ГАЗ-24-10

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
ГАЗ-24-10 «Волга»
Общие данные
Производитель: Горьковский автомобильный завод (Горький, СССР)
Горьковский автомобильный завод (Нижний Новгород, Россия)
Годы пр-ва: 19851992
Сборка: Горьковский автомобильный завод (Горький, СССР)
Горьковский автомобильный завод (Нижний Новгород, Россия)
Класс: средний
Дизайн
Тип(ы) кузова: 4‑дв. седан (5‑мест.)
Платформа: ГАЗ-24
Компоновка: переднемоторная, заднеприводная
Двигатели
Трансмиссия
механическая, четырёхступенчатая, синхронизированная на I—IV передачах, на версии с V8 — трёхступенчатая, автоматическая
Характеристики
Массово-габаритные
Длина: 4735 мм
Ширина: 1800 мм
Высота: 1476 мм
Клиренс: 156 мм
Колёсная база: 2800 мм
Колея задняя: 1428 мм
Колея передняя: 1496 мм
Масса: 1400…1790 кг
На рынке
Предшественник
Предшественник
ГАЗ-24 «Волга»
Преемник
Преемник
ГАЗ-31029 «Волга»
Связанные: ГАЗ-3102
Другое
Объём бака: 55 л
ГАЗ-24-10ГАЗ-24-10

ГАЗ-24-10 «Волга» — автомобиль среднего класса производства Горьковского автомобильного завода. Выпускался с конца 1985 года до конца 1991 года [1]. По своей сущности ГАЗ-24-10 является паллиативной модернизацией ГАЗ-24 на базе более глубокой модернизации ГАЗ-3102 в результате наложения вето на крупносерийный выпуск последнего. При этом машина сохранила относительно высокое качество сборки и репутацию надежного автомобиля, несмотря на морально устаревшую конструкцию. Помимо седана, ГАЗ-24-10 выпускался как такси (ГАЗ-24-11), универсал (ГАЗ-24-12), карета скорой помощи (ГАЗ-24-13). Также существовало множество мелкосерийных моделей, в том числе «догонялка» с двигателем V8, (ГАЗ-24-34). В 1992-м году её сменила модель ГАЗ-31029, также представлявшая собой паллиативную модернизацию ГАЗ-24-10 на базе ГАЗ-3102. Всего было собрано 417481 экземпляров различных модификаций данного автомобиля[2].





История

Средняя продолжительность конвейерной сборки советского легкового автомобиля составляла около 10 лет. Автомобиль ГАЗ-24 «Волга» дебютировал в 1968 году и серийно производился с 1970 года. Предполагалось, что к 1980 году ГАЗ-24 передаст эстафету новому автомобилю. К концу 1970-х такой автомобиль имелся — ГАЗ-3102. При том, что, по целому ряду причин, машина была построена на шасси и кузове ГАЗ-24, в оснащенности «Волга» 3102 привлекала новым оформлением экстерьера, современным салоном с травмобезопасной консолью, регулируемыми ортопедическими сиденьями и улучшенной системой вентиляции, а также новыми техническими узлами наподобие передних дисковых тормозов и форкамерного зажигания.

Машина поступила на государственные испытания в сроки, в 1978 году, которые она успешно завершила, но по различным причинам, свойственным эпохе застоя позднего СССР, серийный запуск постоянно откладывался. Опытно-промышленная партия появилась только в феврале 1981 года, и только благодаря большой политической интриги (подробности см. в статье про ГАЗ-3102). Серийное производство стартовало в апреле 1982-го, но для безостановочного перехода конвейера с ГАЗ-24 на ГАЗ-3102, (как и в случае с ГАЗ-21Р на ГАЗ-24 в 1970м) первые автомобили собирались в корпусах производства автомобилей малых серий (ПАМС), и ожидалось, по мере готовности смежных производств, состоится "передача эстафеты". К 1984-му году все было готово, но политика так и не оставила ГАЗ-3102 в покое, по словам руководителя легкового производства:

Осваивать 31-ю Волгу было особенно тяжело, потому что было две позиции, тормозивших выпуск. Это тормоза и панель приборов. Дисковые тормоза — впервые на ГАЗе в машине этого класса применялись. Тормозные цилиндры делала Кинешма, панель приборов — Сызрань. Эти поставщики никак не могли раскрутиться — ни в количестве, ни в качестве. Выбраковка была 80 %, да и то, что оставалось — тоже было не ахти. Держали нас на голодном пайке. Никак больше 2-3 тысяч в год не получалось. Обычную Волгу делали в год и 70 тысяч, а тут — никак! Были, правда, поначалу и технические проблемы — по тормозам, но их решили через год, и форкамерный двигатель — еле-еле получился. Потому что машины свежие шли в ЦК, там пока мы не наладили все как надо, драли три шкуры. Но, кроме двигателя все подтянули. Тут пошло — «давайте больше!», оценили её. И 31-я Волга приобрела статус элитной, генеральской. Это значит, что и госаппарат на ней ездил. И тут нашему министру на самом высоком уровне было сказано буквально так: «Мы не позволим, чтобы автомобиль, на котором будут ездить чиновники и генералы, одновременно работал и в такси». И 31-ю модель придержали в количестве. А мощности то уже развернуты, опыт накоплен, обороты набраны. И вот, 2410 родилась: начинка от 3102, под старый кузов.

