ГАЗ-24

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ГАЗ-24-76»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
ГАЗ-24 «Волга»
Общие данные
Производитель: Горьковский автомобильный завод (Горький, СССР)
Горьковский автомобильный завод (Нижний Новгород, Россия)
Годы пр-ва: 19671985
Сборка: Горьковский автомобильный завод (Горький, СССР)
Горьковский автомобильный завод (Нижний Новгород, Россия)
Класс: средний
Дизайн
Тип(ы) кузова: 4‑дв. седан (5‑мест.)
Компоновка: переднемоторная, заднеприводная
Колёсная формула: 4 × 2
Двигатели
Трансмиссия

Характеристики
Массово-габаритные
Длина: 4735 мм
Ширина: 1800 мм
Высота: 1490 мм
Клиренс: 180 мм
Колёсная база: 2800 мм
Колея задняя: 1420 мм
Колея передняя: 1476 мм
Масса: 1420 — 1820 кг
Динамические
Коэффициент аэродинамического сопротивления: 0,45
На рынке
Предшественник
Предшественник
Преемник
Преемник
Связанные: РАФ-2203
Другое
Объём бака: 55 л
Дизайнер: Л. И. Циколенко, Н. И. Киреев, Лев Еремеев.
ГАЗ-24ГАЗ-24

ГАЗ-24 «Во́лга» — советский автомобиль среднего класса, серийно производившийся на Горьковском автомобильном заводе с 1967 по 1985 год[1].





Предыстория

С 1956 года ГАЗ выпускал автомобиль «Волга» ГАЗ-21 и его модификации. На момент своего появления ГАЗ-21 был вполне современным автомобилем и отличался рядом оригинальных конструктивных и дизайнерских решений. Однако к началу 1960-х годов он уже достаточно устарел — в первую очередь, в плане дизайна.

Разработка

Начальный период

Работы по созданию автомобиля на смену ГАЗ-21 были начаты в 1958 году под руководством Алексендра Михайловича Невзорова. Изначально (1958—1960 годы) автомобиль прорабатывался в варианте с рамными шасси, впоследствии выбор был сделан в пользу несущего кузова и более современной компоновки с пониженной линией крыши.

Автомобиль с самого начала проектировался под разные типы двигателей — модернизированный четырёхцилиндровый от ГАЗ-21, вновь разрабатывавшийся трёхлитровый V6, имевшийся в производстве V8 от ГАЗ-23, а впоследствии также и четырёхцилиндровый рядный дизельный двигатель иностранного производства.

Над внешним обликом автомобиля параллельно работали две команды дизайнеров — под руководством Льва Еремеева и Леонида Циколенко, ими с 1959 по 1964 годы было построено не менее шести пластилиновых поисковых макетов, сильно различающихся по своему внешнему виду.

Новая модель требовала значительно более высокой общей культуры производства по сравнению с предшественницей, поэтому параллельно с разработкой автомобиля производилась модернизация технологического оснащения завода, на его территории были воздвигнуты новые, современно оборудованные цеха, а за его пределами — возведены заводы штампов и пресс-форм и коробок скоростей.

Ходовые образцы

Ходовые образцы I серии были смонтированы зимой 1962 — весной 1963 годов (шасси № 1, 2 и 3), внешность повторяла макет Льва Еремеева 1962 года, двигатели 4-цилиндровые с форкамерно-факельным зажиганием.

Ходовые образцы II серии собирались на протяжении 1963 года (шасси № 4, 5, 6), их дизайн соответствовал макету 1962 года за авторством Леонида Циколенко и Николая Киреева, на одном из них обкатывался V-образный 6-цилиндровый двигатель.

Прототипы первых двух серий активно испытывались на протяжении 1963—1964 годов. Между тем, к 1964 году обе команды дизайнеров представили новые проекты внешности автомобиля, существенно переработанные по сравнению предшествующими вариантами. На заседании заводского художественного совета 10 января 1964 года в качестве окончательного был утверждён проект за авторством Циколенко и Киреева, а проект Еремеева — отвергнут как менее оригинальный и имеющий неудовлетворительную аэродинамику. Примерно тогда же в основном завершалась и отработка агрегатной части. На основе финального варианта проекта Циколенко и Киреева с осени 1964 по лето 1966 года было собрано 12 ходовых образцов III серии (шасси № 7 — № 18). Автомобили с номерами шасси 7 и 8 были представлены высшему руководству страны в Кремле. Ходовые образцы с шасси № 12 (белый) и № 17 (ярко-алый) имели особо тщательную отделку и предназначались для фотосъёмки и рекламы. Прототип с шасси № 18 предназначался для патентования стилистического решения кузова за рубежом.

От последовавших за ними первых серийных автомобилей ГАЗ-24 прототипы III серии имели лишь незначительные отличия, вроде деталей отделки кузова и салона. Прототипы собиралась в двух вариантах оформления передка — двухфарном (рядная четвёрка) и четырёхфарном (V6), из которых в крупную серию пошёл только двухфарный.

