или реальную?) силу, будучи под властью и в услужении у Теней, теперь вынашивают планы возврата как минимум определенного влияния в галактике, и, как максимум, уничтожения всех возможных противников и фактического управления цивилизованной частью межпланетного сообщества. Но, на тот момент единственное, что их интересует на Центавре — месть посредством разрушения самого Центавра.

Впоследствии Регент Вирини становится крайне угнетенным, как морально, так и физически. Он разговаривает сам с собой, привыкает к постоянному употреблению крепких спиртных напитков и однажды, будучи в крепком подпитии, даже приказывает Императорской Гвардии убить себя, утверждая, что он — не он. Дракхи контролируют Вирини посредством Стража — паразитической формы жизни, которая покоится у него на плече и, возможно, через телепатическую связь полностью отдаёт своего хозяина под власть контролирующих её саму Дракхов. Простейшие документы — такие, как отчёты об общем состоянии Имперского Флота и прочие подобные документы, приобретают пометку «Совершенно Секретно», становясь документами, предназначенными только для глаз Регента.

Результаты влияния и последствия

Вирини приказывает Центаврскому Флоту начать тайные грабительские рейды на торговых путях Межзвёздного Альянса для создания атмосферы нестабильности и недоверия внутри самого Альянса. Факт принадлежности кораблей грабителей к Имперскому Флоту, будучи практически сразу же раскрытым, немедленно приводит к развязыванию войны Центавра и Межзвёздного Альянса, и, к концу пятого сезона сериала, объединённые военные силы Дрази и Нарна наносят разрушительные удары по Приме Центавра, что приводит к большому количеству жертв среди мирного населения планеты.

Смерть Регента Вирини

В эпизоде «Падение Примы Центавра» Регент представляет дракху Лондо Моллари. Дракх объясняет, что они были слугами Теней и изоляция Центавра — их месть Центавру. Если Лондо не согласится служить им, дракхи приведут в действие атомные бомбы по всей планете, тем самым убив миллионы мирных жителей. Лондо соглашается, и Страж покидает Регента, который умирает на руках Моллари. Лондо Моллари становится Императором Центаврской Республики.

Кош

Кош (англ. Kosh) — персонаж научно-фантастического сериала «Вавилон-5». Под именем Кош в сериале существовало два персонажа — Кош и Улкеш, пришедший на место погибшего Коша.

Кош Наранек

Кош Наранек (Стражински обращал внимание, что «Наранек» это не часть имени, а титул) являлся послом Ворлона на космической станции «Вавилон-5» с 2257 года до своей смерти в 2260 (или 2261) году.

Как представитель своей родины Кош имел абсолютную поддержку со стороны Империи Ворлон. Возможно, никогда не станет известно, почему именно он был избран (или вызвался) быть послом на станции Вавилон-5. События, связанные с его прибытием в 2257 году, поставили под угрозу само существование станции, а также имели шанс уничтожить Командующего станцией Джеффри Синклера. По прибытии его транспорта, его приветствовал Синклер, протянув руку для пожатия. Кош, в ответ, также протянул «руку», или заменяющий руку манипулятор, видимо, связанный биотехнологиями с его телом. Однако, вместо Синклера на месте командора оказался минбарец из клана Клинков Ветра, пытавшийся убить ворлонца. В тело Коша через соприкосновение попал яд флоразин. Кош был оставлен умирать своими соплеменниками, строжайше запретившими вскрывать скафандр Коша по только им известным причинам (позднее, причины раскроются). Также ворлонские силы требовали выдать им Синклера для транспортировки на Ворлон для судебного процесса.

Доктор Бенджамин Кайл решил пойти на риск и вскрыл защитный скафандр ворлонца. Объясняя, что без знания места проникновения яда лечение невозможно, доктор нарушил запрет Ворлона. Попросив недавно прибывшую на станцию молодую телепатку из Пси-Корпуса Литу Александер просканировать сознание ворлонца, чтобы узнать способ отравления, он выполнил необходимое лечение. Лита опознала Джеффри Синклера как отравителя посла, однако в ходе дальнейших разбирательств была установлен истинный убийца — минбарец, пользовавшийся «сеткой хамелеона» — голографической маскировочной системой, позволяющей принимать облик любого другого гуманоида. В ходе боя с Синклером и Гарибальди он был смертельно ранен и активировал вмонтированное в тело взрывное устройство, что повлекло ощутимые, но не критичные разрушения на станции. Перед смертью минбарец сообщил Синклеру, что у него «дыра в памяти» — отсутствуют воспоминания десятилетней давности, когда во время «Битвы на Рубеже» его допрашивали Деленн и Серый Совет. Однако, мотивы попытки минбарца убить посла Коша подробно не раскрываются.

С командного центра станции осуществлялась прямая трансляция боя с минбарцем-отступником на флагман ворлонцев, прибывших этапировать Синклера для суда на территорию империи Ворлон. Угроза уничтожения станции миновала, флот Ворлона ушёл.

Кош (бо́льшая его часть) был убит Тенями в 2260 году, после того, как ворлонцы вступили в Войну Теней. Перед смертью Кош успел «расщепить» себя и поместить свою часть в сознание Джона Шеридана, о чём тот окончательно узнал только после своей смерти и воскрешения в 2261 году.

Эта часть Коша погибла в бою с Кошем II Улкешем.

Улкеш (Кош II)

В 2259—2260 годах Улкеш являлся послом Ворлона на Минбаре. После смерти Коша Улкеш заменил его на должности посла на «Вавилоне-5». Прибыв, он сразу принял имя Кош, таинственно заявив «мы все Кош», возможно в целях скрыть смерть своего предшественника (это имело шансы на успех, мало кто видел ворлонца без скафандра). Высокомерный и заносчивый, не исключено, что именно он стал причиной того, что ворлонцы принялись уничтожать союзников Теней (даже вынужденных или непреднамеренных). Улкеш отказался покинуть станцию, даже когда ворлонцы начали боевые действия против планет, дружественных по отношению к станции. Он был убит частью Коша, остававшейся в сознании Шеридана, при поддержке Литы Александер и Изначального Лориена.

Хотя никто никогда не видел истинного облика ворлонца, Синклер при взгляде на их скафандры признал, что его впечатление могло быть реакцией на резкие и зловещие линии массивного блестящего шлема Улкеша, контрастирующего с одеянием Коша.
Нет, это было нечто большее. Он просто почувствовал что-то, тьму, исходящую от этого ворлонца, и именно это было ему неприятно. Это был всего лишь второй ворлонец, которого ему довелось увидеть. Он гадал, верно ли это впечатление. Хотелось бы знать, кто из этих двоих является наиболее типичным представителем этой расы.
— Важно помнить: у каждой двери две стороны.
Это был Кош, внезапно и как нельзя кстати. Все присутствующие, включая и другого ворлонца, повернулись к Кошу. Минбарцы кивнули, как будто Кош сказал нечто весьма глубокомысленное.
Синклер увидел, что ворлонцы переглянулись между собой, словно беззвучно обменявшись мнениями. Было ли это признаком несогласия? Синклер не знал. —[49]

Лорел Такашима

Лорел Такашима — вымышленный персонаж научно-фантастического сериала «Вавилон-5», изображенный актрисой Томитой Тэмлин (англ. Tomita Tamlyn). Единственное появление персонажа случилось в пилотном эпизоде сериала — «Вавилон-5:Встречи».

Описание персонажа

Лорел Такашима встретила Джеффри Синклера на своей работе, в службе безопасности Колонии Марс. Из-за «проблем» с честностью и отказом получать взятки на одной из коррумпированных колоний она временно не могла получить работу — с ней невозможно было договориться преступникам и теневым торговцам. Из-за отсутствия денег она стала сама нарушать многие правила Земного Альянса. Синклер согласился покровительствовать ей и помочь найти лучшую работу, если она согласится привести свои отношения с законом в порядок.

При назначении командором на станцию «Вавилон-5» Синклер запросил себе в качестве первого офицера именно Лорел Такашиму, кем она и стала[50].

После случившейся на борту станции попытки покушения на посла Коша Лорел Такашима была отозвана на Землю, после чего она была назначена командующей исследовательской миссией к пределам известного космоса[51]. Её место было занято лейтенантом Сьюзен Ивановой в 2258 году[52].

Морден

Морден, роль которого исполнил Эд Вассер, является вымышленным персонажем научно-фантастического сериала «Вавилон-5». В сериале играет роль антагониста по отношению к положительным персонажам.

Персонаж

Морден является представителем стороны Теней, которых он называет своими «союзниками». Внешне неизменно вежливый и благородный, он представляет скрытые опаснейшие силы Вселенной. Любое его общение охраняется/наблюдается двумя скрытыми Тенями, сопровождающими его всегда и везде. «Обработанный» Тенями после захвата во время экспедиции на За’ха’дум, он по собственной воле принял их философию хаоса и эволюционного роста через конфликт. При нападении Морден отбрасывает всякий намёк на дружелюбие, открыто угрожая всякому, кто представляет опасность для него или его союзников.

Исследовательский корабль «Икар»

Морден был членом земной экспедиции на корабле «Икар», которая должна была исследовать За'ха'дум в 2256 году. Будучи на планете, экспедиция, включавшая также жену Джона Шеридана Анну, разбудила Теней, в результате чего все члены экспедиции были либо убиты, либо стали слугами Теней, либо стали живым материалом для их космических кораблей. В отличие от Анны, которая отказалась служить Теням и была помещена в один из кораблей, Морден принял доктрину Теней и стал их эмиссаром. Морден сделал это, потому что Тени обещали освободить его семью, захваченную в гиперпространстве, когда их корабль был разрушен при взрыве зоны перехода; опасаясь за их жизни, Морден (чьё имя ни разу не было названо) предпочёл служить Теням любыми методами, которые будут им нужны. Неизвестно, выполнили ли Тени своё обещание по освобождению семьи Мордена.

После своего возвращения на «Вавилон-5» Морден постоянно сопровождался двумя Тенями, которые были готовы убить любого, кто угрожал ему. Они обычно скрывались в невидимости; однако, их высокие голоса (которые Морден мог понимать) могли иногда быть слышны другим расам, а их внешний вид иногда мог быть виден с помощью камер слежения, чувствительных в инфракрасном или ультрафиолетовом диапазонах.

Они были, в конечном счёте, убиты двумя охранниками центавриан, которые повиновались команде Лондо Моллари выстрелить в то, что, казалось, было пустотой с обеих сторон Мордена. Морден был казнен на Приме Центавра, его голова была надета на шест, а Вир Котто помахал ему рукой на прощанье.

Вавилон-5

Во время своего первого появления как Мордена (Эд Вассер впервые появился на «Вавилоне-5» как Гуерра, член команды мостика станции Вавилон-5 в пилотном фильме «Собрание»), в эпизоде Пророчества и предсказания, Морден посетил посла Г'Кара с Нарна, посла Деленн с Минбара и посла Лондо Моллари с Центавра, задавая каждому из них «вопрос теней»:

Что вы хотите?

Г'Кар ответил, что ему бы хотелось отомстить центаврианам, но поскольку нарн не задумывался о том, что будет после этого, его ответ не удовлетворил Мордена. (Можно сказать, что после союза Теней с Центавром и разрушения Центавра слугами Теней, желание Г’Кара было удовлетворено). От Деленн он не получил ответа, поскольку та почувствовала его тьму и потребовала оставить её.

Морден также искал союзников среди людей через Коммандера Джеффри Синклера. Однако, его отпугнул посол Кош, который сказал ему (или, скорее, его «союзникам»), что «они не для вас». Однако, это не остановило Мордена в его поисках союзников-людей, таких как Морган Кларк и другие высокопоставленные руководители Земного Альянса. Морден, возможно, имел отношение к убийству президента Сантьяго, что позволило Кларку стать президентом Земного Альянса.

Однако, Лондо Моллари дал такой ответ Мордену и его «союзникам»: восстановить славу и силу великой Центаврианской Республики. Вскоре после этого Тени атаковали корабль налетчиков, похитивших у Лондо бесценную имперскую драгоценность — Центаврианское Око. В следующий раз, когда мы видим Мордена, он возвращает Око остолбеневшему Лондо и предлагает помощь своих союзников: если Лондо понадобится когда-нибудь что-то сделать, ему следует просто попросить.

Конфликт Нарна и Центавра

Первоначально Лондо был против идеи советоваться с Морденом. Однако, в ситуации с погибшим аванпостом нарнов в 2258 г. Лондо увидел возможность ударить по нарнам с помощью Теней, и в то же время увеличить свой престиж и отомстить за более раннее действие Нарна. Он обращается к Мордену за помощью, и три корабля Теней нападают на аванпост нарнов, полностью разрушая его.

С этого момента Лондо оказывается в ловушке своего союза с Морденом и своего новообретенного престижа в глазах правительства Центавра, а Морден становится менее дружелюбным и более манипулирующим, особенно после конфронтации с помощником Лондо, Виром Котто. Когда Морден спрашивает Вира, отчасти в насмешку: «Что ты хочешь?», он получает такой ответ:

Мне бы хотелось дожить до того момента, когда вашу голову отрубят и насадят на пику, как предупреждение для последующих десяти поколений, что некоторые одолжения бывают слишком дороги. Я посмотрю в ваши безжизненные глаза и помашу, вот так (улыбается и машет Мордену). Не могли бы вы и ваши союзники устроить это для меня, мистер Морден?

Однако, Тени продолжают оказывать помощь Лондо. Эта помощь достигает кульминации во время защиты Тенями продовольственных доставок на Центавр во время убийства нарнов, что позволило Центавру нанести прямой удар по Нарну, устроив разрушительное убийство, приведшее к скорой сдаче нарнов.

Война с Тенями

После этого Лондо попытался освободить себя и Центавр от союза с Тенями, поделив власть над галактикой с мистером Морденом. Однако, Морден просто начал помогать Лорду Рифа, помощнику Лондо, пока озабоченный Лондо не ввёл в Лорда Рефу первую порцию бинарного яда (яд, срабатывающий при двух компонентах, и практически не выводимый и необнаруживаемый), дабы остановить его от дел с Морденом. На этом этапе Морден стал откровенно враждебен и агрессивен по отношению к Лондо, и отравил возлюбленную Лондо, Адиру, убедив Лондо, что это дело рук Лорда Рифа. Лондо, не подозревая об обманчивых и смертоносных манипуляциях Мордена, уничтожил Лорда Рифа и согласился вновь работать с Морденом.

После путешествия Джона Шеридана на За’Ха’Дум, во время которой Анна и Морден безуспешно пытались убедить Шеридана присоединиться к Теням, Тени были разобщены. Лондо отозвали в столицу Прайма Центавра, якобы чтобы получить должность министра безопасности, где он встречает Мордена, обезображенного ядерными взрывами Шеридана, которому помогли техномаг Гален и спас жизнь Лориен. На этой встрече Морден рассказывает Лондо, что Император Картажье дал Теням убежище — остров на родной планете центавриан, и Министр безопасности должен быть связующим звеном между Морденом и центаврианами. Но учитывая кампанию Ворлон по уничтожению в галактике всего, что имело дело с Тенями, Лондо предстоял сложный выбор — убрать Теней с планеты и убить императора, либо смотреть, как его планета будет уничтожена.