— Владимир Никитич Носаков — бывший руководитель легкового производства ГАЗа о ГАЗ-3102 [3]

В период с конца 1970-х по середину 1980-х, пока шла чехарда с запуском ГАЗ-3102, мировая автомобильная промышленность оправилась после долгого упадка, вызванного нефтяным кризисом 1973 года. На фоне её новейших образцов даже "новая" «Волга» ГАЗ-3102 выглядела весьма консервативно, а ГАЗ-24 по всем показателям был морально устаревшим. По целому ряду параметров автомобиль не соответствовал ужесточенным нормам безопасности, экономичности и токсичности. Следовательно, продавать ГАЗ-24 за рубеж (а экспорт был существенным источником валютного дохода для СССР) становилось все сложнее. Более того, к середине 1980-х штамповочные станки для кузова прошли миллионную отметку, и их износ до стадии непригодности был вопросом времени.

Несмотря на свою устарелость, автомобиль ГАЗ-24 пользовался большим спросом. При этом важно отметить, что почти треть автомобилей шла в службу такси, универсалы шли как полугрузовой транспорт различных организаций, на их базе создавались кареты скорой помощи. Сохранилась и масса должностей, которым был положен служебный автомобиль, но которым ГАЗ-3102 был не по статусу. Машина славилась своей вместительностью, надежностью, проходимостью и простотой в обслуживании. Даже на экспортном рынке автомобиль имел своих преданных клиентов, особенно в странах восточной Европы и союзных СССР развивающихся государствах. В частных руках «Волга» оставалась относительной редкостью, и её продажи, особенно на вторичном рынке, были объектом крупной спекуляции и хорошим примером теневой экономики СССР.

Волевое политическое решение не допустить ГАЗ-3102 в массовое производство в первую очередь поставило в тупик смежных производителей, которые уже развили мощности комплектующих ГАЗ-3102 не под искусственно-ограниченный годовой тираж в 3 тысячи машин, а под его планируемый конвейерный выпуск в 70 тысяч. Поэтому появилось логическое предложение - запустить ГАЗ-3102 в массовый выпуск, но в оболочке кузова ГАЗ-24. Выполнить задание оказалось не так уж сложно, так как кузов и шасси ГАЗ-3102 созданы на основе ГАЗ-24, из-за чего большинство узлов и деталей были унифицированы.

Освоение проводилась постепенно. Первыми стали модернизированный двигатель и ходовая часть. Такой автомобиль был представлен на выставке «Автопром-84» и пошёл в серию в 1985-м году. За ним последовал салон, который был освоен к концу 1985-го года. Оба автомобиля переходной серии 1985 года выпуска иногда неофициально обозначаются как ГАЗ-24М. Завершить проект должен был внешний вид с использованием панелей от ГАЗ-3102 в упрощенном исполнении (см. ниже), но этот проект был отклонен и автомобиль принял окончательный облик в апреле 1986-го года.

Поэтапная модернизация позволила избежать долгой бюрократической волокиты с сертификацией и приёмными комиссиями, этим обусловлено и именование автомобиля: с сохранением общего индекса ГАЗ-24, приставка «-10», выполнено по единой нормали обозначения технических изделий. Это было применено ко всем модификациям автомобиля: такси вместо ГАЗ-24-01 стал ГАЗ-24-11, универсал ГАЗ-24-02 - ГАЗ-24-12, карета скорой помощи соотв. ГАЗ-24-13, универсал-такси -14, такси, работающее на сжиженном топливе -17, даже малая серия автомобилей, выпускавшихся для нужд Комитета Государственной Безопасности, с силовой передачей от автомобиля «Чайка», ГАЗ-24-24, стал ГАЗ-24-34.

Описание

Двигатель

Для ГАЗ-3102 Заволжский двигатель ЗМЗ-24Д был существенно модернизирован. Главной новинкой нового ЗМЗ-4022.10 стало форкамерно-факельное зажигание, где свеча поджигала богатую смесь в отдельной форкамере, которая, через два узких сопла, факелом выстреливала и зажигала бедную смесь в основной камере. Чтобы вместить 12-клапанный механизм и форкамеры в головку блока цилиндров, пересмотрели систему охлаждения. У 24Д помпа крепилась на головку, и охлаждающая жидкость (до 1975 года вода, после антифриз марки Тосол А-40) поступала в рубашку через нержавеющую трубу. Само охлаждение было термосифонное, горячая жидкость поднималась вверх, а холодная опускалась вниз. В форкамерной головке, места для монтажа помпы не было и её переместили на блок цилиндров. Таким образом, холодная жидкость входила в рубашку напрямую, поднимаясь в головку через разнокалиберные отверстия и выходила через тройник, который крепился к головке. Чтобы охлаждение было равномерным, сечения каналов у передних цилиндров уменьшили по сравнению с задними.

Для уменьшения вибраций применили бесшиповые крышки коренных подшипников и демпфирующий передний шкив-маховик коленчатого вала. Кованный стальной распределительный вал 24Д заменили на литой чугунный с искусственным отбелом кулаков и эксцентрика. Это решение снизило ресурс самого вала, но позволило отказаться от его съемных втулок в блоки, а их постели сузили непосредственно под сами шейки, тем самом упростив процедуру ремонта. Блок цилиндров, будучи по конструкции силуминиевым сплавом с «мокрыми» гильзами, ещё для двигателя ЗМЗ-21А, отливался в кокиле и гильзы цилиндров верхнем буртом упирались в расточку. Для ЗМЗ-24Д, в целях уменьшения веса и ускорения скорости производства, блоки отливались под давлением и не имели верхней опоры фиксации. Такая конструкция обеспечивала лучший доступ охлаждающей жидкости прямо к верхним кромкам гильз, где идет их наибольшее нагревание. Тем не менее, она была менее стойкой к сильным нагрузкам. При разработке ЗМЗ-4022.10, было решено вернутся к кокильному литью. Прирост максимальной мощности ЗМЗ-4022.10, в сравнении с ЗМЗ-24Д, стало +10 л.с., но совершенно стало иным её распределение, что дало ощутимый прирост в динамических показателях автомобиля. Самым главным достижением — мотор стал почти на 15% более экономичным из-за полного сгорания обеднённой смеси в цилиндрах благодаря факельному зажиганию, а его экологические показатели соответствовали нормам Евро, которые появятся десятилетием спустя.