Постановка в производство

Акт о приемке машины в промышленное производство был подписан осенью 1966 года, тогда же Автоэкспортом несколько преждевременно было объявлено о начале производства нового советского автомобиля.

В середине лета 1967 года был завершен процесс патентования, однако к этому времени приоритеты завода существенно изменились — из-за международного кризиса, спровоцированного Шестидневной войной, на ГАЗ пришло указание резко увеличить выпуск военной техники, а также в ускоренном порядке довести до конвейера новую модель бронетранспортёра ГАЗ-49 (впоследствии принят на вооружение как БТР-70). Работы по новой легковой модели в результате оказались значительно задержаны.

Сборка первых постановочных серий ГАЗ-24 началась с осени 1967 года. В начале 1968 года была собрана по обходной технологии опытная партия в 32 машины, в следующем году собрали ещё 215 машин, а к концу года запустили конвейер. 15 июля 1970 года выпуск ГАЗ-21 прекратили; единственной моделью, выпускаемой с этого времени стал ГАЗ-24.

От идеи шестицилиндрового двигателя, как и от штатной установки автоматической коробки передач, в массовом производстве пришлось отказаться, в серию машина пошла с двумя вариантами двигателя — 2,5-литровым I4 и МКПП-4 или 5,5-литровым V8 и АКПП-3. Однако параллельно с серийным выпуском модели заводом строились единичные экземпляры с импортными шестицилиндровыми двигателями, как рядными, так и V-образными.

Различные дизельные двигатели (преимущественно Peugeot-Indenor, иногда Mercedes) устанавливались на небольших сериях экспортных автомобилей как самим ГАЗ-ом, так и иностранными фирмами — дилерами завода, существовали как четырёх- так и шестицилиндровые варианты.

Технические особенности проекта

С технической точки зрения машина представляла собой значительный шаг вперёд по сравнению с предыдущей моделью, хотя развитие было не революционным, а эволюционным.

Важными нововведениями по агрегатной части стали:

  • четырёхступенчатая полностью синхронизированная на передачах переднего хода коробка передач;
  • гидровакуумный усилитель (лицензионная копия узла Girling PowerStop) и разделитель контуров в тормозной системе;
  • тормозные механизмы колёс с автоматической регулировкой;
  • полностью новая передняя подвеска с кованой балкой и не требующими обслуживания резинометаллическими шарнирами рычагов, задняя рулевая трапеция с герметизированными шаровыми шарнирами;
  • улучшенное отопление салона с обдувом заднего стекла и направляющими дефлекторами на лицевой части панели приборов;
  • двухкамерный карбюратор с последовательным открытием дроссельных заслонок;
  • 14-дюймовые обода колёс;
  • привод стояночного тормоза на задние колёса (у ГАЗ-21 был довольно ненадёжный трансмиссионный стояночный тормоз);
  • гнутые боковые стёкла.

Значительно уменьшилось количество точек смазки шасси. Силовые элементы кузова стали прочнее, а сам кузов жёстче за счёт приваренных (а не привинченных, как на ГАЗ-21) задних крыльев. Были в автомобиле и архаичные особенности: например — шкворневая передняя и рессорная задняя подвески, барабанные тормоза на всех колёсах, но они диктовались главным образом целевыми условиями эксплуатации.

Главным и наиболее принципиальным отличием от предыдущей модели был кузов, отличавшийся не только дизайном, но и общей идеологией и наиболее полно вобравший в себя всё то новое, что пришло в мировую практику автомобилестроения в период 1955—1965 годов. Принципиальным отличием кузова ГАЗ-24 от кузова ГАЗ-21 является существенно меньшая высота первого (1490 мм против 1620 мм). Уменьшение габаритной высоты было одной из основных тенденций легкового автомобилестроения в те времена и носило не только косметический характер — высота кузова в значительной степени определяла компоновку автомобиля. Более низкий автомобиль имел низко расположенный центр тяжести, что увеличивало устойчивость и управляемость — особенно на высокой скорости. Пассажиров в более низком автомобиле меньше трясёт на бездорожье. Пониженная крыша обеспечивала также более рациональное размещение пассажиров в автомобиле и лучшую аэродинамику за счёт снижения площади миделевого (наибольшего) сечения кузова и т. д.

При этом за счёт понижения подушек сидений пространство в салоне почти не пострадало, над передними сидениями места стало даже больше за счёт применения плоской панели крыши. Сам салон стал шире (хотя ширина машины в целом не изменилась), благодаря прямоугольным обводам автомобиля ширина салона была почти одинаковой по всей длине. (В ГАЗ-21, напротив, салон ощутимо сужался в передней и задней частях.) Поясная линия кузова ГАЗ-24 ниже, чем у ГАЗ-21, а стойки крыши и рамки дверей были тоньше, что позволило существенно увеличить площадь остекления и, следовательно, сделать салон более светлым, улучшить обзорность (особенно через боковые стекла). Обзорность назад была существенно улучшена, несмотря на более толстые задние стойки крыши, потому что размеры (особенно ширина) заднего стекла были увеличены весьма значительно.