Лондо выбрал первое, и после того, как Картажье был уничтожен, он стал временным премьер-министром и главой Центавриан. После этого он узнал, что Морден стоит за смертью его возлюбленной, Адиры. Взбешенный Лондо решается на открытый конфликт с Морденом, и через короткое время уничтожает остров вместе с базой Теней. Перед самым ударом Ворлона, Лондо убивает и самого Мордена.

Текущее положение

Морден был убит и обезглавлен Лондо в 2261 году, когда полностью уничтожалось влияние Теней на Центавра Прайм. Его голова была посажена на пику и установлена на королевских землях Центавра как подарок от Лондо его помощнику, Виру Котто, так как Вир угрожал именно этой судьбой Мордену. Казнь Мордена также стала кульминацией второй части пророчества о пути Лондо к императорству, так как он должен был «Убить того, кто уже мёртв».

Морден, однако, появился в последний раз в День Мертвых, священный праздник расы Бракири, в 2262 году, когда мёртвые могли быть с живыми. В эту ночь Морден появился у помощника и друга Деленн, Леньера. Леньер, узнав Мордена, отказался с ним общаться из-за того, что видел в нём только посла Теней. Леньер перешёл в медитацию и пренебрёг возможностью получить новые знания. Морден, однако, не замолчал и рассказал, возможно, самое важное сообщение той ночи: Ленньер предаст Рэйнджеров.

Все персонажи, отвечавшие на «вопрос теней», получили ровно то, что хотели, однако только Вир получил от этого удовольствие. Лондо стал уважаемым человеком с невероятной властью (Императором Центавриан) и его люди увидели «Ренессанс Власти», но по иронии судьбы, он правил в итоге практически разрушенным миром. Г’Кар хотел мира между Центавром и Нарном, но это вышло в результате неимоверных жертв с обеих сторон и Нарны не смогли найти явную цель для существования после того, как Центавр был побеждён. Вир же хотел чтобы Морден и его соратники ушли и никогда не возвращались на Центавр, Тени в итоге ушли за предел.

Диус Винтари

Принц-регент Диус Винтари — вымышленный персонаж из вселенной научно-фантастического сериала «Вавилон-5». Персонаж присутствует в первой серии спин-оффа сериала, названном «Затерянные сказания», которая, в свою очередь, называется «Голоса во тьме».

Биография и события

Диус Винтари — сын императора Центавра Картажье, и является третьим в очереди на престол Центавра претендентом, сразу после Вира Котто, который убил его отца. Эти события отражены в самом сериале. В соответствии с предсказаниями техномага Галена, он станет императором Центавра в 2291 году, приняв трон у Вира Котто.

У Галена было видение относительно будущего Винтари, в котором он видел тот факт, что, став императором, Винтари развяжет войну с Земным Альянсом, которая убьёт миллиарды людей. Гален связывается с Джоном Шериданом для того, чтобы тот принял какие-то меры к преотвращению трагедии, предлагая тому убить Винтари. Шеридан обдумывает и взвешивает это предложение, однако, после личной встречи с принцем-регентом (который крайне молод) он принимает решение взять его под свою опеку и увозит в самое безопасное место для него — на Минбар, воспитав его как своего сына.

Таким образом Шеридан надеется увести развитие событий от того разрушительного финала, который предвидел Гален, направив молодого человека на путь созидания и доверия в жизни. Более того, Шеридан конфронтирует с Галеном, который внешне разочарован решением Шеридана и крушением своего плана, однако же, на самом деле, как истинный техномаг, манипулировал Шериданом для того, чтобы привести его к тому моральному решению, какое он и принял в итоге.

Брат Тео

Брат Тео — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон-5». Лидер группы монахов Римской Католической церкви, прибывших на станцию с целью изучения религиозных традиций и культов иных цивилизаций. Появлялся на экране в третьем сезоне сериала.

Брат Тео и его монахи впервые появляются на станции в эпизоде «Убеждения». Группа монахов-бенедиктинцев, прибывшая на станцию, намерена изучать культуры и религии других рас и поддерживать порядок станции, предложив услуги монахов — квалифицированных программистов-техников и инженеров. С разрешения официальных лиц церкви и командования станции они устанавливают постоянную резиденцию ордена Св. Бенедикта на «Вавилоне-5».

«Путь через Гефсиманский сад»

Далее Брат Тео появляется в эпизоде «Путь через Гефсиманский сад», когда он уверенно выигрывает у Джона Шеридана в шахматы. Шеридану представляют во время игры другого монаха — брата Эдварда. Вскоре Тео начинает сомневаться в Эдварде, который говорит ему, что слышит голоса и видит какие-то странные видения. Тео просит Гарибальди и Шеридана проверить прошлое своего нового монаха. Однако он не терпит ожидания и начинает проверять сам, в результате чего выясняется, что брат Эдвард — серийный убийца по прозвищу «Чёрная Роза» (англ. Black Rose Killer). После совершения им преступлений, поимки и осуждения, ему стёрли личность и отправили его служить обществу, объявив о смерти убийцы на пожаре (что было лишь легендой прикрытия).

Семьи жертв Чёрной Розы не удовлетворены таким правосудием и возжелали свершить правосудие сами. Используя нанятого ими центаврианского телепата и систему Интеркома (внутренней связи станции), они стерли блоки в памяти, и один из родственников жертв убивает вспомнившего всё Эдварда, который сам вышел к ним.

Перед смертью Эдвард получает прощение от брата Тео в разговоре с ним. После суда над убийцей Брата Эдварда, Тео принимает его новую личность (также измененную стиранием личности) в орден под именем Брата Малькольма, простив Малькольма за убийство Эдварда.

Вален

Вале́н (англ. Valen) — легендарный пророк и правитель Минбара, живший за 1000 лет до начала событий сериала. Данный персонаж является одним из центральных, так как его биография является одной из основных тем первых двух сезонов.

История

Впервые он появился в 1260 году[53], во время войны, в которой минбарцы и ворлонцы объединились против Теней. В тот период минбарцы испытывали трудности с координацией сил после уничтожения Тенями космической станции, на которой базировался главный военный штаб. Вален предложил минбарцам другую станцию — перенесеный из 2254-го года «Вавилон-4» — для размещения командного штаба. Впоследствии, Вален сильно изменил устройство минбарского общества. Он реорганизовал систему каст, учредил Серый Совет и организацию Анла’Шок (иначе Рейнджеры). Вален был религиозным, военным и культурным лидером. Его почитают члены всех трёх каст, а его именем клялись в течение следующей тысячи лет[54]. Согласно более ранним комментариям Джозефа Майкла Стражински, режиссёра сериала, у Валена не было детей вообще[55].

По окончании Первой Великой войны вокруг Валена стали возникать вопросы — кто он и откуда. Он и его семья покинули Минбар и скрылись, опасаясь преследований, но его дети, спустя какое-то время, вернулись[54]. После того, как Вален покинул Минбар, о нём ничего неизвестно, даже место и время кончины[54]. Его тело также так и не было найдено[54]. Известно лишь, что Вален — он же Девид Джефри Синклер — прожил после появления в качестве Валена на станции «Вавилон-4» ещё около ста лет[56].

Новое время

В 2260 году стало ясно, что Вален — не кто иной, как Джеффри Синклер, реквизировавший станцию «Вавилон-4» и, с помощью предоставленных Драалом техницизмов и его Великой Машины на планете Эпсилон-3, перенёсшийся сквозь время на 1000 лет назад, чтобы помочь минбарцам в войне с Тенями и воплотить древнее пророчество о «Единственном, Который Был»[53][56].

Перед путешествием во времени Синклер использовал трилюминарий, чтобы трансформироваться из человека в минбарца («минбарец, рождённый не от минбарцев»). Все его многочисленные потомки несли в себе часть человеческой ДНК. Таким образом, Вален проложил мост между расами людей и минбарцев. Впоследствии, Деленн, одна из «детей Валена» — минбарских потомков Валена — и друг Синклера также использовала трилюминарий для превращения себя в человеко-минбарский гибрид, в попытке восстановить баланс между этими двумя расами[53][56].

Император Турхан

Император Турхан — (англ. Emperor Turhan) — император республики Центавр. После смерти персонажа в 2259 году судьба всей республики сильно изменилась.

История создания персонажа

Имя персонажа родилось от имени актёра, который сыграл императора — Турхана Бея. Согласно словам режиссёра сериала, Дж. Майкла Стражински, актёр Турхан Бей пришёл на пробы другой роли. В процессе проб он, однако, настолько понравился режиссёрской группе и самому Стражински[57], что решено было отдать ему эту, гораздо более подходящую, одну из важных ролей в фильме[58].

Биография персонажа

Турхан принял трон Республики от своего отца, и пробыл на троне приблизительно 30 лет[59]. В 2257 году именно Турхан назначил Лондо Моллари на должность посла республики Центавр на станции «Вавилон-5». В эпизоде «Пришествие Теней»[60] Турхан обнаруживает, что его здоровье ухудшается, и, прежде, чем умрёт, он решает принести свои извинения народу Нарна за все ошибки, совершённые им и его предшественниками на посту императора республики Центавр — в том числе, и за кровавые завоевания их родины. Воспротивясь всем советам министров, он предпринимает поездку на станцию «Вавилон-5» в 2259 году для того, чтобы доставить своё извинение по адресу — лично послу Г'Кару[60]. Он просит своего близкого друга Малахи остаться на Приме Центавра для обеспечения порядка во время его отсутствия[60].

Вскоре по прибытии на станцию Турхан переживает подрывающий его силы обширный сердечный приступ. Вскоре становится ясно, что император скоро умрёт. Когда он объявляет, что хочет видеть Ворлона перед смертью, посол империи Ворлон Кош решает исполнить его волю. Турхан спрашивает Коша, как всё окончится, и ворлонец отвечает — «…в огне»[60]. Режиссёр сериала Дж. Майкл Стражински особо отметил, что смерть персонажа — из-за сугубо естественных причин, и не явилась следствием покушения[61].

Тем временем, лорд Рифа и Лондо Моллари просят силы Теней начать атаку аванпостов Нарна[60]. Лорд Рифа также совершает на Приме Центавра заказное убийство Малахи, для уничтожения возможного соперника в борьбе за престол республики. После завершения обоих атак, император Турхан шепчет свои последние слова в уши Лондо: «…вы оба — прокляты…»[60].

Последствия смерти. Судьба Центавра

Император Турхан не имеет прямых потомков для наследования трона. Со смертью Турхана и Малахи, чёткого претендента на трон республики не находится, и множественные наследники и дальние родственники императора начинают борьбу за престол, который достаётся племяннику императора Турхана, молодому центаврианину Картажье, который и принимает трон после смерти дяди.

Император Картажье

Император Картагия или Картажье (англ. Emperor Cartagia) — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала Вавилон-5. Правитель Центавра в период 2259—2261 гг.

Обзор

После смерти императора Турхана в 2259 году, за отсутствием у него прямых потомков, группа заговорщиков во главе с лордом Рифой и Лондо Моллари устранила премьер-министра Малахи как наиболее вероятного соперника и возвела Картажье — племянника Турхана — на престол Центавра. Предполагалось, что он будет лишь номинальным правителем без реальных полномочий, однако, постепенно он захватил всю реальную власть. К этому стоит добавить прогрессирующее безумие, достигшее апогея при его попытке обожествиться, поставив Приму Центавра (столичную планету) на грань уничтожения ворлонцами.

Картажье оказался сумасшедшим и театрально-жестоким правителем. В качестве его эквивалентов в земной истории можно назвать Калигулу и Нерона.

Правление Картажье

Война с Нарном и последующие завоевания

Вступив на престол, Картажье, идя на поводу у лорда Рифы, развязал войну с Нарном. Вскоре нарнский флот был разгромлен при участии Теней, а столичная планета нарнов была подвергнута планетарной бомбардировке астероидами с помощью масс-драйверов — оружия, запрещённого к применению всеми межрасовыми договорами. Нарн капитулировал и был оккупирован, но на этом Картажье и Рифа не успокоились и, решив вернуть «старые добрые времена» имперской территориальной экспансии, начали несколько военных кампаний против рас, граничащих с Центавром, мотивируя это желанием создать «буферную зону» вокруг центаврианских границ.

Вторая Война Теней

В начале 2261 года Картажье вызвал Лондо Моллари на родину и назначил его министром планетарной безопасности. Поначалу, Картажье производил впечатление обыкновенного напыщенного и самовлюблённого фата, окружённого толпой прихлебателей. Однако, вскоре Моллари начал осознавать, что император безумен, особенно когда узнал от Мордена, что Картажье позволил Теням разместить военную базу на Приме Центавра. Моллари поделился своей озабоченностью с другими членами королевского двора и узнал, что несколько членов Центарума (центаврианского парламента) выступили с возражениями против политики Картажье и сразу после этого исчезли и больше их никто не видел. Также были слухи, что Картажье держит головы исчезнувших оппозиционеров в секретной комнате дворца и регулярно с ними беседует. В дальнейшем Моллари обнаружил, что эти слухи правдивы. Когда же Лондо узнал, что ворлонцы уничтожают все планеты, испытывавшие хоть какое-то влияние Теней и сообщил об этом Картажье, тот сказал, что Тени должны помочь ему стать богом, а ворлонцы должны будут превратить Приму Центавра в грандиозный погребальный костёр для Картажье.

Падение и смерть

В это же время Г'Кар был схвачен и доставлен на Приму Центавра, где по приказу Картажье подвергался пыткам, иногда с личным участием императора. Моллари и Г’Кар заключили соглашение, по которому Г’Кар окажет Лондо помощь в убийстве императора в обмен на прекращение оккупации Нарна. В рамках этого же плана, Моллари убедил императора этапировать Г’Кара на Нарн для показательного суда и казни, чтобы сломить дух ещё оставшихся там повстанцев. Истинной же целью Моллари было выманить Картажье из дворца, чтобы сделать того уязвимее.

Во время «суда» над Г’Каром, тот, во исполнение договорённости с Лондо, разорвал цепи, которые должны были намеренно ослаблены, но в последний момент заменены на новые и напал на императорскую стражу. Пользуясь тем, что внимание охраны отвлечено, Моллари и Вир Котто, под предлогом обеспечения безопасности увели Картажье в укромное место и ввели ему особый труднообнаружимый токсин, нарушивший работу его сердечно-сосудистой системы и повлёкший за собой смерть, клинически весьма похожую на естественную. После смерти Картажье Моллари был назначен премьер-министром и, выполняя свою часть договора с Г’Каром, отдал приказ войскам и центаврианским оккупационным властям покинуть Нарн.