Опыт эксплуатации выявил много сложностей в работе форкамерного зажигания, требующего изнурительной настройки трёхкамерного карбюратора К-156 и постоянного забивания сопел из форкамер копотью. Ещё до наложения вето на массовый выпуск, в таксомоторных парках прошли обкатку такси ГАЗ-31021 из опытно-промышленной партии. Седан ГАЗ-24 и такси ГАЗ-24-01 отличались не только обивкой салон и наличием таксомоторного оборудования, но имели различные модификации двигателя: ЗМЗ-24Д и ЗМЗ-2401. Последний мог работать на низкооктановом топливе А-76 и, во избежании детонации, имели увеличенную высотой головку, для более крупного объема камеры сгорания (соотв. степень сжатия была ниже). [4].

Сложность обслуживания форкамерного зажигания и тем более капризная работа на низкооктановом топливе принудили отказаться от этой новинки для так и не реализованного хозяйственного автомобиля. Но созданный для него мотор, ЗМЗ-4021.10, вскоре станет востребованным. Учитывая более низкие потребительные качества, для ЗМЗ-4021.10 сохранили блок литой под давлением. Мотор сохранил систему охлаждения, за исключением расположения термостата: у 4022.10 он разместился в тройнике перекрывая на прогреве забор из радиатора и открывая внешний байпас на тройник головки, в то время как у 4021.10 он наоборот разместился в тройнике головы, и открывая байпас перекрывал выходной патрубок на радиатор. Это решение обусловлено тем, что форкамерный 4022.10 выделял больше тепла, и при малом кругу важнее было оставить открытом выброс горячей жидкости для избегания паровой пробки, нежели обеспечить забор холодной. (У ЗМЗ-24д теромстат крепился непосредственно на насосе, но также как и на 4021 перекрывал сброс на радиатор при прогреве).

Отличия также имелись в повышение высоты подъёма всех клапанов с 9.5 до 10 мм, а диаметр выпускных клапанов вырос с 36 до 39 мм. Как и на 4022.10, выпускные клапаны получили маслоотражательные колпачки (на 24Д ставились только на впускные), а одинарные пружины клапанов 24Д для надёжности были продублированы. От ЗМЗ-4022.10 также унаследовали систему выпуска с двойным коллектором (т. н. «штаны») и дополнительный глушитель-резонатор. Мощность мотора составила 90 л. с. (у ЗМЗ-2401 она была 85).

Нефтяной кризис стимулировал конструкторов и инженеров искать новые способы снижения расхода топлива, а общественность — учитывать проблемы загрязнения атмосферы выхлопными газами. Поэтому, если общая автомобильная эволюция стремилась сделать машины компактными и использовать лёгкие материалы, то на мотористов лег приоритет повысить КПД мотора. Сама конструкция двигателя с внутренним распределительным валом и приводом ГРМ через штанги толкателей к началу 1980-х признана устаревшей (при том, что заложенный в 1950-х годах ресурс мотора так и не был полностью реализован), и именно тогда в недрах конструкторских бюро появились технические задания на создание нового поколения моторов, которое будет реализовано в середине 1990-х семейством ЗМЗ-406. Разумеется форкамерное зажигание было вершиной совершенства, но по причинам нецелесообразности данной системы в служебных автомобилях требовалось найти альтернативу. На закате карбюраторной эры, в мировой автомобильной промышленности начали появляться различные системы для снижения токсичности и дающих небольшую экономию, особенно при работе на холостом ходу.

Ещё в 1977 году серийный ЗМЗ-24д был доработан, где ранняя открытая система вентиляции картера — всасывание происходило через фильтр встроенный в пробку маслозаливной горловины, выброс - через отводящую трубку из крышки толкателей, заменили закрытой — на клапанную крышку устанавливался патрубок. На малых оборотах шла непосредственная вентиляция, т.к. основной шланг всасывал воздух из воздушного фильтра а малая ветвь отсасывала смешанный с ним картерные газы непосредственно во впускной коллектор. На больших нагрузка поток большой ветви менял направления, и через оба шланга отсасывался избыток. Любопытно отметить, что эта система была реализована на предшественнике ЗМЗ-24д, ЗМЗ-21 и ставилась серийно на все модификации ГАЗ-М-21 до 1965 года. Эксплуатация показала, что если мотор изношенный, то поток быстро засоряет карбюратор, поэтому для ГАЗ-21Р систему сделали открытой и лишь в 1977 году, уже в соответствии с мировыми стандартами ЗМЗ вернулся к закрытой системе.

Для мотора ЗМЗ-4021 разработали новый карбюратор К-151, который конструктивно представлял собой корпус К-156 без форкамерной секции. Тем не менее, он сохранил полуавтоматический пуск холодного двигателя (воздушная заслонка открывалась пневмокорректором), автономную систему холостого хода, пневмоэкономайзер первичной камеры, сменный элемент воздушного фильтра и другие особенности конструкции К-156. Производительность карбюратора была несколько меньше, чем К-156 (главные топ. жиклеры совокупно 610 см³/мин против 620 у К-156) как и более узкие проходные сечения (диаметр больших диффузоров 23+26 мм, против 23+27+5).

Не имея форкамерного зажигания, токсичность решили дополнительно снизить путём установки системы рециркуляции отработанных газов. Система имела термовакуумный выключатель в рубашке охлаждения ГБЦ и на прогретом моторе при разряде включал клапан на коллекторе, который впускал часть выхлопа назад во впускной коллектор. Принцип заключается в том, что выхлоп играет роль балласта, снижая температуру горения смеси и тем самом образования окисей азота. Система не работала на холостом ходу и при полных нагрузках. Для её установки пришлось переместить малую ветвь вентиляции картера с впускного коллектора на специальный золотник в карбюраторе (у форкамерного ЗМЗ-4022.10 малая ветвь подавалась аналогично ЗМЗ-24Д).