Однако у выбранной компоновки были и следующие недостатки, причём характерные не только для «Волги», но и для большинства автомобилей её поколения. В частности:

  1. При простом понижении крыши без изменения пропорций и углов дверной проём получался довольно низким, что затрудняло посадку в машину — для этого приходилось довольно сильно нагибаться (на более поздних автомобилях стали применять сильно наклонённые и изогнутые боковые стёкла, что позволило увеличить размер проёма двери по диагонали, не увеличивая высоту автомобиля);
  2. Большая длина необозреваемой водителем зоны перед автомобилем. Необозреваемая зона составила 0,95 м, хотя по ГОСТ максимальное допустимое значение составляло 0,8 м. Однако следует отметить, что при этом водитель со своего места мог видеть углы всех четырёх крыльев автомобиля (four-fender visibility), что облегчало «чувство машины», особенно при парковке, и в те времена считалось большим преимуществом;
  3. Неудачная компоновка багажного отделения. Так как боковина автомобиля стала существенно ниже, значительно понизился и уровень крышки багажника, а за счёт большей длины заднего свеса и прямоугольных обводов возросла его глубина. В результате багажник получился хоть и теоретически большим по объёму (700 литров), но при этом глубоким и низким, так что доступ к его передней стенке оказался затруднён. Неудачным было и расположение запасного колеса плашмя на дне багажного отсека, продиктованное небольшой высотой последнего. Также, погрузочная высота багажника была излишне большой.

Однако, несмотря на недостатки, компоновка кузова ГАЗ-24 была важным шагом вперёд в сравнении с ГАЗ-21 и для своего времени оказалась вполне удачна.

В остальном, кузов ГАЗ-24 унаследовал все положительные черты своего предшественника:

  • капот удобно открывался по ходу автомобиля и удерживался в открытом положении подпружиненными петлями;
  • крышка багажника легко открывалась благодаря горизонтальным торсионам и удерживалась ими в открытом положении.

Причём замок крышки багажника в оригинальной конструкции был расположен более высоко и удобно, был надёжнее и удобнее в обращении (скажем, замок багажника ГАЗ-21 с утапливаемой кнопкой легко вскрывается ударом молотка). На универсале два задних ряда сидений легко трансформировались в багажное отделение большого объёма с плоским полом. Прочность, а значит и долговечность кузова существенно возросла за счёт более прочных элементов несущей конструкции, приваренных задних крыльев, брызговиков крыльев, щитков радиатора, верхней панели и т. д., которые все вместе образовывали прочную сварную конструкцию.

Сравнение с иностранными аналогами

«Волга» принадлежала к «американской» школе автостроения, в те годы довольно широко представленной в мире. Внешность и конструкция автомобиля были достаточно стандартными для этого направления, технические характеристики были также приблизительно на среднем уровне. Аналогичные «американизированные» модели выпускались в те годы во многих странах — Германии, Англии, Австралии, Японии, Латинской Америке и т. д.

Вместе с тем, учёт особенностей условий эксплуатации в СССР в ходе проектирования, а также специфическое назначение автомобиля (большая часть «Волг» не была предназначена для продажи в личное пользование и эксплуатировались в таксопарках и иных государственных организациях) предопределили ряд специфических черт конструкции, например, увеличенный дорожный просвет, усиленный (и более тяжёлый) несущий кузов, более живучая на плохих дорогах, привычная ремонтникам и удобная при эксплуатации в автохозяйствах с централизованным обслуживанием шкворневая подвеска, и т. д.

Дополнительных опций на внутреннем рынке предложено не было, однако часть оборудования, на иностранных автомобилях в те годы предлагавшегося как дополнительное, была включена в базовую комплектацию.

Сравнительные характеристики
Модель Выпуск Габариты, мм Масса, кг Двигатель (база) КПП (база) Особенности конструкции
«Волга» ГАЗ-24 СССР
1967—1985
4735х1800х1490 1420—1820 ЗМЗ-24Д
I4, 2,445 л, 95 л. с.

ЗМЗ-2424 (на ГАЗ-2424) V8, 5,53 л. 195 л. с.