Лорд Рифа

Лорд Антоно Рифа (более известный как Лорд Рифа) — вымышленный персонаж, существующий во вселенной научно-фантастического телесериала «Вавилон-5». Созданный на экране актёром Вильямом Форвардом, он стал постоянным персонажем второго плана в первом и третьем сезонах.

История персонажа

Обзор

Центаврианский политик, лорд Рифа посвятил себя восстановлению былого могущества Республики Центавр, хотя, зачастую, и методами Макиавелли. Он скрытен, сомневается и практически всегда его мысли остаются загадкой для окружающих. По его поведению становится ясным, что в его планы, скорее всего, входит захват трона Республики после того, как он восстановит её силу и могущество.

На станции «Вавилон-5»

Впервые лорд Рифа появляется на борту станции вскоре после того, как умирает единственный сын императора Турхана, не оставив после себя потомков, и прервав, тем самым, цепь преемничества трона Республики.

В свой первый визит он ясно даёт понять послу Лондо Моллари, что он говорит от имени целой плеяды политиков и дворян Примы Центавра, которые заинтересованы в приближении к трону после смерти императора Турхана. Так как Лондо достаточно популярен в придворных кругах (популярность получена им после успешных военных вторжений в некоторые приграничные владения других держав, совершённые при сомнительной помощи мистера Мордена), Рифа обращается к нему с просьбой о поддержке и лоббировании интересов этой группы политиков и дворян. Лондо даёт своё согласие — это решение в итоге приводит его к решению собственной судьбы — судьбы императора Центавра.

Государственный переворот

Позднее, группа устраивает государственный переворот в тот момент, когда император Турхан наносит дипломатический визит на станцию Вавилон-5. Целью визита Турхана является просьба о прощении со стороны нарнского посла Г'Кара за все великое зло, которое центавриане когда-либо причинили Нарну. Турхан погибает, прежде чем успевает принести свои извинения и предложить мир Нарну, хотя и успевает пересказать своё послание доктору Франклину, и так информация все-таки достигает Г’Кара. Ввиду того, что теперь Турхан мёртв и его послание так и не стало общественным достоянием, Рифа использует возможность для нанесения удара, заказывания убийство премьер-министра правительства Турхана, в то время, как Лондо и Рифа вместе присутствуют на прощании с Императором.

Нарно-Центаврианская война

Убрав своих политических противников и соперников, Рифа и его сторонники возводят на трон сумасшедшего императора Картажье, открывая, тем самым, дорогу хаосу и тирании в родном мире, и начинают кровавый блицкриг против Нарна. Использовав заключённое Лондо Моллари соглашение между Тенями и центаврианскими силами, Рифа лично возглавляет войну. В конце её, узнав о планах Нарна ответно атаковать Приму Центавра, он отдаёт приказ о ковровой планетарной бомбежке Нарна масс-драйверами (в русском научном языке устройство называется «электромагнитный ускоритель»). В итоге за несколько часов Нарны несут чудовищные потери и сопротивление физически уничтожается.

Рифа не смог бы действовать таким образом без поддержки Лондо, и, хотя Лондо, скрепя сердце, согласился, Рифа прекрасно понимает, что этот случай — последний, когда Лондо действует с ним заодно. Вскоре после этого Тени уничтожают Нарнский флот, в то время, как центаврианские силы бомбардируют масс-драйверами поверхность Нарна, подчиняя его обитателей своей воле или уничтожая их, под взорами Рифы, Лондо и их союзников.

Война Теней

После этой победы Лондо сообщает Мордену, что более он никоим образом не нуждается в помощи и содействии со стороны его партнёров, что подталкивает Мордена к идее начала переговоров с Рифой. Когда Морден информирует об этом Лондо, тот чувствует себя виноватым. В попытке предотвратить сговор двух сил Моллари отправляется к Антоно Рифе, в процессе разговора они выпивают по бокалу спиртного, и Лондо сообщает Рифе, что тот якобы отравлен, и что «яд» в его организме — бинарный. Пояснив этот термин (первая часть яда, уже находящаяся организме, не подействует без добавления к ней второй), Лондо заверяет Рифу, что сейчас вторая часть не будет добавлена, если Рифа воздержится от переговоров с Морденом. Разъярённый Рифа понимает, что Лондо одержал верх и обрывает контакты с Морденом.

Морден вновь приходит к Лондо, на сей раз крайне раздраженный фактом вмешательства Моллари в процесс установления контакта между ним и Рифой. Однако, у Лондо нет никаких планов относительно действий с Морденом. Впоследствии Морден убьёт Адиру Тэри — единственную любовь Лондо — ядом центаврианского происхождения, после чего убедит посла Моллари в виновности лорда Рифы. Лондо принимает это за правду, помня о возможности мести Рифы за «отравление». Вновь Лондо начинает сотрудничать с Тенями и Морденом. В конце Лондо сделает что-либо с Рифой, который самолично инициировал начало междоусобных войн «Великих Домов» Рифа и Моллари.

Судьба персонажа. Его потомки

Смерть персонажа

В ходе развития заговора Лондо, с целью собственной мести и одновременно для поднятия собственного престижа в глазах родного мира, отправляет лорда Рифу на Нарн с целью поймать там Г’Кара — последнего члена довоенного нарнского парламента «Кха'Ри», остающегося на свободе, и якобы разыскивающего на своей родной захваченной центаврианами планете помощницу На'Тот. Истинной же целью остается уничтожение Рифы, ответственного за бомбардировку Нарна масс-драйверами, и подставление его в руки Г’Кару и другим сподвижникам Кха’Ри. Кроме смерти Адиры, Лондо также мстит за своего друга Урзу Джаддо, которого Рифа, фактически, подтолкнул к смерти. В итоге Рифа остается окружен в нарнских катакомбах людьми Г’Кара и забит ими до смерти. На Вавилоне-5 Лондо представляет доказательства «предательства» Рифы центаврскому министру, завоевав себе популярность при дворе и избавившись от заклятого соперника.

Сенна Рифа

В книжной трилогии «Легионы огня», одобренной и подтвержденной на «каноничность» Стражински, приблизительно в 2260 году в руки императора Моллари попадает юная дочь лорда Рифы, Сенна, оставшаяся бездомной сиротой после спровоцированной Дракхами бомбардировки Центавра соединенными силами Межзвёздного Альянса. Моллари воспитывает её как свою собственную протеже в императорском дворце, даёт ей лучшее образование и все возможности для карьеры. В итоге Сенна Рифа влияет на судьбу всей планеты и цивилизации. Впоследствии император Вир Котто берёт её в единственные жены — из-за любви, а не по каким-либо династическим причинам.

Цитаты

  • «Ну что ж, за бессмертие можно заплатить и подороже.» (В ответ на предсмертное проклятие императора Турхана)

Сюзанна Лученко

Сюзанна Лученко (англ. Susanna Luchenko) — персонаж, существующий во вселенной научно-фантастического сериала «Вавилон-5» и его спин-оффов. Стала Президентом Земного Альянса после свержения и последующего самоубийства президента Моргана Кларка. Морган Кларк постепенно превращал президентское правление в диктаторское.

Роль в Земном Альянсе

Окончание режима Кларка

Президент Лученко играла ключевую роль в процессе окончания преступной политики Кларка, включая его закон о смертной казни, и в процессе восстановления демократических свобод в Земном Альянсе. До этого Лученко представляла Российский Консорциум в Земном Сенате.

Первые действия в качестве Президента Земного Альянса

Когда она стала Президентом Земного Альянса, она призвала граждан Земного Альянса к спокойствию, и к недопущению актов мести и жестокости против участников правления режима Кларка. Она призвала людей к следующему:

«…Мы осознаём, что многие из вас хотят отомстить тем, кто причинил нам столько боли и страданий. Мы просим вас прислушаться к лучшему, что есть в вас. Дайте судам время найти и наказать тех, кто в ответе за эти преступления. Лишь тщательное и аккуратное расследование всех фактов позволит нам отделить тех, кто были убежденными защитниками диктатуры президента Кларка от тех, кто был вынужден сотрудничать с ними из-за страха перед расправой… [62]»

По заявлению Лученко, все судебные, законодательные и исполнительные системы власти будут расследовать и искать виновных в произошедших за последнее время событиях, с последующим наказанием тех, кто совершил преступления во время режима Кларка.

Крестовый поход

Когда было объявлено о том что Дракхи готовятся уничтожить Землю, капитан Элизабет Локли убедила Лученко стянуть к Земле большой флот для сражения с дракхами, в помощь которому инопланетяне-союзники по Межзвёздному Альянсу прислали свои флотилии. Союзный флот смог учнитожить (точнее «сломать») корабль-планетоубийцу Теней, который Дракхи привели к Земле для атаки, но Дракхи все же смогли вбросить в атмосферу Земли нановирус Теней, который уничтожит все население Земли через пять лет, — время необходимое нановирусу для адаптации к биологии людей. Президент Шеридан предложил свою помощь, и все ресурсы Межзвёздного Альянса были направлены на поиски выхода из сложившейся ситуации. За оставшееся время команда нового земного корабля класса «Виктори» «Экскалибур» сумела найти противоядие от чумы дракхов.

Нерун

Неру́н (англ. Neroon) — персонаж, существующий во вселенной научно-фантастического телесериала «Вавилон-5».

Личность и судьба

Нерун — минбарец, член касты воинов, принадлежит к клану Звёздных Всадников. Ученик великого минбарского полководца Бранмера и практика боевых искусств Дархана, принадлежавших к Касте Жрецов.

Нерун подозрителен и недоверчив, никогда не был сторонником религиозного фанатизма и крайне прохладно относится к касте жрецов. Согласен признавать свои ошибки, в случае возникшей необходимости готов к компромиссам в действиях. Умен, ироничен, склонен к самоиронии.

После трансформации Деленн в 2259 году, её вывели из состава Серого Совета и Нерун занял её место, создав тем самым дисбаланс в кастовом составе совета впервые за всю его историю (Деленн принадлежит к касте жрецов и заменить её должен был жрец).

Несмотря на разногласия с Деленн (едва не повлёкшие за собой её смерть), впоследствии Нерун многое сделал для прекращения разразившейся гражданской войны на Минбаре. Нерун сумел увидеть негативные последствия кастового раскола, несмотря на преданность воинской касте. В 2261 году, во время испытания Звёздным Огнём, погиб, спасая Деленн и честь своей касты. Перед смертью объявил о переходе в касту жрецов.

Байрон

Байрон — телепат высшего, П12 уровня, скрывающийся от Пси-корпуса.

Байрон был главой телепатов, сбежавших от корпуса Пси и ищущих место для основания колонии. С этой целью он и его люди появляются на Вавилоне-5. С просьбой об основании колонии они обращаются сначала к капитану Локли, но получают отказ. Однако после того, как один из телепатов спасает во время инаугурации жизнь Президенту Межзвёздного альянса Джону Шеридану, последний разрешает группе основать колонию в коричневом секторе. Байрон активно проповедует свои взгляды своим единоверцам и Лите Александер, которая, несмотря на форму и значок Пси-корпуса, в душе активная его сторонница. Она помогает телепатам медикаментами, а впоследствии вступает с Байроном в сексуальную связь. Во время этой связи телепаты узнают, что они — продукт генетических экспериментов Ворлона. Тем временем на станции появление телепатов обеспокаивает определённые слои населения. На колонистов нападают и жестоко избивают. Несмотря на увещевания Байрона, который — убеждённый сторонник неприменения силы, другие мстят за своих товарищей. В результате появления Пси-надзора на станции группа телепатов во главе с Байроном, все надежды которого решить дело мирным путём и добиться от Межзвёздного Альянса защиты рухнули, кончает жизнь самоубийством. Другая группа захвачена Пси-корпусом.

Затрас

Затрас — вымышленный персонаж научно-фантастического сериала «Вавилон-5». Изображенный актёром Тимом Чоут, он представляет одного из десяти существовавших во вселенной сериала подобных персонажей с одним именем, которые появлялись в различных эпизодах сериала.

Название родного мира Затраса и его принадлежность к какой-либо расе гуманоидов никогда не была установлена; в эпизоде «Война без конца» (англ. «War Without End»), Затрас изображается живущим на планете Эпсилон 3 и помогающим обслуживать сложнейшие системы Великой Машины, вместе с другими представителями своей расы, хотя и нет ни одного свидетельства в сериале, указывающего на то, что это их родной мир.

Общие данные

Старейший из Затрасов был самым старым из живущих на Эпсилоне-3 техников-наблюдателей за Великой Машиной, при первом появлении на экране находящимся в услужении таинственному и мистическо-мессианскому «Единственному».

Выглядящий, как слегка покрытый шерстью, слегка походящей на его лице на густые бакенбарды, Затрас был всецело занят доставкой и обслуживанием технологий, выдававший реплики вроде:

Затрас используется как вьючное животное, в услужении нуждам других людей. Очень грустная судьба. Возможно, очень грустная смерть. Но, в конце концов, тут есть симметрия[63].

или такое изречение:

Никто никогда не слушает бедного Затраса, нет, он сумасшедщий, они говорят. Это хорошо, что Затрасу все равно, ему это даже начало нравиться[64]

Реплики Затраса были наброском-карикатурой на своеобразный стиль общения бабушки Дж. Майкла Стражинского, плохо говорившей по-английски. Однако же, актёр лишь изобразил Затраса, не добавив в эту роль ничего лишнего, выходящего за пределы прописанной роли[65].

Также он всегда упоминает самого себя в третьем лице, хотя, временами, он ссылается не на собственные деяния, а на поступки и мысли своих собратьев — например, в те моменты, когда Затрас упоминает тот факт, что всего Затрасов — 10. Данный факт раскрывается вторым Затрасом — младшим братом старшего, самого первого в сериале Затраса; второй Затрас лишь однажды появляется в эпизоде. Он объясняет, что различать Затрасов можно по способу произношения ими своего имени — (Зат-рас, З-атрас и т. д.).

Первое появление в сериале

Первым появлением Затраса в сериале можно считать упоминание о том факте, что старший Затрас путешествовал в прошлое — на 1000 земных лет назад, на борту Вавилона-4 под командованием Джеффри Синклера, который, во время путешествия трансформировался в легендарного минбарского религиозного и военного лидера и реформатора Валена для того, чтобы помочь минбарцам одержать важную для развития сообщества рас галактики победу в войне против Теней. Судьба первого Затраса неизвестна, вследствие принятия минбарцами Синклера как Валена.

Мэриэл

Мэриел (англ. Mariel) — третья жена Лондо Моллари. В седьмой серии второго сезона стала невольной виновницей отравления Лондо. Однако данное происшествие позволило ему выбрать, какую из 3-х жён оставить в качестве своей официальной супруги.

В основном, история персонажа раскрывается в книгах «Центаврианской Трилогии». Так, становится известна предыстория отношений Мэриель с Дурлой, впоследствии ставшим одной из основных фигур, виновных в падении Центавра, также раскрывается жизнь Мэриель, которая, в перспективе, могла стать женой старшего брата Дурлы, Соллы, также супругой лорда Рифа, но, в итоге, род Мэриель предпочел породниться с домом Моллари.