Второй особенностью ЗМЗ-4022.10 была ступенчатая система впуска воздуха (ССПВ), которая запускала воздух во впускной коллектор в обход карбюратора при торможении двигателем и помогала не только сэкономить расход при выбеге, но и значительно сокращала тормозной путь. Для ЗМЗ-4021.10 применили популярную в то время систему экономайзера принудительного холостого хода (ЭПХХ), который аналогично ССПВ (при том, что их электрические датчики были идентичными) при поднятии педали газа и при оборотах коленчатого вала более 1050 открывал клапан, только не на выпуск воздуха, а на перекрытие подачи топлива в канал холостого хода карбюратора. Эффективность систем рециркуляции и принудительного холостого хода оказались намного скромнее, чем форкамерное зажигание и ССПВ, относительно снижения токсичности и экономии топлива, но ЗМЗ-4021.10 с К-151 успешно прошел все испытания и был рекомендован к производству как составная часть автомобиля ГАЗ-31021.

После вето на массовый выпуск ГАЗ-3102 (и тем самом отказавшись от ГАЗ-31021 с ЗМЗ-4021.10) и решением использовать техническую начинку от ГАЗ-3102 для создания ГАЗ-24-10, конструкторам следовало лишь взять ГБЦ от 4021.10, переделать её под АИ-93 и поставить на кокильный блок от 4022.10. Так появился мотор ЗМЗ-402.10, который и был показан на опытном образце ГАЗ-24-10 на выставке «Автопром-84». А описанный ЗМЗ-4021.10 с блоком литым под давлением и карбюратором К-151 должен был стать мотором для такси ГАЗ-24-11. Однако серийное производство внесет коррективы в комплектацию обеих моторов.

По конструкции К-151 будучи немного проще в настройке и обслуживании чем К-156, все равно оставался сложным механизмом в сравнении с простым и надежным семейством К-126/К-135, которые устанавливались на большую часть автомобилей выпуска не только ЗМЗ, но и моторов УЗАМ и УМЗ. Смежному поставщику карбюраторов, ЛенКарЗ, уже поступил отказ на массовое производство К-156, и только спустя некоторое время пошёл новый заказ на К-151. Поэтому во избежание недоукомлпектации карбюраторами, на ЗМЗ пошел на схему компоновки, которая, за исключением конца выпуска, и станет основной комплектацией ГАЗ-24-10 — сохранить карбюратор К-126ГМ от предшественника.

Во многой литературе, ошибочно указано, что К-126ГМ появился на ЗМЗ-402.10, заменяя раннюю модель К-126Г. На самом деле, переход состоялся при внедрении закрытой системы вентиляции картера в 1977 году когда штатный К-126Г был существенно доработан. Для аккомодации дополнительного инертного потока картерных газов на полных нагрузках, большой диффузор второй камеры увеличили с 24 до 26 мм, ее экономайзер заменили на более простой эконостат (прямоточное соединения распылителя из поплавкой камеры вместо регулируемого ускорительным насосом), с увеличением жиклера распылителя расширили с 2х до 3х мм. При этом воздушную заслонку уменьшили только на одну камеру. Но главное отличие - работа на холостом ходу. Дело в том, что при работе на холостом ходу, двигатель расходует мало воздуха и карбюратору необходима отдельная система регулирующая смесеобразования. У ранних К-126Г топливо первично эмульсировалось воздухом в системе ХХ и вторично после выхода через канал в задроссельную область. Регулировкой "щели" дроссельной заслонки упорной винтом и перекрытием канала эмульсии игольчатым клапаном и обеспечивался стабильный холостой ход двигателя, который на ЗМЗ-24д составлял ровно 450 оборотов в минуту.

Пуск малой ветви вентиляции картера во впускной коллектор создало дополнительный поток воздуха, что потребовало более богатой смеси на холостых оборотах. Для стабильной работы, пришлось поднять холостые обороты до 575-625 об/м. Разброс обусловлен тем, что картерные газы могут содержать смолы, пары масла, с сетчатый фильтр в клапанной крышке не всегда их надежно отлавливает, то засор шланга малой ветви распространенное явление. Всё это приводит к падению холостых оборотам мотора, и требует их восстановления приоткрыванием дроссельной заслонки упорным винтом. Но чрезмерное приоткрывание заслонки, чревато тем, что она, в свою очередь, перекрывает переходное отверстие тем самом принуждая работу переходной системы. В штатном режиме через неё должен поступать воздух над заслонкой а оказавшись под ней, через это отверстие начинает поступать дополнительное топливо резко переобогащая смесь, не допуская провал до входа малых диффузоров главной дозирующей системы средних нагрузок. В нашем случае получается, что карбюратор балансирует между одной и другой системой. Для того, чтобы работа оставалась стабильной, конструктора внедрили второй регулировочный игольчатый клапан воздуха в канал переходной системы - т.н. «винт токсичности». Обогащение смеси напрямую определяет уровень выброс угарного газа СО, и его точечную регулировку можно было добиться только по показанием газоанализатора. Этим и обоснуется паспортный разброс и для ЗМЗ-402.1, он стал еще более крупным - 575-625 об/м.

Любопытно отметить, что на К-156 данная система была аналогичной, но в счет двух "независимых" каналов питания холостой ход пришлось поднять до 800-900 об/м. А т.к. у К-151 система хх автономная, это позволило пустить отсос малой ветви картерных газов пустить непосредственно в подошву, а поток регулировать золотниковым клапаном. Однако, эксплуатация показала, что надежность этого подхода, как и ЭПХХ и системы рециркуляции, оставляло желать лучшего.