МКПП-4 Шкворнев. пер. подв.;
алюминиевый двиг.;
усилитель тормозов
в базе;
Plymouth Valiant США
1967—1976
4785x1806x1372 От 1250 Slant Six
/6, 2,8 л, 115 л. с.[2];
С 1970 года — 3,2 л, 95 л. с.[3];
С 1975 года — 3,7 л, 100 л. с.[3]
МКПП-3
АКПП-3
Торсионн. пер. подв.
Dodge Dart (II) США
Канада
Мексика
1967—1976;
Бразилия
1970—1982[4];
Аргентина
1968—1980[5];
4963x1768x1370 От 1360 Slant Six
/6, 2,8 л, 115 л. с.[2];
С 1970 года — 3,2 л, 95 л. с.[3]
МКПП-3
АКПП-3
Торсионн. пер. подв.
Dodge Aspen
Plymouth Volaré
США
1976—1980
5118x1849x1392[6] 1382—1674 Slant Six
/6, 3,7 л, 91—112 л. с.
МКПП-4
АКПП-3
Торсионн. пер. подв.
Chevrolet Nova США
1967—1974
4811х1839х1369[7] 1250—1579 [7] I6, 4.1L, 155л.с.[8] V8, 5.7L, 295л.с. МКПП-3 МКПП-4
АКПП-2 АКПП-3
Ford Falcon Аргентина
1962—1991
4600x1780x1385 От 1540 Ford Straight-6
I6, 2,8 л, 101 л. с.[2]
МКПП-3 На базе Ford Falcon
(США)
модели 1962 года.
Volvo 140/240 Швеция
1967—1993
4800x1720x1450 От 1450 B21
I4, OHC, 2,1 л, 97 л. с.
(123 л. с. со впрыском).
МКПП-4 Верхн. распредвал;
дисковые тормоза
на всех колёсах;
пруж. задн. подв.;
усилитель тормозов
в базе.
Opel KAD B[9] ФРГ
1968—1978
4907х1852х1450 1475—1495 I6, 2,8 л, 130 л. с. МКПП-4 В старших комплектациях - пруж. задн. подв.
типа DeDion;
диск. перед. торм.;
усилитель тормозов
в базе.
Holden H-Series[10] Австралия
1965—1977
4694x1814x1412 1177—1495 I6, 2,65 л, 116 л. с. МКПП-3
АКПП-2
Шкворн. пер. подв.
на ранних моделях.
Mercedes-Benz
W114/W115

(E-Klasse)
ФРГ
1968—1976
4680x1770x1440 От 1340 W115 — I4, OHC (M121);
2,0 л, 95 л. с.;
W114 — I6, OHC (M180);
2,3 л, 110 л. с.
МКПП-4 Верхн. распредвал;
диск. передн. торм.;[11];
пруж. незав. задн. подв.
Mitsubishi Debonair Япония
1964—1986
4670x1690x1465 1330-1660 I6, OHC (KE64);
2,0 л, 105 л. с.;
С 1970 года — 64, OHC (6G34);
2,0 л, 130 л. с.;
С 1970 года — I4, OHC (4G54);
2,56 л, 114 л. с.
МКПП-4, АКПП-3 Овердрайв (повыш. IV передача);
диск. передн. торм. с 1970 г.;
усилитель тормозов
в базе;


Периодизация выпуска

На протяжении своего выпуска «Волга» ГАЗ-24 существенно модернизировалась два раза — в 1976—1978 и 1985—1987 годах. По вносимым в конструкцию изменениям выпуск ГАЗ-24 можно условно разделить на три части согласно вносимым заводом существенным изменениям во внешний вид и конструкцию. Данное деление носит условный характер и заводом не использовалось.

«Первая серия»

ГАЗ-24 выпуска 1970—1974 годов условно можно выделить как первое поколение, или, согласно терминологии, общепринятой применительно к «Победе» и ГАЗ-21 — первую серию ГАЗ-24.

Отличительные особенности всех автомобилей «первой серии»:

СНАРУЖИ: бампера без клыков, но с хромированными боковинами таблички номерного знака под передним бампером, отсутствовали противотуманки на бампере. Длинный молдинг под решеткой радиатора. Надписи «Волга» на передних крыльях (без повторителя поворотов на передних крыльях) отдельные от задних фонарей катафоты на задней панели кузова, выпуклая окрашенная панель закрывавшая юбку под задним бампером, отсутствие габаритных стояночных огней на хромированных вентиляционных накладках задних стоек, хромированные колпаки колес с красными кружочками посредине. Зеркало заднего вида иной формы (неправильный четырехугольник) на переднем крыле а на на водительской двери. Брызговики задних колес с оленями.

ВНУТРИ: Щиток приборов с «ленточным» спидометром, жесткая панель приборов с обтянутой чёрным кожзамом верхней частью и окрашенной под цвет кузова нижней. Жесткий верх панелей дверей покрытый черным дермантином. Стальные, матовые без наклеек под дерево накладки панели приборов и отделки руля. Крашенные в цвет кузова накладки на передние и задние стойки, чёрные со вставками под слоновую кость рукоятки на панели приборов, отделочные панели дверей с вертикальными полосами и жесткими ручками закрывания дверей. Переднее сидение диванного типа из трёх частей с независимой регулировкой и центральным подлокотником. Хромированное салонное зеркало заднего вида. Отсутствовал потоковый отопитель заднего стекла.