Дукхат

Дукха́т — один из величайших в истории правителей минбарцев и наставник Деленн.

С его именем связано начало войны между Землёй и Минбаром. Первый контакт между людьми и минбарцами закончился трагично. Встретившись в космосе с земной флотилией, минбарские корабли открыли орудийные амбразуры в знак уважения. Дукхат, осознав, что земляне могут истолковать это как враждебный акт, приказал закрыть их, но было поздно. Вдобавок сканирующие системы минбарцев заблокировали некоторые системы земных кораблей, в том числе часть системы гипердвигателей, сделав крайне сложным уход в гиперпространство. Капитан корабля Земного Альянса Янковский запаниковал и открыл огонь.
В результате стычки Дукхат погиб. Минбар объявил Земле священную войну, в которой погибли более 250 000 человек и некоторое сравнительно малое количество минбарцев.

Морган Кларк

Морган Кларк — вымышленный персонаж научно-фантастического телесериала «Вавилон-5». [66][67]

Период правления администрации Кларка

В 2260 году Земной Альянс был ввергнут в гражданскую войну, развязанную с целью установления Президентом Морганом Кларком личной диктатуры. Началом обратного отсчёта стало заключение тайного договора между Пси-Корпусом и Вице-Президентом Кларком о содействии последнему в физическом устранении Президента Луиса Сантьяго путём диверсии на «Борту Номер 1» флота Земного Альянса.

Во Втором сезоне Земной Альянс оказывается втянутым в различные политические диспуты и военные акции, в основном, происходящие по указу Кларка. Основной кризис разгорается в Третьем Сезоне и в 2260 году входит в фазу собственно гражданской войны в Земном Альянсе. Вавилон-5 становится независимым от Земного правительства Кларка, что приводит к серьёзной конфронтации между Вавилоном-5 и Землей. В результате конфликта, происходит открытое противостояние этих двух сил, когда, посланные Кларком с целью вынудить силой склониться Вавилон-5 перед Землей корабли не достигли поставленных перед ними задач. Вавилон-5 выходит из-под контроля Земли и его командующие и вся его команда объявляется предателями.

Весь Второй и половину Третьего сезона сериала происходит достаточно драматическое, по своей сути, изменение государственного строя Земли с открыто-демократического на Оруэлловское фашистское крайне ксенофобное государство, которое медленно обретает черты и роль зеркала параноидального страха перед чужаками, как самого Президента Кларка, так и достаточно большой прослойки Земного общества. Кларк постепенно заменяет капитанов на большинстве кораблей Земных Сил на лояльных ему, а немногие оставшиеся демократически настроенные вынуждены выполнять все приказы Кларка из опасения за судьбу и жизнь своих близких, оставшихся на Земле и подвластных администрации Кларка колониях — невольных заложниках своего Правительства. Кларком созданы Министерство Мира и Ночная Стража — главные инструменты пропагандистской машины Кларка и основные репрессивные органы администрации кларковского Земного Альянса. Эта секретная полицейская организация арестовывала любого, кто подозревался в неповиновении Кларку, или использовал своё право голоса, чтобы критиковать правительство Кларка.

Председатель Объединённого Командования Земных Сил, генерал Уильям Хэйг, долгое время подозревал Кларка в участии в преднамеренном убийстве Президента Сантьяго, и начал собственное негласное расследование этого дела, также став тайным противником Кларка. Из-за военных достижений капитана Шеридана в ходе Минбарской войны, Морган Кларк рассчитывал на поддержку с его стороны, считая его ксенофобски-настроенным военным, который поддержит его. Его ожидания не оправдались, — Джон Шеридан был полностью лоялен истинным моральным и гражданским ценностям, не стал ксенофобом вследствие участия в войне против Минбара, и воспринял инопланетян — особенно минбарцев — как потенциальных союзников в решении проблемы захвата власти Кларком. Шеридан убедил личный состав офицеров командования Вавилона-5 присоединиться к противостоянию Кларку.

Шеридану поступила информация, что силы Кларка обнаружили на Ганимеде похороненный под слоем породы и льда корабль Теней. Кларк приказал своим силам изучить корабль с целью раскрытия технических секретов суперразвитой расы. Шеридан отправился на Белой звезде на Ганимед и уничтожил корабль.

Гражданская война

Вооружённый конфликт начался, когда Марс отказался войти под командование Кларка. В наказание за этот акт неповиновения, Кларк приказал подвластным ему Земным силам атаковать объекты на поверхности Марса, включая гражданские поселения. В ответ на бомбежки Марса, колонии Орион 7, Проксима 3, и станция Вавилон-5 вышли из Земного Альянса.
Ответным ходом на провозглашение независимости Вавилоном-5, Кларк приказывает эсминцам Агриппа и Роанок взять станцию под свой контроль. Попытка завершилась полной неудачей — Агриппа и Роанок были уничтожены силами Вавилона-5. Вторая посланная к Вавилону-5 эскадра уже прибыв к Вавилону-5 вынуждена была ретироваться, — на помощь Вавилону-5 прибыла минбарская эскадра, делая таким образом бой с Вавилоном-5 заведомо гибельным для сил Земли.

После окончания второй Войны Теней, Джон Шеридан обращает все своё внимание на ситуацию с Президентом Кларком и ставит своей задачей отрешение диктатора от власти.
Шеридан решает начать военные действия против Кларка когда один из земных боевых кораблей уничтожает два пассажирских лайнера, на которых пытались спастись люди с осажденной Проксимы 3.

Шеридан освобождает Проксиму 3, от осадной эскадры фрегатов класса «Омега», используя построенные минбарцами «Белые звезды».
Желая подорвать имидж Шеридана, Кларк начинает распространять информацию, что капитан находится под сильным влиянием инопланетян. В действительности Шеридан делает это для Земли, но только с восстанием Земных Сил, и с присоединением их к силам Вавилона-5, Шеридану удается успешно противостоять Кларку, показывая, что, в действительности, те же выводы относительно его правления сделали и люди, у которых не было возможности оказаться под мнимым влиянием инопланетян.
Более того Шеридан развернул контрпропаганду — с самого начала военной компании Шеридана против Кларка стал вещать с Вавилона-5 Голос Сопротивления.

Во время окончательного штурма обороны Земли силами восставших, Кларк разворачивает систему орбитальной ракетной обороны Земли против планеты и затем кончает жизнь самоубийством. Земные Силы, включая недавних противников Шеридана, совместно с минбарским и прочим инопланетным флотом, участвовавшими в сражении, уничтожают оборонительные системы, прежде, чем они успевают дать залп по Земле.

После самоубийства Кларка, Сюзанна Лученко, представитель Российского Консорциума в Земном Сенате, занимает кресло Президента.

Шеридан добивается независимости для Марса.

Напишите отзыв о статье "Список персонажей телесериала «Вавилон-5»"

Примечания

  1. 1 2 [www.midwinter.com/lurk/chars/sinclair.html Commander Sinclair]. The Lurker's Guide to Babylon 5. Проверено 4 июля 2012. [www.webcitation.org/69lqP6oRf Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  2. [www.jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5320 WWE: I and II] (англ.). JMSNews: The J. Michael Straczynski Message Archive (22 May 1996). Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DSYX93m8 Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
  3. [www.forbes.com/sites/michaelpeck/2012/10/02/rip-babylon-5s-commander-sinclair/ RIP, Babylon 5's Commander Sinclair]. Forbes (2 октября 2012). Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DSYYPNIr Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
  4. 1 2 3 Катрин Дреннан. Вавилон-5: Грезить в Городе Печалей = Babylon 5: To Dream in the City of Sorrows. — Del Rey Books, 1997. — 278 p. — ISBN 0-440-22354-7.
  5. «Поле битвы — разум». Вавилон-5. PTEN. 2 марта 1994. Серия 6, сезон 1.
  6. «Кризалис». Вавилон-5. PTEN. 26 октября 1994. Серия 22, сезон 1.
  7. «Вавилон-5: В начале». Вавилон-5. TNT. 4 января 1998.
  8. 1 2 3 «Отправные пункты». Вавилон-5. PTEN. 2 ноября 1994. Серия 1, сезон 2.
  9. 1 2 «Война без конца». Вавилон-5. PTEN. 13 мая 1996. Серия 16-17, сезон 3.
  10. [www.midwinter.com/lurk/misc/sinclair-leave.html JMS Explains O'Hare's Departure]. The Lurker's Guide to Babylon 5. Проверено 27 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DSYZBpjE Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
  11. «А теперь — слово». Вавилон-5. PTEN. 3 мая 1995. Серия 15, сезон 2.
  12. 1 2 3 «Сон в сиянии». Вавилон-5. TNT. 25 октября 1998. Серия 22, сезон 5.
  13. 1 2 «Восходящая звезда». Вавилон-5. PTEN. 20 октября 1997. Серия 21, сезон 4.
  14. [www.oinc.net/B5/Enc/display.php?ivanova Ivanova, Susan] (англ.). Babylon 5 Encyclopedia: Data Display. Проверено 4 июля 2012. [www.webcitation.org/69lqPctLf Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  15. 1 2 3 [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-14222 Re: TKO — Poor Episode (Spoiler)]. JMSNews: The J. Michael Straczynski Message Archive. Проверено 4 июля 2012. [www.webcitation.org/69lqQ1kYf Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  16. 1 2 «Глаза». Вавилон-5. PTEN. 13 июля 1994. Серия 16, сезон 1.
  17. «Восходящая звезда». Вавилон-5. PTEN. 20 октября 1997. Серия 21, сезон 4.
  18. «Раздвоение преданности». Вавилон-5. PTEN. 11 августа 1995. Серия 19, сезон 2.
  19. «Церемонии света и тьмы». Вавилон-5. PTEN. 8 апреля 1996. Серия 11, сезон 3.
  20. "Ivanova", DykesVision Staff. [www.dykesvision.com/en/interviews/lesbian-babylon5.html First Lesbians in Space]. DykesVision (19 января 2004). — «I think I...loved Talia.»  Проверено 18 октября 2009. [web.archive.org/web/20041011155941/dykesvision.com/en/interviews/lesbian-babylon5.html Архивировано из первоисточника 11 октября 2004].
  21. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-14726 JMS: Origin of name Giribaldi] (англ.). JMSNews: The J. Michael Straczynski Message Archive. Проверено 7 июля 2012. [www.webcitation.org/69lqQTRmT Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  22. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-11758&query=Sheridan%20descendant Re: ATTM JMS: Thanks and one small question] (англ.). JMSNews: The J. Michael Straczynski Message Archive. Проверено 7 июля 2012. [www.webcitation.org/69lqR6qN2 Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  23. «Десант». Вавилон-5. PTEN. 8 февраля 1995. Серия 10, сезон 2.
  24. «Выжившие». Вавилон-5. PTEN. 4 мая 1994. Серия 11, сезон 1.
  25. Сезон 4. Вавилон-5. PTEN.
  26. Александр Гагинский [www.mirf.ru/Articles/art4926.htm «Измена!» 10 самых-самых... предателей] // Мир фантастики. — 2011. — № 9. — С. 100-105.
  27. B5.ru: [www.b5.ru/episodes/sm_002.htm Фильм «Вавилон-5: В начале», сцена в кабинете генерала Левкорта]
  28. [beyond.babylonfive.ru/VEX/p/mollari.html Биография Лондо Моллари] на Beyond.babylonfive.ru; со ссылкой на пилотный фильм «Встречи»
  29. [beyond.babylonfive.ru/episodes/1/ep_107.htm 1 сезон, 7 серия «Молитва Войны»]
  30. [beyond.babylonfive.ru/episodes/2/ep_207s.htm 2-й сезон. Серия 207, «Родственные души»]
  31. см. синопсис серии [beyond.babylonfive.ru/episodes/1/ep_107s.htm «Молитва войны»](1 сезон, 7-я серия)
  32. [www.midwinter.com/lurk/countries/us/guide/111.html «In the Beginning» Guide page]
    Londo’s first wife was a dancer, who he was forced to divorce by his family. Adira reminds him of her a lot.
  33. Серия [beyond.babylonfive.ru/episodes/1/ep_103s.htm «Рожденный для пурпура»], сериал «Вавилон-5».
  34. Серия [beyond.babylonfive.ru/episodes/3/ep_315s.htm «Интерлюдии к испытаниям», там же]
  35. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5648&query=Londo%20kill комментарии JMS],  (англ.)
  36. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5764&query=Adira комментарии JMS],  (англ.)
  37. Серия [beyond.babylonfive.ru/episodes/4/ep_406s.htm «В самое пекло», там же]
  38. 1 2 Jan Johnson-Smith [books.google.ru/books?id=APMXgiec6n4C&dq=g+kar&hl=ru&source=gbs_navlinks_s American science fiction tv: Star Trek, Stargate and beyond], 2005
  39. [www.jmsnews.com/msg.aspx?id=1-1633&query=Vir%20married Комментарии JMS по поводу семейного положения Вира] (англ.). JMSnews.com. — По видимому, она так и не состоялась.. Проверено 30 января 2008. [www.webcitation.org/65aAOR2RU Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
  40. [www.jmsnews.com/msg.aspx?id=1-11734&query=Vir's%20family комментарий JMS относительно судьбы предыдущего посла] (англ.). JMSnews.com. Проверено 30 января 2008. [www.webcitation.org/65aAOuQZg Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
  41. Straczynski, J. Michael [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-8152&query=Keffer Subject: The fighters aren't *inexpensive*...] (англ.). jmsnews.com (26 May 1996). Проверено 23 февраля 2008. [www.webcitation.org/663QtkbPY Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
  42. Straczynski, J. Michael [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5336&query=Keffer Subject: Keffer and Corwin] (англ.). jmsnews.com (23 May 1996). Проверено 23 февраля 2008. [www.webcitation.org/663QuDR5S Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
  43. см. эпизод «Gropos»
  44. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-15869&query=Zack комментарии JMS]
  45. [beyond.babylonfive.ru/episodes/novels/nov_009s.htm Грезить в городе печалей (To Dream in the City of Sorrows (ISBN 0-345-45219-4)), книга Катрин Дрэннан). Книга доступна на русском языке.]
  46. [Существует рассказ Дж. М. Стражинского «Пространство, время и неизлечимый романтик» о дальнейшей судьбе Маркуса Коула
  47. [beyond.babylonfive.ru/episodes/novels/nov_025.htm Русский перевод рассказа] на beyond.babylonfive.ru
  48. [beyond.babylonfive.ru/episodes/novels/index.html Перевод книги Грегори Киза на Beyond.BabylonFive] (см. раздел «Трилогии»)
  49. [beyond.babylonfive.ru/episodes/novels/nov_009s07.htm Катрин Дрэннан. Грезить В городе печалей]. (To Dream In A City Of Sorrows, Katrin Drennan)(ISBN 0-345-45219-4)
  50. см. пилотный фильм «Вавилон-5: Встречи»
  51. см. эпизод «Охотник за душами»
  52. см. эпизод «Полночь на линии огня»
  53. 1 2 3 [beyond.babylonfive.ru/episodes/3/ep_317s.htm Эпизод «Война без конца, ч. 2». Сценарий]. Beyond Babylon 5. Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX2Gtki Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  54. 1 2 3 4 [beyond.babylonfive.ru/episodes/4/ep_409.htm Эпизод «Искупление». Описание, анализ, комментарии режиссёра.]. Beyond Babylon 5. Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX3Fxwx Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  55. J. Michael Straczynski <71016.1644@compuserve.com>. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5834&query=Valen Subject: Valen questions]. JMSNews. Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX40lvr Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  56. 1 2 3 [beyond.babylonfive.ru/episodes/3/ep_317.htm#2 «Война без конца, ч. 2». Описание, анализ, комментарии режиссёра.]. Beyond Babylon 5. Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX4TJPv Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  57. J. Michael Straczynski <71016.1644@compuserve.com>. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-3179&query=Turhan Subject: Claudia Opts Out-JMS]. JMSNews.com (7/27/1997 5:14:00 PM). Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX598WV Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  58. STRACZYNSKI [Joe]. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-8200 Subject: An accident of casting. Turhan...]. JMSNews (Date: 1/31/1995 6:54:00 PM). Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX5bTmo Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  59. J. Michael Straczynski <71016.1644@compuserve.com>. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-6819&query=Turhan Subject: Centauri Emperors]. JMSNews.com (12/3/1996 7:16:00 AM). Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX61v0J Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  60. 1 2 3 4 5 6 [beyond.babylonfive.ru/episodes/2/ep_209s.htm Эпизод «Пришествие теней». Сценарий]. Beyond Babylon 5. Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX6TYQ6 Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  61. J. Michael Straczynski <71016.1644@compuserve.com>. [jmsnews.com/msg.aspx?id=1-4452 Subject: Death of Turhan Again]. JMSNews.com (Date: 3/20/1996 3:26:00 PM). Проверено 10 июня 2010. [www.webcitation.org/67HX7Lk90 Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  62. [www.b5.ru/episodes/sm_421.htm Эпизод «Восходящая звезда». Синопсис] (рус.). b5.ru (29 апреля 1998). Проверено 23 февраля 2008. [www.webcitation.org/67HX7mFn5 Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  63. «Zathras is used to being beast of burden to other people’s needs. Very sad life. Probably have very sad death. But, at least there is symmetry.»
  64. «No one, ever listens to poor Zathras no, he’s quite mad they say. It is good that Zathras does not mind, has even grown to like it»
  65. JMS. [www.jmsnews.com/msg.aspx?id=1-5275&query=Zathras Where on earth did you get the inspiration for Zathras?] (англ.). JMSnews (19 May 1996). Проверено 26 декабря 2007. [www.webcitation.org/65s7PcnRq Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].
  66. [www.ntua.gr/lurk/guide/022.html "Chrysalis"] (англ.). The Lurker's Guide to Babylon 5 (12 November 1998). — «Re: the staging of Morgan Clark taking the oath of office; I gave very particular instructions to re-create the staging of the photograph in which Lyndon Johnson takes over from JFK after the assassination. The same layout, posture, background, and so on. We even had a photo on set for reference. The creepy thing is that the day we shot the scene was the anniversary of the day it actually took place; very weird atmosphere on set that day.»  Проверено 12 февраля 2008. [www.webcitation.org/69lqRXVN2 Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  67. Straczynski, J. Michael. "Chrysalis" commentary, Babylon 5: Season 1, disc 6.