Как такового "выбора" между новым, но сложным в обслуживании, К-151 и проверенным, но хлопотным из-за трёх винтов в настройке К-126ГМ у потребителей не было. Первоначальное желание вывести ЗМЗ-402.10 в некое промежуточное звено между форкамерным ЗМЗ-4022.10 и дефорсированным ЗМЗ-4021.10 не получилось (хотя в первоначальной технической литературе про К-126ГМ и блок литой под давлением нету никакого упоминания [5]). Конфигурация ЗМЗ-402.10 с блоком литым в кокиль и карбюратором К-151 имели очень ограниченное количество автомобилей, который в основном шли на экспорт а также на ГАЗ-3102 [6]. Лишь с 1987 года К-151 начали ставится в определенном количестве, но полный переход ЗМЗ осуществит только в начале 1990-х годов. Любопытно отметить, что комбинация блок под давлением/К-151, первоначально на ГАЗ-24-10 и вовсе отсутствовала, а ГАЗ-24-11 с такими почти не выпускались. Она станет основной уже на ГАЗ-31029 в 1990-е, а после 1997 года - единственной. При этом вариант блок в кокили/К-126ГМ существовал. Им в основном комплектовали автомобили т.н. улучшенной комплектации ГАЗ-24-10-051.

Одновременно с новым карбюратором, в 1984-м году ГАЗ представил ещё одно новшество характерно повышению эффективности внутреннего сгорания — бесконтактную систему зажигания. Классическая система зажигания, в т.ч. стоявшая на ЗМЗ-24Д, состояла из двух узлов: индукционной катушки и прерывателя-распределителя (прозванный в народе „трамблер“). Катушка имеет два витка, чтобы выполнить работу трансформатора и создать ток высокого напряжения. Вращающейся от распредвала трамблер одновременно обеспечивал переменный ток для создания импульсов высокого напряжения и его же, через вращающейся бегунок, передавал на свечи зажигания.

Пока компрессия в цилиндрах была низкая, бензин низкого октанового числа как и следовательно литровая мощность, данная схема была удовлетворительной. Однако при высоких оборотах, резкие изменения первичного тока приводят к броскам напряжения в обоих обмотках катушки. А стремление повысить скорость возгорания требовало увеличения тока передаваемого на свечу, что привело к созданию катушек зажигания с низким сопротивлением первичной обмотки (энергия тока зажигания накопляется при замкнутых контактах в распределителе и пропорционально квадрату первичного тока). Результатом всего этого стало частое обгорания и последующие размыкание контактов в крышке распределителя.

Для преодолевания этого естественного порога (более 4 ампер) в СССР разработали универсальный внешний коммутатор ТК-102, который и дебютировал на ЗМЗ-4022.10. Прозванный механиками "электронный ключ", основу устройства составлял транзистор, который мог выдержать 6-8 ампер, и разгружал ток катушки при разомкнутых контактах в распределителе, снимая с них нагрузку и позволяя току в катушке вырасти. Особенности форкамерного зажигания не требовало вакуумного опережения и какое-то время мотор комплектовался трамблером Р-147Б без конденсатора.

Но при таком раскладе, необходима была точечная подача искрового заряда на свечу. Хотя в СССР была создана опытная конденсаторная система БЭСЗ-1 с бесконтактным датчиком на основе высокочастотного генератора, её создатели все-таки решили сохранить распределитель сделав его бесконтактным. Для ЗМЗ-402.10, основой стала катушка Б-116 с последовательно подключенным резистором 14.3729. Коммутатор 13.3734 управляет сигналом от магнитоэлектрического датчика в теле распределителя 19.3706, где вращающейся магнит индуцирует импульс в неподвижной катушке. Чтобы на высоких оборотах амплитуда сигнала не вызвала диссонанс, на входе в коммутатор стоит специальный каскад для компенсации этого явления. Чуть позже, систему внедрили и на форкамерный ЗМЗ-4022.10 (1987). Данное новшество полностью оправдало себя в эксплуатации и значительно повысило надежность работы двигателя.

Трансмиссия и ходовая

ГАЗ-24-10, будучи адаптацией узлов ГАЗ-3102 к кузову ГАЗ-24 представляла собой интересной симбиоз. Стоит отметить, что первые опытные прототипы машины ГАЗ-3101, имели автоматическую коробку передач, подвеску на шаровых опорах спереди и пружинах сзади и гидроусилитель руля как и мотор V6. Но к моменту презентации ГАЗ-3102 в 1978 году, все эти проекты, проектами и остались и почти все элементы трансмиссии ГАЗ-3102 ему достались в "наследство" от ГАЗ-24. Еще в 1976-1977 годах трансмиссия получило незначительную доработку: полуоси заднего моста получили резиновый сальник вместо войлочного, а для компенсации износа (и следовательно вызванной дисбалансом вибрации) карданного вала, хвостовик коробки получил эластичную муфту. Однако, опыт эксплуатации показал, что уплотнение муфты было не всегда надежным, а гася колебания при дисбалансе кардана, она-же их передавала в подшипник вторичного вала. Поэтому как раз к освоению ГАЗ-24-10 вернулись к КПП до 1976-го года.