Автомобиль постоянно подвергался незначительным усовершенствованиям. В частности, до 1975 года: удалили из конструкции системы охлаждения двигателя автоматическую муфту включения вентилятора, показавшую ненадёжность своей работы; изменили форму внешнего зеркала заднего вида и перенесли левое на водительскую дверь; установили новый, более удобный и надёжный замок багажника; стали устанавливать новые рессоры с параболическим профилем листов; спидометр оригинальной конструкции (ленточный) заменили на традиционный стрелочный (1972).«Вторая серия» На протяжении 1972—78 годов последовала плавная модернизация ГАЗ-24, что можно считать началом выпуска второго поколения, или второй серии ГАЗ-24.

СНАРУЖИ: машина получила «клыки» на бамперах, при этом исчезли хромированные боковины номерного знака под передним бампером, появились противотуманные фары на переднем бампере, молдинг под решеткой радиатора стал «коротким». Задние фонари с другими стеклами и встроенными катафотами, Появились «жигулевские» фары с галогеном вместо «волговских» с квадратным рифлением, изменилось рифление передних поворотников («круг» вместо вертикального), появились круглые «жигулевские» повторители указателей поворота по бокам передних крыльев рядом с надписью «Волга», Появилась надпись «Волга» на задней панели под крышкой багажника (кстати, немного отличалась по форме от надписи на крыльях), исчезла дополнительная крашенная мет. накладка под задним бампером, кружки в центре колпаков колес стали черными.

Новые брызговики задних колес. (вертикальные полоски без оленя)

В 1982 году поменялась панель заднего номерного знака под большой прямоугольный номер нового образца.

ВНУТРИ: верх и низ панели покрыли мягким пластиком, как и верх обшивок дверей, ручки дверей стали прямоугольными и мягкими, панели дверей с горизонтальным рисунком (в передних появились оттягивающиеся карманы, а в задних — пепельницы). Появились бумажные наклейки «под дерево» на передней панели и руле, замок зажигания поменяли на «жигулевский» и перенесли с панели приборов на рулевую колонку, появилось запирание руля. Немного изменился дизайн длинной кнопки клаксона на руле. Его место на панели занял рычажок аварийки. Статические ремни безопасности спереди и сзади (чуть позднее инерционные), раздельное переднее сиденье с пластиковым корытцем вместо подушки, новая обивка сидений. Появился трехдиапазонный приемник вместо старого двухдиапазонного. Новые черные большие ручки приборов. Появился омыватель стекла . Черное большое салонное зеркало, большие солнцезащитные козырьки (в правом пассажирском появилось зеркальце), накладки на передние и боковые стойки стали черными матовыми. Плафон по центру салона и клавиша его выключения на левой стойке. Появился обдув заднего стекла. Штатное место огнетушителя — слева под ногами переднего пассажира. В спинке заднего сиденья появился небольшой подлокотник (на первых сериях его не было).

«Третья серия» (ГАЗ 24М и ГАЗ-24-10) В середине 1980-х годов машина снова была подвергнута модернизации, на этот раз — более существенной и радикальной. Результатом этого стали переходная модель ГАЗ 24М и ГАЗ 24-10, которую можно назвать третьим поколением, или третьей серией ГАЗ-24.

Ранее, в 1982 году, в серию был запущен автомобиль ГАЗ-3102 для обслуживания государственных учреждений (находился в разработке с 1976 года), использующий серьёзно переработанные кузов, двигатель, трансмиссию и подвески ГАЗ-24 — он стал родоначальником семейства автомобилей «Волга», находившегося на конвейере до недавнего времени.

При этом была проведена некоторая унификация узлов и некоторых агрегатов автомобилей ГАЗ-24 с моделью ГАЗ-3102.

Внедрение модернизированных узлов и в этот раз также происходило постепенно:

ГАЗ 24М («переходная») 1985—1986:

СНАРУЖИ:

Бампера лишились клыков, исчезла панель переднего номера под бампером (он «переехал» на сам бампер на двух кронштейнах). Черная пластиковая решетка радиатора (часть Эмок шла со старой хромированной решеткой с завода), отсутствие подфарников (габариты перенесли в фары), исчезла надпись «Волга» с передних крыльев, Исчезли круглые фонарики с хромированных воздухозаборников на задних стойках. «Прямая» выхлопная труба с хромированной насадкой и добавленным резонатором, радиальные широкие низкопрофильные шины 205 70 R14 вместо прежних 185-х диагональных на более широких дисках, плоские пластиковые колпаки колес. Новые, более широкие резиновые брызговики задних колес.