Отрывок, характеризующий Список персонажей телесериала «Вавилон-5»

Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»


Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.
– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.
– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.
– «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.
И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, – глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей. Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию…
Усадьба Лысых Гор была вновь отстроена, но уже не на ту ногу, на которой она была при покойном князе.
Постройки, начатые во времена нужды, были более чем просты. Огромный дом, на старом каменном фундаменте, был деревянный, оштукатуренный только снутри. Большой поместительный дом с некрашеным дощатым полом был меблирован самыми простыми жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров. Дом был поместителен, с комнатами для дворни и отделениями для приезжих. Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.


Выл канун зимнего Николина дня, 5 е декабря 1820 года. В этот год Наташа с детьми и мужем с начала осени гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
5 го декабря, кроме семейства Безуховых, у Ростовых гостил еще старый друг Николая, отставной генерал Василий Федорович Денисов.
6 го числа, в день торжества, в который съедутся гости, Николай знал, что ему придется снять бешмет, надеть сюртук и с узкими носками узкие сапоги и ехать в новую построенную им церковь, а потом принимать поздравления и предлагать закуски и говорить о дворянских выборах и урожае; но канун дня он еще считал себя вправе провести обычно. До обеда Николай поверил счеты бурмистра из рязанской деревни, по именью племянника жены, написал два письма по делам и прошелся на гумно, скотный и конный дворы. Приняв меры против ожидаемого на завтра общего пьянства по случаю престольного праздника, он пришел к обеду и, не успев с глазу на глаз переговорить с женою, сел за длинный стол в двадцать приборов, за который собрались все домашние. За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое.
Графиня Марья сидела на противоположном конце стола. Как только муж сел на свое место, по тому жесту, с которым он, сняв салфетку, быстро передвинул стоявшие перед ним стакан и рюмку, графиня Марья решила, что он не в духе, как это иногда с ним бывает, в особенности перед супом и когда он прямо с хозяйства придет к обеду. Графиня Марья знала очень хорошо это его настроение, и, когда она сама была в хорошем расположении, она спокойно ожидала, пока он поест супу, и тогда уже начинала говорить с ним и заставляла его признаваться, что он без причины был не в духе; но нынче она совершенно забыла это свое наблюдение; ей стало больно, что он без причины на нее сердится, и она почувствовала себя несчастной. Она спросила его, где он был. Он отвечал. Она еще спросила, все ли в порядке по хозяйству. Он неприятно поморщился от ее ненатурального тона и поспешно ответил.
«Так я не ошибалась, – подумала графиня Марья, – и за что он на меня сердится?» В тоне, которым он отвечал ей, графиня Марья слышала недоброжелательство к себе и желание прекратить разговор. Она чувствовала, что ее слова были неестественны; но она не могла удержаться, чтобы не сделать еще несколько вопросов.
Разговор за обедом благодаря Денисову скоро сделался общим и оживленным, и графиня Марья не говорила с мужем. Когда вышли из за стола и пришли благодарить старую графиню, графиня Марья поцеловала, подставляя свою руку, мужа и спросила, за что он на нее сердится.
– У тебя всегда странные мысли; и не думал сердиться, – сказал он.
Но слово всегда отвечало графине Марье: да, сержусь и не хочу сказать.
Николай жил с своей женой так хорошо, что даже Соня и старая графиня, желавшие из ревности несогласия между ними, не могли найти предлога для упрека; но и между ними бывали минуты враждебности. Иногда, именно после самых счастливых периодов, на них находило вдруг чувство отчужденности и враждебности; это чувство являлось чаще всего во времена беременности графини Марьи. Теперь она находилась в этом периоде.
– Ну, messieurs et mesdames, – сказал Николай громко и как бы весело (графине Марье казалось, что это нарочно, чтобы ее оскорбить), – я с шести часов на ногах. Завтра уж надо страдать, а нынче пойти отдохнуть. – И, не сказав больше ничего графине Марье, он ушел в маленькую диванную и лег на диван.
«Вот это всегда так, – думала графиня Марья. – Со всеми говорит, только не со мною. Вижу, вижу, что я ему противна. Особенно в этом положении». Она посмотрела на свой высокий живот и в зеркало на свое желто бледное, исхудавшее лицо с более, чем когда нибудь, большими глазами.
И все ей стало неприятно: и крик и хохот Денисова, и разговор Наташи, и в особенности тот взгляд, который на нее поспешно бросила Соня.
Соня всегда была первым предлогом, который избирала графиня Марья для своего раздражения.
Посидев с гостями и не понимая ничего из того, что они говорили, она потихоньку вышла и пошла в детскую.
Дети на стульях ехали в Москву и пригласили ее с собою. Она села, поиграла с ними, но мысль о муже и о беспричинной досаде его не переставая мучила ее. Она встала и пошла, с трудом ступая на цыпочки, в маленькую диванную.
«Может, он не спит; я объяснюсь с ним», – сказала она себе. Андрюша, старший мальчик, подражая ей, пошел за ней на цыпочках. Графиня Марья не заметила его.
– Chere Marie, il dort, je crois; il est si fatigue, [Мари, он спит, кажется; он устал.] – сказала (как казалось графине Марье везде ей встречавшаяся) Соня в большой диванной. – Андрюша не разбудил бы его.
Графиня Марья оглянулась, увидала за собой Андрюшу, почувствовала, что Соня права, и именно от этого вспыхнула и, видимо, с трудом удержалась от жесткого слова. Она ничего не сказала и, чтобы не послушаться ее, сделала знак рукой, чтобы Андрюша не шумел, а все таки шел за ней, и подошла к двери. Соня прошла в другую дверь. Из комнаты, в которой спал Николай, слышалось его ровное, знакомое жене до малейших оттенков дыхание. Она, слыша это дыхание, видела перед собой его гладкий красивый лоб, усы, все лицо, на которое она так часто подолгу глядела, когда он спал, в тишине ночи. Николай вдруг пошевелился и крякнул. И в то же мгновение Андрюша из за двери закричал:
– Папенька, маменька тут стоит.
Графиня Марья побледнела от испуга и стала делать знаки сыну. Он замолк, и с минуту продолжалось страшное для графини Марьи молчание. Она знала, как не любил Николай, чтобы его будили. Вдруг за дверью послышалось новое кряхтение, движение, и недовольный голос Николая сказал:
– Ни минуты не дадут покоя. Мари, ты? Зачем ты привела его сюда?
– Я подошла только посмотреть, я не видала… извини…
Николай прокашлялся и замолк. Графиня Марья отошла от двери и проводила сына в детскую. Через пять минут маленькая черноглазая трехлетняя Наташа, любимица отца, узнав от брата, что папенька спит в маленькой диванной, не замеченная матерью, побежала к отцу. Черноглазая девочка смело скрыпнула дверью, подошла энергическими шажками тупых ножек к дивану и, рассмотрев положение отца, спавшего к ней спиною, поднялась на цыпочки и поцеловала лежавшую под головой руку отца. Николай обернулся с умиленной улыбкой на лице.
– Наташа, Наташа! – слышался из двери испуганный шепот графини Марьи, – папенька спать хочет.
– Нет, мама, он не хочет спать, – с убедительностью отвечала маленькая Наташа, – он смеется.
Николай спустил ноги, поднялся и взял на руки дочь.
– Взойди, Маша, – сказал он жене. Графиня Марья вошла в комнату и села подле мужа.
– Я и не видала, как он за мной прибежал, – робко сказала она. – Я так…
Николай, держа одной рукой дочь, поглядел на жену и, заметив виноватое выражение ее лица, другой рукой обнял ее и поцеловал в волоса.
– Можно целовать мама ? – спросил он у Наташи.
Наташа застенчиво улыбнулась.
– Опять, – сказала она, с повелительным жестом указывая на то место, куда Николай поцеловал жену.
– Я не знаю, отчего ты думаешь, что я не в духе, – сказал Николай, отвечая на вопрос, который, он знал, был в душе его жены.
– Ты не можешь себе представить, как я бываю несчастна, одинока, когда ты такой. Мне все кажется…
– Мари, полно, глупости. Как тебе не совестно, – сказал он весело.
– Мне кажется, что ты не можешь любить меня, что я так дурна… и всегда… а теперь… в этом по…
– Ах, какая ты смешная! Не по хорошу мил, а по милу хорош. Это только Malvina и других любят за то, что они красивы; а жену разве я люблю? Я не люблю, а так, не знаю, как тебе сказать. Без тебя и когда вот так у нас какая то кошка пробежит, я как будто пропал и ничего не могу. Ну, что я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его…
– Нет, я не так, но я понимаю. Так ты на меня не сердишься?
– Ужасно сержусь, – сказал он, улыбаясь, и, встав и оправив волосы, стал ходить по комнате.
– Ты знаешь, Мари, о чем я думал? – начал он, теперь, когда примирение было сделано, тотчас же начиная думать вслух при жене. Он не спрашивал о том, готова ли она слушать его; ему все равно было. Мысль пришла ему, стало быть, и ей. И он рассказал ей свое намерении уговорить Пьера остаться с ними до весны.
Графиня Марья выслушала его, сделала замечания и начала в свою очередь думать вслух свои мысли. Ее мысли были о детях.
– Как женщина видна уже теперь, – сказала она по французски, указывая на Наташу. – Вы нас, женщин, упрекаете в нелогичности. Вот она – наша логика. Я говорю: папа хочет спать, а она говорит: нет, он смеется. И она права, – сказала графиня Марья, счастливо улыбаясь.
– Да, да! – И Николай, взяв на свою сильную руку дочь, высоко поднял ее, посадил на плечо, перехватив за ножки, и стал с ней ходить по комнате. У отца и у дочери были одинаково бессмысленно счастливые лица.
– А знаешь, ты, может быть, несправедлив. Ты слишком любишь эту, – шепотом по французски сказала графиня Марья.
– Да, но что ж делать?.. Я стараюсь не показать…
В это время в сенях и передней послышались звуки блока и шагов, похожих на звуки приезда.
– Кто то приехал.
– Я уверена, что Пьер. Я пойду узнаю, – сказала графиня Марья и вышла из комнаты.
В ее отсутствие Николай позволил себе галопом прокатить дочь вокруг комнаты. Запыхавшись, он быстро скинул смеющуюся девочку и прижал ее к груди. Его прыжки напомнили ему танцы, и он, глядя на детское круглое счастливое личико, думал о том, какою она будет, когда он начнет вывозить ее старичком и, как, бывало, покойник отец танцовывал с дочерью Данилу Купора, пройдется с нею мазурку.
– Он, он, Nicolas, – сказала через несколько минут графиня Марья, возвращаясь в комнату. – Теперь ожила наша Наташа. Надо было видеть ее восторг и как ему досталось сейчас же за то, что он просрочил. – Ну, пойдем скорее, пойдем! Расстаньтесь же наконец, – сказала она, улыбаясь, глядя на девочку, жавшуюся к отцу. Николай вышел, держа дочь за руку.
Графиня Марья осталась в диванной.
– Никогда, никогда не поверила бы, – прошептала она сама с собой, – что можно быть так счастливой. – Лицо ее просияло улыбкой; но в то же самое время она вздохнула, и тихая грусть выразилась в ее глубоком взгляде. Как будто, кроме того счастья, которое она испытывала, было другое, недостижимое в этой жизни счастье, о котором она невольно вспомнила в эту минуту.