Единственное отличие трансмиссии ГАЗ-3102/24-10 от ГАЗ-24 - это пара главной передачи заднего моста. Возросшая мощность двигателя и чуть более высокая планка оборотов мотора позволили удлинить пару с 4,1 до 3,9, что положительно сказалось на ресурсе мотора, экономии и максимальной скорости автомобиля. При этом мост сохранил прежнюю неразрезую конструкцию, что с одной стороны позволяло машине успешно преодолевать бездорожье (особенно зимой - т.к. мост как ледокол проходит через сугроб), но сохранилась проблема трудоемкости ремонта, т.к. для доступа к дифференциалу требовался не только полный демонтаж моста с автомобиля, но и изнурительная регулировка зацепления по пятну контакта. Поэтому одновременно началась разработка универсального моста новой конструкции для будущего поколения легковых автомобилей типа "спайсер", где балка неразъемная а поперечное смещение дифференциала фиксируется двумя бугельными гайками. Мосты такой конструкции появились на ГАЗ-3102 в самом конце 1980х и стали основными на рубеже 1991/1992 года. На массовых Волгах он вытеснит разрезные в 1993 году на 31029, но первые экземпляры дошли и до 24-10 1991 г.в. Хотя в народе их прозвали "чайковскими", общего в конструкции с мостом от ГАЗ-14 у них нет.

Еще в середине 1970-х годов НАМИ рекомендовало модернизировать курсовую устойчивость Волги внедрив рычаги на резинометаллических втулках (сайлент-блоках) в подвески спереди, заменив шкворневые опоры поворотного кулака на шаровые спереди, а сзади заменив рессорную тележку на пружинную. Но ни одно из предложений так и не дошло до серийных машин, и ГАЗ-3102 полностью сохранил уже к началу 1980х архаичную, но надежную схему, хоть и требующую частого ухода (регулярной шприцовки).

Существенным исключением стал узел для ГАЗ-3102 стала тормозная система. Предшествующая система ГАЗ-24, была в свою очередь огромным технологическим скачком в сравнении с ГАЗ-21, резко повышая надежность и безопасность тормозной системы за счет саморегулирующихся тормозных цилиндров, дуплексного расположения цилиндров передних колес, раздельного от сцепления бачка питания тросового, в отличии от карданного, стояночного тормоза и удачным распределением давления в соотношении передних и задних тормозов. Главным атрибутом был лицензированный у английской фирмы «Гирлинг» гидровакуумный усилитель не только облегчающей усилие водителя на педаль, но и позволяющий обратную связь в зависимости от усилия. К сожалению, будучи удовлетворительной для норм конца 1960-х, для конца 1970-х этого было недостаточно. Сложная конструкция ГВУТа часто приводила к потери герметичности, особенно в узле делителя, что приводила многих водителей его исключить из контура. Более того, используемая тормозная жидкость БСК не выдерживала высоких нагрузок, особенно в летнее время. Само по себе использование барабанных тормозов для передних колес не было неординарным, т.к. многие производители США их ставили на легковые автомобили до середины 1970-х, но качественное торможение данной конструкции можно было обеспечить лишь при ровной контактной поверхности, что в свою очередь требовало регулярное снятие барабанов для очистки фрикционных накладок колодок от засевшего абразива. В противном случае получался не только неприятный писк тормозов, но и сам абразив очень быстро вызывал риски в барабанах сводя эффективность торможения на нет. Более того барабанные тормоза совершенно проигрывали относительно охлаждения механизма.

В СССР переход на дисковые тормоза начался одновременно «сверху» (на лимузине ЗИЛ-114) и «снизу» (га компактном седане ВАЗ-2101, имевшем систему, повторяющую его прообраз Fiat 124). Кстати, любопытно отметить, что задние тормоза, наоборот, сделали барабанными, для долговечности. Но вместо тяжелых монолитных чугунных барабанов применили легкие и быстроохлаждаемые алюминиевые с чугунными тормозными "гильзами" для контактной поверхности. Остальным производителям, ГАЗу и АЗЛК пришлось подождать, в середине 1970-х СССР у упомянутого партнера «Гирлинг», закупил лицензию на очередную систему, которая была разработана для спортивного автомобиля Ягуар. Вместо удобного но не всегда надежного и сложного в ремонте гидровакуумного усилителя, появился простой вакуумный механизм спаренный с главным тормозным цилиндром. При нажатии педали шток открывал вакуумную линию во впускной коллектор двигателя, что облегчало перемещение штока в главный цилиндр. Сам цилиндр был двухкамерный разделенный манжетами, тем самом обеспечивая полную независимость двух контуров.

Большие нагрузки потребовали отказаться от БСК в пользу используемых тогда тормозных жидкостей «Томь» и «Нева» (нынче соответствуют маркам DOT4), что в свою очередь позволило увеличить давление в системе уменьшением тормозных проводов с 6 до 5 мм. Для предотвращения юза задних колес в экстренном торможении, в систему введен регулятор усилия (в народе прозванный «колдун»), который не давал задним колесам блокироваться когда при торможении передняя ось смещалась вниз, тем самом смещая центр массы вперед. Завершали систему передние дисковые тормоза. Для надежности, проводка выполнена дублирующей, где в суппорте две пары разного диаметра поршней были независимым друг от друга: малая камера главного цилиндра питала большую пару поршней, а большая камера была общей для малой пары и тормозов задних колес.

Под эту систему ГАЗ не меняя общий конструктив, существенно модернизировал подвеску автомобиля. За счет применения верхних рычагов и стойки со смещенной вперед и внутрь верхнего конца шкворня появился важный атрибут управления - кастор. На мелких скоростях это привело к более тяжелому рулю, особенно на ровной местности, т.к. усилие приходилось не только провернуть колесо, но по сути, поднимать весь угол автомобиля из-за завала колеса. Но на больших скоростях свыше 100 км/ч, пропал феномен "люфта" руля и более того, кастор шкворня компенсировал крен автомобиля на поворотах. Более длинные нижние рычаги способствовали также переходу на бескамерные шины радиального типа 205/70R14 вместо диагональных 7.35-14.