ВНУТРИ:

Новые сиденья полностью раздельные спереди и сзади с подголовниками спереди от ГАЗ 3102. Появился привычный «Ручник» на полу между сиденьями (ранее он был выдергивающейся рукояткой под панелью). Электрообогрев заднего стекла вместо обдува. Пластик обода руля стал рельефным (ранее был гладким).

В БАГАЖНИКЕ: Запаска переехала с пола за заднее сиденье на специальную рамочную полочку.

ПОД КАПОТОМ: Усовершенствованный двигатель от ГАЗ 24-10 ЗМЗ402.10, изменения в тормозной системе (введение вакуумного усилителя с раздельным главным цилиндром «исчезновение» разделителя контуров)

ГАЗ 24-10 — с 1986 года:

СНАРУЖИ:

«Утопленные» ручки дверей, исчезли передние форточки, Зеркала той же формы, но стали черные матовые, как и щетки стеклоочистителя с поводками и корпуса передних поворотников. Новая панелька под новый стеклоочиститель (больше прорезей). Изчез длинный молдинг на крышке багажника, а надпись «Волга» переехала с панели заднего номера на крышку багажника и стала прямоугольной.

ВНУТРИ:

Новая жесткая панель приборов с комбинацией приборов, консолью под панельюс кнопками и пепельницей и большой пластиковой накладкой на центральный тоннель — от ГАЗ 3102. Новый трехспицевый руль — также от 3102. Новые обшивки дверей с длинными ручками-подлокотниками также от 3102. Черные пластиковые ручки стеклоподъемников (до этого были хром). Новая печка.

Управление дальним-ближним светом переехало на рычажок слева от руля (ранее было напольное — под левой ногой)

ГАЗ-24-10 выпускался до 1992 года, после чего был заменён в производственной программе на ГАЗ-31029, по сути, представлявший собой агрегаты ГАЗ-24-10 в обновлённом кузове на основе кузова модели ГАЗ-3102.

Статистические данные

Всего до 1992 года был выпущен 1 481 561 экземпляр ГАЗ-24 всех модификаций, включая ГАЗ-24-10; это была самая массовая легковая модель в истории завода.

Обзор основных модификаций

  • ГАЗ-24-01, выпускавшаяся с 19701971 года для работы в такси. Оснащалась дефорсированным двигателем ЗМЗ-24-01, специальной маркировкой кузова типа «шашечки», фонарём зелёного цвета «свободен», отделкой салона из кожзаменителя, допускающей санобработку; под пультом управления отопителем — таксометр.
  • ГАЗ-24-02, выпускавшаяся серийно в 19721987 годах с пятидверным кузовом типа универсал.
  • ГАЗ-24-03, санитарный на базе ГАЗ-24-02.
  • ГАЗ-24-04, с пятидверным кузовом универсал для работы в такси. Оснащалась дефорсированным двигателем ЗМЗ-24-01, специальной маркировкой кузова типа «шашечки», фонарём зелёного цвета «свободен», отделкой салона из кожзаменителя, допускающей санобработку; под пультом управления отопителем — таксометр
  • ГАЗ-24-07, выпускавшаяся в 19771985 годах для работы в такси, оснащалась газобаллонной установкой.
  • ГАЗ-24-24, версия для спецслужб, т. н. «догонялка» или «машина сопровождения», оснащалась модифицированной силовой установкой от ГАЗ-13 «Чайка» — двигателем ЗМЗ-2424, V8, 5,53 л, 195 л. с. и трёхступенчатой автоматической коробкой передач, а также гидроусилителем рулевого управления. Имела усиленные кузов и ходовую часть. Максимальная скорость — до 170 км/ч.
  • ГАЗ-24-54, праворульная экспортная модификация (выпущено менее 1000 экземпляров).
  • ГАЗ-24-95, опытная полноприводная модификация, созданная с использованием агрегатов ГАЗ-69, характерная особенность конструкции — отсутствие рамы. В начале 1974 года выпущено 5 штукК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4429 дней], один экземпляр обслуживал Л. И. Брежнева в охотничьем угодии Завидово; вторая некоторое время оставалась в ОКБ ГАЗ. Остальные машины были распределены по ведомствам в Горьком и области — в обком партии, военным, в милицию; до сегодняшнего дня сохранились две машины — завидовская и обкомовская.
  • ГАЗ-24А-247 и ГАЗ-24А-948, соответственно фургон и пикап, производившиеся в небольших количествах из аварийных автомобилей-такси на Воронежском авторемонтном заводе. Помимо него, более крупными партиями пикапы и фургоны выпускались так же на Рижском и Чебоксарском авторемонтных заводах (модель ЧАРЗ-274).

В небольшом количестве выпускались модификации с двигателем от ГАЗ-21 (Д-21), в силу размера мотора визуально отличавшиеся более высоким капотом. Также существуют такие модификации кузовов, как четырёхдверные парадные кабриолеты и пикапы/фургоны. Это не продукция завода ГАЗ: кабриолеты делал в очень небольшом количестве для военных парадов в округах Бронницкий военный авторемонтный завод.