Х
Наташа вышла замуж ранней весной 1813 года, и у ней в 1820 году было уже три дочери и один сын, которого она страстно желала и теперь сама кормила. Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка. Очень редко зажигался в ней теперь прежний огонь. Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок или когда она с графиней Марьей вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила о нем), и очень редко, когда что нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно оставила после замужества. И в те редкие минуты, когда прежний огонь зажигался в ее развившемся красивом теле, она бывала еще более привлекательна, чем прежде.
Со времени своего замужества Наташа жила с мужем в Москве, в Петербурге, и в подмосковной деревне, и у матери, то есть у Николая. В обществе молодую графиню Безухову видели мало, и те, которые видели, остались ею недовольны. Она не была ни мила, ни любезна. Наташа не то что любила уединение (она не знала, любила ли она или нет; ей даже казалось, что нет), но она, нося, рожая, кормя детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света. Все, знавшие Наташу до замужества, удивлялись происшедшей в ней перемене, как чему то необыкновенному. Одна старая графиня, материнским чутьем понявшая, что все порывы Наташи имели началом только потребность иметь семью, иметь мужа, как она, не столько шутя, сколько взаправду, кричала в Отрадном, мать удивлялась удивлению людей, не понимавших Наташи, и повторяла, что она всегда знала, что Наташа будет примерной женой и матерью.
– Она только до крайности доводит свою любовь к мужу и детям, – говорила графиня, – так что это даже глупо.
Наташа не следовала тому золотому правилу, проповедоваемому умными людьми, в особенности французами, и состоящему в том, что девушка, выходя замуж, не должна опускаться, не должна бросать свои таланты, должна еще более, чем в девушках, заниматься своей внешностью, должна прельщать мужа так же, как она прежде прельщала не мужа. Наташа, напротив, бросила сразу все свои очарованья, из которых у ней было одно необычайно сильное – пение. Она оттого и бросила его, что это было сильное очарованье. Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах, ни о своем туалете, ни о том, чтобы не стеснять мужа своей требовательностью. Она делала все противное этим правилам. Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся – то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него. Она чувствовала, что связь ее с мужем держалась не теми поэтическими чувствами, которые привлекли его к ней, а держалась чем то другим, неопределенным, но твердым, как связь ее собственной души с ее телом.
Взбивать локоны, надевать роброны и петь романсы, для того чтобы привлечь к себе своего мужа, показалось бы ей так же странным, как украшать себя для того, чтобы быть самой собою довольной. Украшать же себя для того, чтобы нравиться другим, – может быть, теперь это и было бы приятно ей, – она не знала, – но было совершенно некогда. Главная же причина, по которой она не занималась ни пением, ни туалетом, ни обдумыванием своих слов, состояла в том, что ей было совершенно некогда заниматься этим.
Известно, что человек имеет способность погрузиться весь в один предмет, какой бы он ни казался ничтожный. И известно, что нет такого ничтожного предмета, который бы при сосредоточенном внимании, обращенном на него, не разросся до бесконечности.
Предмет, в который погрузилась вполне Наташа, – была семья, то есть муж, которого надо было держать так, чтобы он нераздельно принадлежал ей, дому, – и дети, которых надо было носить, рожать, кормить, воспитывать.
И чем больше она вникала, не умом, а всей душой, всем существом своим, в занимавший ее предмет, тем более предмет этот разрастался под ее вниманием, и тем слабее и ничтожнее казались ей ее силы, так что она их все сосредоточивала на одно и то же, и все таки не успевала сделать всего того, что ей казалось нужно.
Толки и рассуждения о правах женщин, об отношениях супругов, о свободе и правах их, хотя и не назывались еще, как теперь, вопросами, были тогда точно такие же, как и теперь; но эти вопросы не только не интересовали Наташу, но она решительно не понимала их.
Вопросы эти и тогда, как и теперь, существовали только для тех людей, которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не все его значение, состоящее в семье.
Рассуждения эти и теперешние вопросы, подобные вопросам о том, каким образом получить как можно более удовольствия от обеда, тогда, как и теперь, не существуют для людей, для которых цель обеда есть питание и цель супружества – семья.
Если цель обеда – питание тела, то тот, кто съест вдруг два обеда, достигнет, может быть, большего удовольствия, но не достигнет цели, ибо оба обеда не переварятся желудком.
Если цель брака есть семья, то тот, кто захочет иметь много жен и мужей, может быть, получит много удовольствия, но ни в каком случае не будет иметь семьи.
Весь вопрос, ежели цель обеда есть питание, а цель брака – семья, разрешается только тем, чтобы не есть больше того, что может переварить желудок, и не иметь больше жен и мужей, чем столько, сколько нужно для семьи, то есть одной и одного. Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью. И в другом, лучшем муже она не только не видела надобности, но, так как все силы душевные ее были устремлены на то, чтобы служить этому мужу и семье, она и не могла себе представить и не видела никакого интереса в представлении о том, что бы было, если б было другое.
Наташа не любила общества вообще, но она тем более дорожила обществом родных – графини Марьи, брата, матери и Сони. Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше.
Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прическа, ее невпопад сказанные слова, ее ревность – она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине – были обычным предметом шуток всех ее близких. Общее мнение было то, что Пьер был под башмаком своей жены, и действительно это было так. С самых первых дней их супружества Наташа заявила свои требования. Пьер удивился очень этому совершенно новому для него воззрению жены, состоящему в том, что каждая минута его жизни принадлежит ей и семье; Пьер удивился требованиям своей жены, но был польщен ими и подчинился им.
Подвластность Пьера заключалась в том, что он не смел не только ухаживать, но не смел с улыбкой говорить с другой женщиной, не смел ездить в клубы, на обеды так, для того чтобы провести время, не смел расходовать денег для прихоти, не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего не понимала, но которым она приписывала большую важность. Взамен этого Пьер имел полное право у себя в доме располагать не только самим собой, как он хотел, но и всей семьею. Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа; и весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер занимался – читал или писал в своем кабинете. Стоило Пьеру показать какое нибудь пристрастие, чтобы то, что он любил, постоянно исполнялось. Стоило ему выразить желание, чтобы Наташа вскакивала и бежала исполнять его.
Весь дом руководился только мнимыми повелениями мужа, то есть желаниями Пьера, которые Наташа старалась угадывать. Образ, место жизни, знакомства, связи, занятия Наташи, воспитание детей – не только все делалось по выраженной воле Пьера, но Наташа стремилась угадать то, что могло вытекать из высказанных в разговорах мыслей Пьера. И она верно угадывала то, в чем состояла сущность желаний Пьера, и, раз угадав ее, она уже твердо держалась раз избранного. Когда Пьер сам уже хотел изменить своему желанию, она боролась против него его же оружием.
Так, в тяжелое время, навсегда памятное Пьеру, Наташе, после родов первого слабого ребенка, когда им пришлось переменить трех кормилиц и Наташа заболела от отчаяния, Пьер однажды сообщил ей мысли Руссо, с которыми он был совершенно согласен, о неестественности и вреде кормилиц. С следующим ребенком, несмотря на противудействие матери, докторов и самого мужа, восстававших против ее кормления, как против вещи тогда неслыханной и вредной, она настояла на своем и с тех пор всех детей кормила сама.
Весьма часто, в минуты раздражения, случалось, что муж с женой спорили подолгу, потом после спора Пьер, к радости и удивлению своему, находил не только в словах, но и в действиях жены свою ту самую мысль, против которой она спорила. И не только он находил ту же мысль, но он находил ее очищенною от всего того, что было лишнего, вызванного увлечением и спором, в выражении мысли Пьера.
После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо: все не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а другим – таинственным, непосредственным отражением.


Два месяца тому назад Пьер, уже гостя у Ростовых, получил письмо от князя Федора, призывавшего его в Петербург для обсуждения важных вопросов, занимавших в Петербурге членов одного общества, которого Пьер был одним из главных основателей.
Прочтя это письмо, Наташа, как она читала все письма мужа, несмотря на всю тяжесть для нее отсутствия мужа, сама предложила ему ехать в Петербург. Всему, что было умственным, отвлеченным делом мужа, она приписывала, не понимая его, огромную важность и постоянно находилась в страхе быть помехой в этой деятельности ее мужа. На робкий, вопросительный взгляд Пьера после прочтения письма она отвечала просьбой, чтобы он ехал, но только определил бы ей верно время возвращения. И отпуск был дан на четыре недели.
С того времени, как вышел срок отпуска Пьера, две недели тому назад, Наташа находилась в неперестававшем состоянии страха, грусти и раздражения.
Денисов, отставной, недовольный настоящим положением дел генерал, приехавший в эти последние две недели, с удивлением и грустью, как на непохожий портрет когда то любимого человека, смотрел на Наташу. Унылый, скучающий взгляд, невпопад ответы и разговоры о детской, было все, что он видел и слышал от прежней волшебницы.
Наташа была все это время грустна и раздражена, в особенности тогда, когда, утешая ее, мать, брат или графиня Марья старались извинить Пьера и придумать причины его замедления.
– Все глупости, все пустяки, – говорила Наташа, – все его размышления, которые ни к чему не ведут, и все эти дурацкие общества, – говорила она о тех самых делах, в великую важность которых она твердо верила. И она уходила в детскую кормить своего единственного мальчика Петю.
Никто ничего не мог ей сказать столько успокоивающего, разумного, сколько это маленькое трехмесячное существо, когда оно лежало у ее груди и она чувствовала его движение рта и сопенье носиком. Существо это говорило: «Ты сердишься, ты ревнуешь, ты хотела бы ему отмстить, ты боишься, а я вот он. А я вот он…» И отвечать нечего было. Это было больше, чем правда.
Наташа в эти две недели беспокойства так часто прибегала к ребенку за успокоением, так возилась над ним, что она перекормила его и он заболел. Она ужасалась его болезни, а вместе с тем этого то ей и нужно было. Ухаживая за ним, она легче переносила беспокойство о муже.
Она кормила, когда зашумел у подъезда возок Пьера, и няня, знавшая, чем обрадовать барыню, неслышно, но быстро, с сияющим лицом, вошла в дверь.
– Приехал? – быстрым шепотом спросила Наташа, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить засыпавшего ребенка.
– Приехали, матушка, – прошептала няня.
Кровь бросилась в лицо Наташи, и ноги невольно сделали движение; но вскочить и бежать было нельзя. Ребенок опять открыл глазки, взглянул. «Ты тут», – как будто сказал он и опять лениво зачмокал губами.
Потихоньку отняв грудь, Наташа покачала его, передала няне и пошла быстрыми шагами в дверь. Но у двери она остановилась, как бы почувствовав упрек совести за то, что, обрадовавшись, слишком скоро оставила ребенка, и оглянулась. Няня, подняв локти, переносила ребенка за перильца кроватки.
– Да уж идите, идите, матушка, будьте покойны, идите, – улыбаясь, прошептала няня, с фамильярностью, устанавливающейся между няней и барыней.
И Наташа легкими шагами побежала в переднюю. Денисов, с трубкой, вышедший в залу из кабинета, тут в первый раз узнал Наташу. Яркий, блестящий, радостный свет лился потоками из ее преобразившегося лица.
– Приехал! – проговорила она ему на бегу, и Денисов почувствовал, что он был в восторге от того, что приехал Пьер, которого он очень мало любил. Вбежав в переднюю, Наташа увидала высокую фигуру в шубе, разматывающую шарф.
«Он! он! Правда! Вот он! – проговорила она сама с собой и, налетев на него, обняла, прижала к себе, головой к груди, и потом, отстранив, взглянула на заиндевевшее, румяное и счастливое лицо Пьера. – Да, это он; счастливый, довольный…»
И вдруг она вспомнила все те муки ожидания, которые она перечувствовала в последние две недели: сияющая на ее лице радость скрылась; она нахмурилась, и поток упреков и злых слов излился на Пьера.
– Да, тебе хорошо! Ты очень рад, ты веселился… А каково мне? Хоть бы ты детей пожалел. Я кормлю, у меня молоко испортилось. Петя был при смерти. А тебе очень весело. Да, тебе весело.
Пьер знал, что он не виноват, потому что ему нельзя было приехать раньше; знал, что этот взрыв с ее стороны неприличен, и знал, что через две минуты это пройдет; он знал, главное, что ему самому было весело и радостно. Он бы хотел улыбнуться, но и не посмел подумать об этом. Он сделал жалкое, испуганное лицо и согнулся.
– Я не мог, ей богу! Но что Петя?
– Теперь ничего, пойдем. Как тебе не совестно! Кабы ты мог видеть, какая я без тебя, как я мучилась…
– Ты здорова?
– Пойдем, пойдем, – говорила она, не выпуская его руки. И они пошли в свои комнаты.
Когда Николай с женою пришли отыскивать Пьера, он был в детской и держал на своей огромной правой ладони проснувшегося грудного сына и тетёшкал его. На широком лице его с раскрытым беззубым ртом остановилась веселая улыбка. Буря уже давно вылилась, и яркое, радостное солнце сияло на лице Наташи, умиленно смотревшей на мужа и сына.
– И хорошо всё переговорили с князем Федором? – говорила Наташа.
– Да, отлично.
– Видишь, держит (голову, разумела Наташа). Ну, как он меня напугал!
– А княгиню видел? правда, что она влюблена в этого?..
– Да, можешь себе представить…
В это время вошли Николай с графиней Марьей. Пьер, не спуская с рук сына, нагнувшись, поцеловался с ними и отвечал на расспросы. Но, очевидно, несмотря на многое интересное, что нужно было переговорить, ребенок в колпачке, с качающейся головой, поглощал все внимание Пьера.
– Как мил! – сказала графиня Марья, глядя на ребенка и играя с ним. – Вот этого я не понимаю, Nicolas, – обратилась она к мужу, – как ты не понимаешь прелесть этих чудо прелестей.
– Не понимаю, не могу, – сказал Николай, холодным взглядом глядя на ребенка. – Кусок мяса. Пойдем, Пьер.
– Ведь главное, он такой нежный отец, – сказала графиня Марья, оправдывая своего мужа, – но только, когда уже год или этак…
– Нет, Пьер отлично их нянчит, – сказала Наташа, – он говорит, что у него рука как раз сделана по задку ребенка. Посмотрите.
– Ну, только не для этого, – вдруг, смеясь, сказал Пьер, перехватывая ребенка и передавая его няне.


Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое. Каждое событие, случавшееся в доме, было одинаково – радостно или печально – важно для всех этих миров; но каждый мир имел совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалиться какому либо событию.
Так приезд Пьера было радостное, важное событие, и таким оно отразилось на всех.
Слуги, вернейшие судьи господ, потому что они судят не по разговорам и выраженным чувствам, а по действиям и образу жизни, – были рады приезду Пьера, потому что при нем, они знали, граф перестанет ходить ежедневно по хозяйству и будет веселее и добрее, и еще потому, что всем будут богатые подарки к празднику.
Дети и гувернантки радовались приезду Безухова, потому что никто так не вовлекал их в общую жизнь, как Пьер. Он один умел на клавикордах играть тот экосез (единственная его пьеса), под который можно танцевать, как он говорил, всевозможные танцы, и он привез, наверное, всем подарки.
Николенька, который был теперь пятнадцатилетний худой, с вьющимися русыми волосами и прекрасными глазами, болезненный, умный мальчик, радовался потому, что дядя Пьер, как он называл его, был предметом его восхищения и страстной любви. Никто не внушал Николеньке особенной любви к Пьеру, и он только изредка видал его. Воспитательница его, графиня Марья, все силы употребляла, чтобы заставить Николеньку любить ее мужа так же, как она его любила, и Николенька любил дядю; но любил с чуть заметным оттенком презрения. Пьера же он обожал. Он не хотел быть ни гусаром, ни георгиевским кавалером, как дядя Николай, он хотел быть ученым, умным и добрым, как Пьер. В присутствии Пьера на его лице было всегда радостное сияние, и он краснел и задыхался, когда Пьер обращался к нему. Он не проранивал ни одного слова из того, что говорил Пьер, и потом с Десалем и сам с собою вспоминал и соображал значение каждого слова Пьера. Прошедшая жизнь Пьера, его несчастия до 12 го года (о которых он из слышанных слов составил себе смутное поэтическое представление), его приключения в Москве, плен, Платон Каратаев (о котором он слыхал от Пьера), его любовь к Наташе (которую тоже особенною любовью любил мальчик) и, главное, его дружба к отцу, которого не помнил Николенька, – все это делало для него из Пьера героя и святыню.
Из прорывавшихся речей об его отце и Наташе, из того волнения, с которым говорил Пьер о покойном, из той осторожной, благоговейной нежности, с которой Наташа говорила о нем же, мальчик, только что начинавший догадываться о любви, составил себе понятие о том, что отец его любил Наташу и завещал ее, умирая, своему другу. Отец же этот, которого не помнил мальчик, представлялся ему божеством, которого нельзя было себе вообразить и о котором он иначе не думал, как с замиранием сердца и слезами грусти и восторга. И мальчик был счастлив вследствие приезда Пьера.
Гости были рады Пьеру, как человеку, всегда оживлявшему и сплочавшему всякое общество.
Взрослые домашние, не говоря о жене, были рады другу, при котором жилось легче и спокойнее.
Старушки были рады и подаркам, которые он привезет, и, главное, тому, что опять оживет Наташа.
Пьер чувствовал эти различные на себя воззрения различных миров и спешил каждому дать ожидаемое.
Пьер, самый рассеянный, забывчивый человек, теперь, по списку, составленному женой, купил все, не забыв ни комиссий матери и брата, ни подарков на платье Беловой, ни игрушек племянникам. Ему странно показалось в первое время своей женитьбы это требование жены – исполнить и не забыть всего того, что он взялся купить, и поразило серьезное огорчение ее, когда он в первую свою поездку все перезабыл. Но впоследствии он привык к этому. Зная, что Наташа для себя ничего не поручала, а для других поручала только тогда, когда он сам вызывался, он теперь находил неожиданное для самого себя детское удовольствие в этих покупках подарков для всего дома и ничего никогда не забывал. Ежели он заслуживал упреки от Наташи, то только за то, что покупал лишнее и слишком дорого. Ко всем своим недостаткам, по мнению большинства: неряшливости, опущенности, или качествам, по мнению Пьера, Наташа присоединяла еще и скупость.
С того самого времени, как Пьер стал жить большим домом, семьей, требующей больших расходов, он, к удивлению своему, заметил, что он проживал вдвое меньше, чем прежде, и что его расстроенные последнее время, в особенности долгами первой жены, дела стали поправляться.
Жить было дешевле потому, что жизнь была связана: той самой дорогой роскоши, состоящей в таком роде жизни, что всякую минуту можно изменить его, Пьер не имел уже, да и не желал иметь более. Он чувствовал, что образ жизни его определен теперь раз навсегда, до смерти, что изменить его не в его власти, и потому этот образ жизни был дешев.
Пьер с веселым, улыбающимся лицом разбирал свои покупки.
– Каково! – говорил он, развертывая, как лавочник, кусок ситца. Наташа, держа на коленях старшую дочь и быстро переводя сияющие глаза с мужа на то, что он показывал, сидела против него.
– Это для Беловой? Отлично. – Она пощупала добро ту.
– Это по рублю, верно?
Пьер сказал цену.
– Дорого, – сказала Наташа. – Ну, как дети рады будут и maman. Только напрасно ты мне это купил, – прибавила она, не в силах удержать улыбку, любуясь на золотой с жемчугами гребень, которые тогда только стали входить в моду.
– Меня Адель сбила: купить да купить, – сказал Пьер.
– Когда же я надену? – Наташа вложила его в косу. – Это Машеньку вывозить; может, тогда опять будут носить. Ну, пойдем.
И, забрав подарки, они пошли сначала в детскую, потом к графине.
Графиня, по обычаю, сидела с Беловой за гранпасьянсом, когда Пьер и Наташа с свертками под мышками вошли в гостиную.
Графине было уже за шестьдесят лет. Она была совсем седа и носила чепчик, обхватывавший все лицо рюшем. Лицо ее было сморщено, верхняя губа ушла, и глаза были тусклы.
После так быстро последовавших одна за другой смертей сына и мужа она чувствовала себя нечаянно забытым на этом свете существом, не имеющим никакой цели и смысла. Она ела, пила, спала, бодрствовала, но она не жила. Жизнь не давала ей никаких впечатлений. Ей ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия, и спокойствие это она могла найти только в смерти. Но пока смерть еще не приходила, ей надо было жить, то есть употреблять свое время, свои силы жизни. В ней в высшей степени было заметно то, что заметно в очень маленьких детях и очень старых людях. В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидна была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Все это она делала, не вызываемая чем нибудь внешним, не так, как делают это люди во всей силе жизни, когда из за цели, к которой они стремятся, не заметна другая цель – приложения своих сил. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими и языком. Она плакала, как ребенок, потому что ей надо было просморкаться и т. д. То, что для людей в полной силе представляется целью, для нее был, очевидно, предлог.
Так поутру, в особенности ежели накануне она покушала чего нибудь жирного, у ней являлась потребность посердиться, и тогда она выбирала ближайший предлог – глухоту Беловой.
Она с другого конца комнаты начинала говорить ей что нибудь тихо.
– Нынче, кажется, теплее, моя милая, – говорила она шепотом. И когда Белова отвечала: «Как же, приехали», она сердито ворчала: – Боже мой, как глуха и глупа!
Другой предлог был нюхательный табак, который ей казался то сух, то сыр, то дурно растерт. После этих раздражений желчь разливалась у нее в лице, и горничные ее знали по верным признакам, когда будет опять глуха Белова, и опять табак сделается сыр, и когда будет желтое лицо. Так, как ей нужно было поработать желчью, так ей нужно было иногда поработать остававшимися способностями мыслить, и для этого предлогом был пасьянс. Когда нужно было поплакать, тогда предметом был покойный граф. Когда нужно было тревожиться, предлогом был Николай и его здоровье; когда нужно было язвительно поговорить, тогда предлогом была графиня Марья. Когда нужно было дать упражнение органу голоса, – это бывало большей частью в седьмом часу, после пищеварительного отдыха в темной комнате, – тогда предлогом были рассказы все одних и тех же историй и все одним и тем же слушателям.
Это состояние старушки понималось всеми домашними, хотя никто никогда не говорил об этом и всеми употреблялись всевозможные усилия для удовлетворения этих ее потребностей. Только в редком взгляде и грустной полуулыбке, обращенной друг к другу между Николаем, Пьером, Наташей и Марьей, бывало выражаемо это взаимное понимание ее положения.
Но взгляды эти, кроме того, говорили еще другое; они говорили о том, что она сделала уже свое дело в жизни, о том, что она не вся в том, что теперь видно в ней, о том, что и все мы будем такие же и что радостно покоряться ей, сдерживать себя для этого когда то дорогого, когда то такого же полного, как и мы, жизни, теперь жалкого существа. Memento mori [Помни о смерти (лат.) ] – говорили эти взгляды.
Только совсем дурные и глупые люди да маленькие дети из всех домашних не понимали этого и чуждались ее.


Когда Пьер с женою пришли в гостиную, графиня находилась в привычном состоянии потребности занять себя умственной работой гранпасьянса и потому, несмотря на то, что она по привычке сказала слова, всегда говоримые ею при возвращении Пьера или сына: «Пора, пора, мои милый; заждались. Ну, слава богу». И при передаче ей подарков – сказала другие привычные слова: «Не дорог подарок, дружок, – спасибо, что меня, старуху, даришь…» – видимо было, что приход Пьера был ей неприятен в эту минуту, потому что отвлекал ее от недоложенного гранпасьянса. Она окончила пасьянс и тогда только принялась за подарки. Подарки состояли из прекрасной работы футляра для карт, севрской ярко синей чашки с крышкой и с изображениями пастушек и из золотой табакерки с портретом покойного графа, который Пьер заказывал в Петербурге миниатюристу. (Графиня давно желала этого.) Ей не хотелось теперь плакать, и потому она равнодушно посмотрела на портрет и занялась больше футляром.
– Благодарствуй, мой друг, ты утешил меня, – сказала она, как всегда говорила. – Но лучше всего, что сам себя привез. А то это ни на что не похоже; хоть бы ты побранил свою жену. Что это? Как сумасшедшая без тебя. Ничего не видит, не помнит, – говорила она привычные слова. – Посмотри, Анна Тимофеевна, – прибавила она, – какой сынок футляр нам привез.
Белова хвалила подарки и восхищалась своим ситцем.
Хотя Пьеру, Наташе, Николаю, Марье и Денисову многое нужно было поговорить такого, что не говорилось при графине, не потому, чтобы что нибудь скрывалось от нее, но потому, что она так отстала от многого, что, начав говорить про что нибудь при ней, надо бы было отвечать на ее вопросы, некстати вставляемые, и повторять вновь уже несколько раз повторенное ей: рассказывать, что тот умер, тот женился, чего она не могла вновь запомнить; но они, по обычаю, сидели за чаем в гостиной у самовара, и Пьер отвечал на вопросы графини, ей самой ненужные и никого не интересующие, о том, что князь Василий постарел и что графиня Марья Алексеевна велела кланяться и помнит и т. д. …
Такой разговор, никому не интересный, но необходимый, велся во все время чая. За чай вокруг круглого стола и самовара, у которого сидела Соня, собирались все взрослые члены семейства. Дети, гувернеры и гувернантки уже отпили чай, и голоса их слышались в соседней диванной. За чаем все сидели на обычных местах; Николай сидел у печки за маленьким столиком, к которому ому подавали чай. Старая, с совершенно седым лицом, из которого еще резче выкатывались большие черные глаза, борзая Милка, дочь первой Милки, лежала подле него на кресле. Денисов, с поседевшими наполовину курчавыми волосами, усами и бакенбардами, в расстегнутом генеральском сюртуке, сидел подле графини Марьи. Пьер сидел между женою и старою графиней. Он рассказывал то, что – он знал – могло интересовать старушку и быть понято ею. Он говорил о внешних, общественных событиях и о тех людях, которые когда то составляли кружок сверстников старой графини, которые когда то были действительным, живым отдельным кружком, но которые теперь, большей частью разбросанные по миру, так же как она, доживали свой век, собирая остальные колосья того, что они посеяли в жизни. Но они то, эти сверстники, казались старой графине исключительно серьезным и настоящим миром. По оживлению Пьера Наташа видела, что поездка его была интересна, что ему многое хотелось рассказать, но он не смел говорить при графине. Денисов, не будучи членом семьи, поэтому не понимая осторожности Пьера, кроме того, как недовольный, весьма интересовался тем, что делалось в Петербурге, и беспрестанно вызывал Пьера на рассказы то о только что случившейся истории в Семеновском полку, то об Аракчееве, то о Библейском обществе. Пьер иногда увлекался и начинал рассказывать, но Николай и Наташа всякий раз возвращали его к здоровью князя Ивана и графини Марьи Антоновны.
– Ну что же, все это безумие, и Госнер и Татаринова, – спросил Денисов, – неужели все продолжается?
– Как продолжается? – вскрикнул Пьер. – Сильнее чем когда нибудь. Библейское общество – это теперь все правительство.
– Это что же, mon cher ami? – спросила графиня, отпившая свой чай и, видимо, желая найти предлог для того, чтобы посердиться после пищи. – Как же это ты говоришь: правительство; я это не пойму.
– Да, знаете, maman, – вмешался Николай, знавший, как надо было переводить на язык матери, – это князь Александр Николаевич Голицын устроил общество, так он в большой силе, говорят.
– Аракчеев и Голицын, – неосторожно сказал Пьер, – это теперь все правительство. И какое! Во всем видят заговоры, всего боятся.
– Что ж, князь Александр Николаевич то чем же виноват? Он очень почтенный человек. Я встречала его тогда у Марьи Антоновны, – обиженно сказала графиня и, еще больше обиженная тем, что все замолчали, продолжала: – Нынче всех судить стали. Евангельское общество – ну что ж дурного? – И она встала (все встали тоже) и с строгим видом поплыла к своему столу в диванную.
Среди установившегося грустного молчания из соседней комнаты послышались детские смех и голоса. Очевидно, между детьми происходило какое то радостное волнение.
– Готово, готово! – послышался из за всех радостный вопль маленькой Наташи. Пьер переглянулся с графиней Марьей и Николаем (Наташу он всегда видел) и счастливо улыбнулся.
– Вот музыка то чудная! – сказал он.
– Это Анна Макаровна чулок кончила, – сказала графиня Марья.
– О, пойду смотреть, – вскакивая, сказал Пьер. – Ты знаешь, – сказал он, останавливаясь у двери, – отчего я особенно люблю эту музыку? – они мне первые дают знать, что все хорошо. Нынче еду: чем ближе к дому, тем больше страх. Как вошел в переднюю, слышу, заливается Андрюша о чем то, – ну, значит, все хорошо…
– Знаю, знаю я это чувство, – подтвердил Николай. – Мне идти нельзя, ведь чулки – сюрприз мне.
Пьер вошел к детям, и хохот и крики еще более усилились. – Ну, Анна Макаровна, – слышался голос Пьера, – вот сюда, на середину, и по команде – раз, два, и когда я скажу три, ты сюда становись. Тебя на руки. Ну, раз, два… – проговорил голос Пьера; сделалось молчание. – Три! – и восторженный стон детских голосов поднялся в комнате.
– Два, два! – кричали дети.
Это были два чулка, которые по одному ей известному секрету Анна Макаровна сразу вязала на спицах и которые она всегда торжественно при детях вынимала один из другого, когда чулок был довязан.