Для АЗЛК-2140 тормозная система оказалась более чем хорошей, даже излишней. А вот на стадии производства ранних ГАЗ-3102 (1981-1984) именно она станет пятой Ахиллеса, из-за которого и затянется а потом и не состоится полноценный запуск автомобиля, как замену ГАЗ-24. Виновником станет качество обрабатываемого металла тормозных дисков. Одинарный тормозной диск очень быстро перегревался, из-за чего его "вело", что иногда приводило к существенным авариям. Проблема стала настолько ощутимой, что о ней поскальзывалось даже в официально советской прессе. Учитывая огромный процент выбраковки, Кинешме пришлось срочно дорабатывать конструкцию. А для существующих машин была разработана «временная» схема. Оставив гидравлический привод от 3102 с вакуумным усилителем, трубопроводами, «колдуном» задних тормозов, на „скорую руку“ доработали поворотный кулак подвески (поперечный угол цапфы), чтобы сохранить длинные рычаги и, тем самым, радиальный протектор. Остальное всё - верхние рычаги, стойка и вертикальный наконечник тяги трапеции (у 3102 он был под наклоном), взяли от ГАЗ-24 с передним барабанным тормозом. ГАЗ-3102 с передними барабанными тормозами стали настолько распространенными, что она подробно описана в первом издании технического описания и обслуживания [7]

В 1984 году Кинешма наконец решила проблему брака тормозных дисков. Так и не получив заветное качество металла, заводу пришлось применить более надежную конструкцию вентилируемых дисков. Это мера потребовало увеличить спереди колею доработав тормозной щит и цапфу кулака и скомпенсировать заднюю колею распорной проставкой между колесом и барабаном. В свою очередь, более толстый тормозной диск потребовал не только адаптировать суппорт аналогичной проставкой в 10 мм. Только серийно эта система уже производилась не для массовой ГАЗ-3102, а для ограниченного потока в 3 тысяч автомобилей. Зато "временная" барабанная система оказалась как никогда подходящей для массовой ГАЗ-24-10. Доработка была лишь одна, коснувшись главного тормозного цилиндра. Вместо "москвичовского" с двумя выходами из большой камеры и одного из малой, появился собственный, где давления в камерах лучше распределилось, вследствие чего диаметр задних тормозных цилиндров вместо 25 мм на 3102 стал 28 мм (передние остались 32 мм).

Салон

Вторая часть модернизации затронула салон автомобиля. За основу была взята архитектура ГАЗ-3102, включая регулируемые ортопедические сиденья с подголовниками, задний диван с пониженным профилем, более удобные атрибуты комфорта в виде электроподогрева заднего стекла вместо сложной системы отопления и вентиляции. Автомобиль получил подвесную педаль акселератора, подрулевые рычаги управления указателями поворота и стеклоомывателем и многие другие элементы контроля. В изголовье стояли раздельная комбинация приборов и спидометра с консообразными стеклами. Консоль у ГАЗ-3102 была выполнена из травмобезопасного пенопулиуретана, которые поставляла Сызрань. Как и в случае с дисковыми тормозами, недокомплектация и выбраковка привела к тому, что для ГАЗ-24-10 ГАЗ разработал консоль из вакуумированного пластика. Некоторые автомобили переходной серии первоначально имели более богатый интерьер от 3102, с велюровой обшивкой и «высокой» панелью от 3102. Позже это стало атрибутом т.н. улучшенной комплектации ГАЗ-24-10-051. Для большинства автомобилей были использованы обычные ткани с дерматиновой окантовкой.

Экстерьер

Вопрос внешнего вида ГАЗ-24-10 был самым спорным из всех. Если установка дверей от 3102 с утопленными ручками и отсутствием угловых форточек сразу согласовали, то оформление передка и зада стали предметом самых оживленных дебатов. С одной стороны, «сверху» было дано четкое указание воспрещающий ставить 3102 на массовый выпуск. С другой стороны кузовные штампы ГАЗ-24 к середине 1980-х перешли миллионную отметку, и их износ в негодность был вопросом времени. При этом заготовленные под массовый выпуск штампы ГАЗ-3102 фактически не использовались из-за мелкой серии последнего. Сказывалось и другое, конструкторам лучше других было ясно, что автомобиль уже устаревший, и несмотря на «второе дыхание» в виде ГАЗ-24-10, замена обеих Волг в лице проекта 3103/3104/3105, был вопросом времени. Поэтому было решено убить двух зайцев. Пустить «временный» ГАЗ-24-10 в старом кузове, до полного изнашивания штампов, а после «переодеть» его в кузов от ГАЗ-3102. К слову, так и получилось, и появившийся в 1992-м году ГАЗ-31029 был вторым гибридом конвейерной Волги и ГАЗ-3102.

Сказывалось и другое, к середине 1980-х удачный облик ГАЗ-24 так и не потерял свою привлекательность. Осовременить его решили путём упрощения. С крыльев убрали шильдики, с кромки багажника — хромированный молдинг (который провоцировал коррозию), с бамперов — добавленные в 1977-м году клыки, а с вентиляционной накладки задней стойки — габаритный огонь. Также, чтобы подчеркнуть более низкую касту автомобиля относительно ГАЗ-3102, зеркала, дворники и заглушки передних стекол выполнили в чёрном цвете. Внешняя светотехника из-за сохранения кузова ГАЗ-24 в основном осталась прежней, изменилась лишь передние фары. Габаритные огни, будучи ранее в отдельных подфарниках, переместились в основную фару, а подфарники убрали. «Аэродинамические» колпаки колес были двух видов: стандартные пластиковые или хромированные с чёрной эмалью. Окончательной чертой стал передок в виде черной пластиковой решётки радиатора. Вопреки распространенного мнения, сама решетка не является чертой ГАЗ-24-10 её ещё мелкими сериями ставили на экспортные автомобили в страны Бенилюкс, с дизельным двигателями Пежо в начале 1980-х. При этом версии со старой, хромированной, решеткой ГАЗ-24 сохранялись но ставились реже. Это в совокупности с радиальными шинами, и более широкой колеей внешне заметно изменили облик автомобиля, ближе к уже ушедшей из США моды (см. Muscle car). Процесс обновления был полностью завершен в 1987-м году когда сошёл универсал ГАЗ-24-12.