ГАЗ-24-76 «Scaldia»

ГАЗ-24-76 «Scaldia-Volga»
Общие данные
Производитель: ГАЗ
Сборка: Scaldia-Volga S.A.
Дизайн
Двигатели
Характеристики
Динамические
Коэффициент аэродинамического сопротивления: 0,45
ГАЗ-24ГАЗ-24

ГАЗ-24-76 «Scaldia» — экспортная модификация Волги ГАЗ-24 с кузовом седан, ГАЗ-24-77 с кузовом универсал[12], производимые в конце 1970-х гг.

Машинокомплекты этих моделей поставлялись для мелкосерийной сборки бельгийской компании Scaldia-Volga S.A.. Силовым агрегатом являлся дизельный двигатель Peugeot Indenor XD2P; тормозная система, конструктивно отличная от штатной ГАЗ — марки Rover.

Основными покупателями данной модификации были таксомоторные предприятия стран Бельгии, Франции, Скандинавии[13]. В 1990-е гг. довольно много подержанных автомобилей бельгийской сборки были реэкспортированы в РФ, на часть из которых в связи с исчерпанием ресурса дизельных двигателей и отсутствием для них запчастей автовладельцы устанавливали карбюраторную версию ЗМЗ-402.

Обзор конструкции

Силовой агрегат

Двигатель представлял собой вполне рядовую для шестидесятых и семидесятых годов конструкцию — четыре цилиндра, восемь расположенных в головке блока цилиндров клапанов с приводом от установленного в блоке цилиндров распределительного вала через длинные штанги и коромысла. Похожие конструкции были широко распространены на европейских автомобилях до середины семидесятых, а в Северной Америке — до конца восьмидесятых годов. Наиболее характерной особенностью двигателя «Волги» было широкое использование лёгких алюминиевых сплавов — из них были выполнены блок цилиндров, поршни, головка блока, впускной коллектор. Использовались сменные «мокрые» гильзы, существенно упрощающие капитальный ремонт двигателя в условиях мастерской.

В заводском варианте двигатель был сильно дефорсирован для обеспечения хороших тяговых характеристик в диапазоне низких оборотов, высокой эластичности и возможности использования доступных смазочных материалов. Динамические качества находились на невысоком, но приемлемом уровне — около 20 секунд от 0 до 100 км/ч, максимальная скорость 145 км/ч. Примерно такие же характеристики были и у американских машин того же размерного класса семидесятых годов с рядными шестёрками. По расходу топлива двигатель «Волги» соответствовал своему рабочему объёму, существенно превосходя малолитражки «Москвич» и ВАЗ с моторами рабочим объёмом 1,2-1,6 л. Уровни шумности и вибраций были выше, чем у рядных шестёрок, но на приемлемом с точки зрения комфортности уровне.

Силовая передача

Автомобиль имел задний привод с абсолютно классической трансмиссией: сцепление с цилиндрическими нажимными пружинами и гидроприводом, четырёхступенчатая полностью синхронизированная на передачах переднего хода механическая коробка передач, двухшарнирная карданная передача, задний мост с разрезным картером типа Timken и передаточным числом главной пары 4,1:1 (у 24-10 — 3,9:1).

Шасси

Шасси отличалось простой и консервативной конструкцией, ориентированной на обеспечение наибольшей долговечности основных деталей при централизованном обслуживании в условиях крупного автопарка. Передняя подвеска — шкворневая, с очень прочными коваными поперечиной и рычагами. Задняя — зависимая, на продольных листовых рессорах. Тормоза — барабанные, с диаметром барабанов 11", обеспечивающие адекватную тормозную динамику по отношению к скоростным возможностям автомобиля с четырехцилиндровым двигателем.

Оборудование кузова

Оборудование кузова было скудным по меркам семидесятых годов, однако включало в себя все необходимые для обеспечения базового комфорта элементы — систему отопления и вентиляции с обдувом лобового, передних боковых и заднего стёкол для предотвращения запотевания, три пепельницы — одну в приборной панели и две в обивках задних дверей, прикуриватель, часы, радиоприёмник с выдвигаемой электроприводом антенной, и так далее.

Дизайн

Дизайн автомобиля был достаточно стандартным для рубежа шестидесятых и семидесятых годов. По общим пропорциям и обводам кузова машина была ближе к американским образцам, но деталировка — бампера, светотехника — была скорее европейской. Разработанные параллельно с «Волгой» поколения моделей европейского рынка выпускались с минимальными изменениями до середины 1970-х годов, а североамериканского — до конца того же десятилетия, так что до этого срока «Волга» выглядела вполне уместно в потоке автомобилей развитых стран.