Вскоре после этого дети пришли прощаться. Дети перецеловались со всеми, гувернеры и гувернантки раскланялись и вышли. Оставался один Десаль с своим воспитанником. Гувернер шепотом приглашал своего воспитанника идти вниз.
– Non, monsieur Dessales, je demanderai a ma tante de rester, [Нет, мосье Десаль, я попрошусь у тетеньки остаться.] – отвечал также шепотом Николенька Болконский.
– Ma tante, позвольте мне остаться, – сказал Николенька, подходя к тетке. Лицо его выражало мольбу, волнение и восторг. Графиня Марья поглядела на него и обратилась к Пьеру.
– Когда вы тут, он оторваться не может… – сказала она ему.
– Je vous le ramenerai tout a l'heure, monsieur Dessales; bonsoir, [Я сейчас приведу вам его, мосье Десаль; покойной ночи.] – сказал Пьер, подавая швейцарцу руку, и, улыбаясь, обратился к Николеньке. – Мы совсем не видались с тобой. Мари, как он похож становится, – прибавил он, обращаясь к графине Марье.
– На отца? – сказал мальчик, багрово вспыхнув и снизу вверх глядя на Пьера восхищенными, блестящими глазами. Пьер кивнул ему головой и продолжал прерванный детьми рассказ. Графиня Марья работала на руках по канве; Наташа, не спуская глаз, смотрела на мужа. Николай и Денисов вставали, спрашивали трубки, курили, брали чай у Сони, сидевшей уныло и упорно за самоваром, и расспрашивали Пьера. Кудрявый болезненный мальчик, с своими блестящими глазами, сидел никем не замечаемый в уголку, и, только поворачивая кудрявую голову на тонкой шее, выходившей из отложных воротничков, в ту сторону, где был Пьер, он изредка вздрагивал и что то шептал сам с собою, видимо испытывая какое то новое и сильное чувство.
Разговор вертелся на той современной сплетне из высшего управления, в которой большинство людей видит обыкновенно самый важный интерес внутренней политики. Денисов, недовольный правительством за свои неудачи по службе, с радостью узнавал все глупости, которые, по его мнению, делались теперь в Петербурге, и в сильных и резких выражениях делал свои замечания на слова Пьера.
– Пг'ежде немцем надо было быть, тепег'ь надо плясать с Татаг'иновой и madame Кг'юднег', читать… Экаг'стгаузена и бг'атию. Ох! спустил бы опять молодца нашего Бонапарта! Он бы всю дуг'ь повыбил. Ну на что похоже – солдату Шваг'цу дать Семеновский полк? – кричал он.
Николай, хотя без того желания находить все дурным, которое было у Денисова, считал также весьма достойным и важным делом посудить о правительстве и считал, что то, что А. назначен министром того то, а что Б. генерал губернатором туда то и что государь сказал то то, а министр то то, что все это дела очень значительные. И он считал нужным интересоваться этим и расспрашивал Пьера. За расспросами этих двух собеседников разговор не выходил из этого обычного характера сплетни высших правительственных сфер.
Но Наташа, знавшая все приемы и мысли своего мужа, видела, что Пьер давно хотел и не мог вывести разговор на другую дорогу и высказать свою задушевную мысль, ту самую, для которой он и ездил в Петербург – советоваться с новым другом своим, князем Федором; и она помогла ему вопросом: что же его дело с князем Федором?
– О чем это? – спросил Николай.
– Все о том же и о том же, – сказал Пьер, оглядываясь вокруг себя. – Все видят, что дела идут так скверно, что это нельзя так оставить, и что обязанность всех честных людей противодействовать по мере сил.
– Что ж честные люди могут сделать? – слегка нахмурившись, сказал Николай. – Что же можно сделать?
– А вот что…
– Пойдемте в кабинет, – сказал Николай.
Наташа, уже давно угадывавшая, что ее придут звать кормить, услыхала зов няни и пошла в детскую. Графиня Марья пошла с нею. Мужчины пошли в кабинет, и Николенька Болконский, не замеченный дядей, пришел туда же и сел в тени, к окну, у письменного стола.
– Ну, что ж ты сделаешь? – сказал Денисов.
– Вечно фантазии, – сказал Николай.
– Вот что, – начал Пьер, не садясь и то ходя по комнате, то останавливаясь, шепелявя и делая быстрые жесты руками в то время, как он говорил. – Вот что. Положение в Петербурге вот какое: государь ни во что не входит. Он весь предан этому мистицизму (мистицизма Пьер никому не прощал теперь). Он ищет только спокойствия. и спокойствие ему могут дать только те люди sans foi ni loi [без совести и чести], которые рубят и душат всё сплеча: Магницкий, Аракчеев и tutti quanti… [и тому подобные… (итал.) ] Ты согласен, что ежели бы ты сам не занимался хозяйством, а хотел только спокойствия, то, чем жесточе бы был твой бурмистр, тем скорее ты бы достиг цели? – обратился он к Николаю.
– Ну, да к чему ты это говоришь? – сказал Николай.
– Ну, и все гибнет. В судах воровство, в армии одна палка: шагистика, поселения, – мучат народ, просвещение душат. Что молодо, честно, то губят! Все видят, что это не может так идти. Все слишком натянуто и непременно лопнет, – говорил Пьер (как, с тех пор как существует правительство, вглядевшись в действия какого бы то ни было правительства, всегда говорят люди). – Я одно говорил им в Петербурге.
– Кому? – спросил Денисов.
– Ну, вы знаете кому, – сказал Пьер, значительно взглядывая исподлобья, – князю Федору и им всем. Соревновать просвещению и благотворительности, все это хорошо, разумеется. Цель прекрасная, и все; но в настоящих обстоятельствах надо другое.
В это время Николай заметил присутствие племянника. Лицо его сделалось мрачно; он подошел к нему.
– Зачем ты здесь?
– Отчего? Оставь его, – сказал Пьер, взяв за руку Николая, и продолжал: – Этого мало, и я им говорю: теперь нужно другое. Когда вы стоите и ждете, что вот вот лопнет эта натянутая струна; когда все ждут неминуемого переворота, – надо как можно теснее и больше народа взяться рука с рукой, чтобы противостоять общей катастрофе. Все молодое, сильное притягивается туда и развращается. Одного соблазняют женщины, другого почести, третьего тщеславие, деньги – и они переходят в тот лагерь. Независимых, свободных людей, как вы и я, совсем не остается. Я говорю: расширьте круг общества; mot d'ordre [лозунг] пусть будет не одна добродетель, но независимость и деятельность.
Николай, оставив племянника, сердито передвинул кресло, сел в него и, слушая Пьера, недовольно покашливал и все больше и больше хмурился.
– Да с какою же целью деятельность? – вскрикнул он. – И в какие отношения станете вы к правительству?
– Вот в какие! В отношения помощников. Общество может быть не тайное, ежели правительство его допустит. Оно не только не враждебное правительству, но это общество настоящих консерваторов. Общество джентльменов в полном значении этого слова. Мы только для того, чтобы завтра Пугачев не пришел зарезать и моих и твоих детей и чтобы Аракчеев не послал меня в военное поселение, – мы только для этого беремся рука с рукой, с одной целью общего блага и общей безопасности.
– Да; но тайное общество – следовательно, враждебное и вредное, которое может породить только зло, – возвышая голос, сказал Николай.
– Отчего? Разве тугендбунд, который спас Европу (тогда еще не смели думать, что Россия спасла Европу), произвел что нибудь вредное? Тугендбунд – это союз добродетели, это любовь, взаимная помощь; это то, что на кресте проповедовал Христос.
Наташа, вошедшая в середине разговора в комнату, радостно смотрела на мужа. Она не радовалась тому, что он говорил. Это даже не интересовало ее, потому что ей казалось, что все это было чрезвычайно просто и что она все это давно знала (ей казалось это потому, что она знала то, из чего все это выходило, – всю душу Пьера). Но она радовалась, глядя на его оживленную, восторженную фигуру.
Еще более радостно восторженно смотрел на Пьера забытый всеми мальчик с тонкой шеей, выходившей из отложных воротничков. Всякое слово Пьера жгло его сердце, и он нервным движением пальцев ломал – сам не замечая этого – попадавшиеся ему в руки сургучи и перья на столе дяди.
– Совсем не то, что ты думаешь, а вот что такое было немецкий тугендбунд и тот, который я предлагаю.
– Ну, бг'ат, это колбасникам хог'ошо тугендбунд. А я этого не понимаю, да и не выговог'ю, – послышался громкий, решительный голос Денисова. – Все сквег'но и мег'зко, я согласен, только тугендбунд я не понимаю, а не нг'авится – так бунт, вот это так! Je suis vot'e homme! [Тогда я ваш!]
Пьер улыбнулся, Наташа засмеялась, но Николай еще более сдвинул брови и стал доказывать Пьеру, что никакого переворота не предвидится и что вся опасность, о которой он говорит, находится только в его воображении. Пьер доказывал противное, и так как его умственные способности были сильнее и изворотливее, Николай почувствовал себя поставленным в тупик. Это еще больше рассердило его, так как он в душе своей, не по рассуждению, а по чему то сильнейшему, чем рассуждение, знал несомненную справедливость своего мнения.
– Я вот что тебе скажу, – проговорил он, вставая и нервным движением уставляя в угол трубку и, наконец, бросив ее. – Доказать я тебе не могу. Ты говоришь, что у нас все скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь.
После этих слов произошло неловкое молчание. Наташа первая заговорила, защищая мужа и нападая на брата. Защита ее была слаба и неловка, но цель ее была достигнута. Разговор снова возобновился и уже не в том неприятно враждебном тоне, в котором сказаны были последние слова Николая.
Когда все поднялись к ужину, Николенька Болконский подошел к Пьеру, бледный, с блестящими, лучистыми глазами.
– Дядя Пьер… вы… нет… Ежели бы папа был жив… он бы согласен был с вами? – спросил он.
Пьер вдруг понял, какая особенная, независимая, сложная и сильная работа чувства и мысли должна была происходить в этом мальчике во время его разговора, и, вспомнив все, что он говорил, ему стало досадно, что мальчик слышал его. Однако надо было ответить ему.
– Я думаю, что да, – сказал он неохотно и вышел из кабинета.
Мальчик нагнул голову и тут в первый раз как будто заметил то, что он наделал на столе, Он вспыхнул и подошел к Николаю.
– Дядя, извини меня, это я сделал нечаянно, – сказал он, показывая на поломанные сургучи и перья.
Николай сердито вздрогнул.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, бросая под стол куски сургуча и перья. И, видимо с трудом удерживая поднятый в нем гнев, он отвернулся от него.
– Тебе вовсе тут и быть не следовало, – сказал он.


За ужином разговор не шел более о политике и обществах, а, напротив, затеялся самый приятный для Николая, – о воспоминаниях 12 го года, на который вызвал Денисов и в котором Пьер был особенно мил и забавен. И родные разошлись в самых дружеских отношениях.
Когда после ужина Николай, раздевшись в кабинете и отдав приказания заждавшемуся управляющему, пришел в халате в спальню, он застал жену еще за письменным столом: она что то писала.
– Что ты пишешь, Мари? – спросил Николай. Графиня Марья покраснела. Она боялась, что то, что она писала, не будет понято и одобрено мужем.
Она бы желала скрыть от него то, что она писала, но вместе с тем и рада была тому, что он застал ее и что надо сказать ему.
– Это дневник, Nicolas, – сказала она, подавая ему синенькую тетрадку, исписанную ее твердым, крупным почерком.
– Дневник?.. – с оттенком насмешливости сказал Николай и взял в руки тетрадку. Было написано по французски:
«4 декабря. Нынче Андрюша, старший сын, проснувшись, не хотел одеваться, и m lle Louise прислала за мной. Он был в капризе и упрямстве. Я попробовала угрожать, но он только еще больше рассердился. Тогда я взяла на себя, оставила его и стала с няней поднимать других детей, а ему сказала, что я не люблю его. Он долго молчал, как бы удивившись; потом, в одной рубашонке, выскочил ко мне и разрыдался так, что я долго его не могла успокоить. Видно было, что он мучился больше всего тем, что огорчил меня; потом, когда я вечером дала ему билетец, он опять жалостно расплакался, целуя меня. С ним все можно сделать нежностью».
– Что такое билетец? – спросил Николай.
– Я начала давать старшим по вечерам записочки, как они вели себя.
Николай взглянул в лучистые глаза, смотревшие на него, и продолжал перелистывать и читать. В дневнике записывалось все то из детской жизни, что для матери казалось замечательным, выражая характеры детей или наводя на общие мысли о приемах воспитания. Это были большей частью самые ничтожные мелочи; но они не казались таковыми ни матери, ни отцу, когда он теперь в первый раз читал этот детский дневник.
5 го декабря было записано:
«Митя шалил за столом. Папа не велел давать ему пирожного. Ему не дали; но он так жалостно и жадно смотрел на других, пока они ели! Я думаю, что наказывать, не давая сластей, развивает жадность. Сказать Nicolas».
Николай оставил книжку и посмотрел на жену. Лучистые глаза вопросительно (одобрял или не одобрял он дневник) смотрели на него. Не могло быть сомнения не только в одобрении, но в восхищении Николая перед своей женой.
«Может быть, не нужно было делать это так педантически; может быть, и вовсе не нужно», – думал Николай; но это неустанное, вечное душевное напряжение, имеющее целью только нравственное добро детей, – восхищало его. Ежели бы Николай мог сознавать свое чувство, то он нашел бы, что главное основание его твердой, нежной и гордой любви к жене имело основанием всегда это чувство удивления перед ее душевностью, перед тем, почти недоступным для Николая, возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена.
Он гордился тем, что она так умна и хороша, сознавая свое ничтожество перед нею в мире духовном, и тем более радовался тому, что она с своей душой не только принадлежала ему, но составляла часть его самого.
– Очень и очень одобряю, мой друг, – сказал он с значительным видом. И, помолчав немного, он прибавил: – А я нынче скверно себя вел. Тебя не было в кабинете. Мы заспорили с Пьером, и я погорячился. Да невозможно. Это такой ребенок. Я не знаю, что бы с ним было, ежели бы Наташа не держала его за уздцы. Можешь себе представить, зачем ездил в Петербург… Они там устроили…
– Да, я знаю, – сказала графиня Марья. – Мне Наташа рассказала.
– Ну, так ты знаешь, – горячась при одном воспоминании о споре, продолжал Николай. – Он хочет меня уверить, что обязанность всякого честного человека состоит в том, чтобы идти против правительства, тогда как присяга и долг… Я жалею, что тебя не было. А то на меня все напали, и Денисов, и Наташа… Наташа уморительна. Ведь как она его под башмаком держит, а чуть дело до рассуждений – у ней своих слов нет – она так его словами и говорит, – прибавил Николай, поддаваясь тому непреодолимому стремлению, которое вызывает на суждение о людях самых дорогих и близких. Николай забывал, что слово в слово то же, что он говорил о Наташе, можно было сказать о нем в отношении его жены.