Оценка проекта

ГАЗ-24-10 был первой моделью «Волги», поступавшей в розничную продажу в достаточно больших количествах — хотя очереди сохранялись, а цена автомобиля была весьма высока, по сравнению с предыдущими моделями легковых ГАЗов он всё же стал ощутимо доступнее для «частника».

Тем не менее, одновременно освоение ГАЗ-24-10 ознаменовалось и существенным падением качества по сравнению с более ранней продукцией завода.

Именно сравнительно низкое качество сборки, а в особенности — плохая антикоррозионная обработка и низкокачественная окраска кузова, нередко по «упрощённой» технологии, а также плохо выдержанная в результате износа штамповочных форм геометрия кузовных панелей и ухудшившееся по сравнению с более ранними моделями качество хромового покрытия тех деталей, которые его имели, были, вероятно, главной проблемой ГАЗ-24-10, особенно позднего, уже российского выпуска.

Также известны проблемы с системой отопления, связанные как с невысоким качеством изготовления (большие зазоры в патрубках отопителя), так и с дефектами сборки, и с коробкой передач, в которой включение второй передачи на ходу могло сопровождаться большими усилиями. Кроме того, изменение размерности шин (с диагональных 7,35-14 на радиальные 205/70 R14) и уменьшение диаметра рулевого колеса при неизменном передаточном отношении рулевого управления сделали процесс руления более тяжёлым.

В остальном модель 24-10 унаследовала неприхотливость и надёжность своей предшественницы. Впоследствии именно на базе агрегатов ГАЗ-24-10, скрещённых с видоизменённым (рестайлинговым) кузовом ГАЗ-3102, была создана первая пост-перестроечная легковая модель завода — «Волга» ГАЗ-31029, заменённая впоследствии на модель «Волга» глубокой модернизации ГАЗ-3110, в свою очередь позднее подвергнутую рестайлингу и выпускавшуюся до 2009 года как ГАЗ-31105.

В настоящее время большое количество автомобилей ГАЗ-24-10, изначально попавших в руки частных владельцев, всё ещё находятся в эксплуатацииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3016 дней].

Модификации

  • ГАЗ-24-10 — базовый седан.
  • ГАЗ-24-11 — такси, с кузовом типа «седан».
  • ГАЗ-24-12 — универсал на базе ГАЗ-24-10[8][9]. Производился с 1987 по 1992 год. Был разработан для замены «Волги» ГАЗ-24-02. На базе ГАЗ-24-12 выпускался ГАЗ-24-13 — санитарная карета скорой помощи вместимостью 4+1 (на носилках) и ГАЗ-24-14 грузопассажирское такси, переоборудованный под бензин АИ-76[10]. На смену ГАЗ-24-12 пришёл универсал на базе ГАЗ-31029 — ГАЗ-3102902.
  • ГАЗ-24-13 — санитарный, с кузовом типа «универсал».
  • ГАЗ-24-34 — «быстроходный автомобиль» или «машина сопровождения» (неофициально работники автозавода и обыватели называли её «догонялка» или «бешеная»).

Пришла на смену ГАЗ-24-24, серийно выпускалась с 1985 до 1994 года.

  • ГАЗ-24-17 — такси с двигателем, работающим на сжиженном газе.
  • ГАЗ-24-60 — тропическое исполнение (сухой и влажный климат).

В игровой и сувенирной индустрии

Издательство «ДеАгостини» в рамках серии «Автолегенды СССР» выпустило модель автомобиля ГАЗ-24-10 «Волга» светло-серого цвета в масштабе 1:43 7 декабря 2010 года. Также появляется в игре Half-Life 2 на улицах City 17.

См. также

Напишите отзыв о статье "ГАЗ-24-10"

Примечания

  1. Отдельные автомобили собирались в 1992 году
  2. Журналы за рулём 1985—1993 годы включительно, сборник статистики выпуска легковых автомобилей СССР
  3. Интервью, «История ГАЗ-24 Волга» 25.12.2010
  4. Нередким были случаи когда фрезеровкой поверхности ГБЦ или наоборот дополнительной прокладкой с соответствующей заменой штанг и настройкой угла опережения зажигания один мотор переделывали в другой
  5. Автомобиль «Волга» ГАЗ-24-10 Руководство по ремонту, Внедрическая научно-техническая ассоциация фонда изобретательской деятельности, Москва, 1985 г.
  6. Ошибочно считается, что все ГАЗ-3102 выпущенные в СССР имели ЗМЗ-4022.10. На самом деле, появление более простого и менее капризного мотора вызвало большой спрос, особенно в регионах и с 1986-го года ЗМЗ-402.1, устанавливался на 3102 в небольших партиях (при этом основным мотором оставался ЗМЗ-4022.10). Это была именно "высшая" комплектация - блок 4022, карбюратор К-151. Традиция сохранится на всех 3102 до 1997 года
  7. Автомобиль ГАЗ-3102 «Волга»: Устройство, техн. обслуживание и ремонт. Просвирин А.Д., Гор А.И., Дехтир Б.А. и др.; Москва, «Транспорт», 1984г.
  8. [wroom.ru/cars/gaz/24 ГАЗ-24 Волга — фото, характеристики, цена ГАЗ-24 Волга]
  9. [wiki.zr.ru/ГАЗ-24-10 ГАЗ-24-10 — Энциклопедия журнала «За рулем»]
  10. [en.autowp.ru/gaz/volga/24-10/ ГАЗ 24-10 Волга '1986-92]

Ссылки


Отрывок, характеризующий ГАЗ-24-10

Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.