Машина имеет довольно простые, «рубленые» обводы, штампованные кузовные панели просты и технологичны, лобовое и заднее стекла имеют минимальный изгиб. Стекла дверей — впервые для отечественного автопрома гнутые. Цельноштампованные рамки стекол дверей массивны и довольно грубы для обеспечения максимальной прочности и, одновременно, простоты изготовления. Кузова окрашивались в простые цвета — в основном белый, серый, серо-голубой и бежевый, а также специфический «таксишный» лимонный. Машин других цветов делали сравнительно немного, в том числе и чёрных, значительная часть из них шла на экспорт. Всего для окраски использовалось до 20 вариантов окраски меламиноалкидной эмалью МЛ (против до 50 вариантов включая двуцветные комбинации — у ведущих мировых производителей). Для внутреннего рынка не было окрасок «металлик» (за исключение отдельных экспортных серий) или двухцветных окрасок (так дилеры ГАЗ-а иногда красили экспортные машины уже за границей). Виниловый верх также штатно не ставился, все имеющиеся образцы оклейки крыши — тюнинг владельцев или, возможно, дилеров. Правда, заводом практиковалась сборка автомобилей по специальным заказам советской и партийной элиты, в случае которых отделка кузова и салона могли существенно отличаться от серийных. Крыша автомобиля — со скругленными углами и четким ребром жесткости, очерчивающим её профиль. Нижние задние уголки стекол задних дверей срезаны наискосок, также оформлены и передние нижние углы стекол форточек передних дверей — оригинальная находка дизайнеров ГАЗа; впоследствии аналогичный дизайн этого элемента использовался на Renault 20 и Chevrolet Caprice модели 1977—1990 годов, а из недавних моделей можно назвать Kia Cerato. Оригинальными ГАЗовским элементом можно назвать и украшающие массивную заднюю стойку крыши хромированные накладки — «гребёнки», дефлекторы вентиляции салона. После 1974 года на ней появляется стояночный огонь, который водитель включал при выходе пассажиров в соответствующую сторону; на ГАЗ-24-10 огонь убрали, а передние двери лишили изгиба вдоль линии остекления с применением цельного бокового окна (без форточки).

Также из особенностей дизайна можно отметить выштамповку в виде воздухозаборника на капоте (power bulge), ребро жесткости на крышке багажника, рудиментарные «плавнички» на задних крыльях и верхние ребра жесткости — «буртики» — на передних; последние выполняли и чисто практическую функцию — обозначать углы автомобиля, чтобы водитель лучше чувствовал его габариты.

На виде спереди в первую очередь бросается в глаза характерная решётка радиатора с рисунком «китовый ус», как у предыдущей модели — ГАЗ-21. Решётка имеет V-образную форму и модный в те годы обратный наклон. Передние поворотники и габаритные огни имеют «европейскую» форму и немного напоминают «Опель Капитен» того же класса. Спереди под решёткой радиатора был широкий, от подфарника до подфарника, горизонтальный молдинг. После появления клыков он укорачивается до расстояния между ними, а по внешнюю сторону от клыков появились штатные квадратные «противотуманки», по дизайну напоминающие изделия фирмы Hella.

На виде сзади наиболее характерной деталью являются вертикальные фонари в форме вытянутых по вертикали шестигранников, подчеркивающие большую ширину машины. На ранних версиях фонари были трехсекционные, их дополняли отдельные катафоты. Позднее отражатели перенесли в сами задние фонари, параллельно упростив их (фонарей) конструкцию. Фонари с самого начала использовали «европейскую» схему работы — с красными стеклами стоп-сигналов, оранжевыми поворотников и белыми — огней заднего хода. Подштамповка под номерной знак на задней панели кузова была «узкой» (для «чёрного» заднего номера почти квадратных пропорций) до 1981 года, позднее — под номер современного стандарта (основной стала начиная с моделей «третьей серии»).

Блестящий декор автомобиля достаточно немногочислен по меркам тех лет. По порогам автомобиля идет молдинг из нержавеющей стали с заостренными концами (сохраняется очень редко, так как из-за непродуманного крепления быстро разбалтывается и начинает шуметь при езде, а также портить краску на порогах). Начиная со второй серии (после 1977 года) на передних крыльях есть круглые повторители указателей поворота, при этом ранее устанавливавшиеся на их местах хромированные шильдики «Волга» фигурным шрифтом перенесли на несколько сантиметров назад (сохраняются редко из-за частой замены крыльев). На задней панели кузова тоже была надпись «Волга», но совершенно другим шрифтом (как надпись на руле). Ручки дверей имеют типичную для 1960-х и первой половины 1970-х годов форму, двери открываются нажатием на круглую кнопку. На более новых «Волгах» (начиная с ГАЗ-3102, затем на 24-10) ручки «с кнопками» заменили оригинальными и довольно интересными внешне, но очень неудобными «безопасными» ручками, полностью утопленными в плоскость двери. По нижней кромке крышки багажника идет широкий молдинг со сложным профилем, композиционно объединяющий оба задних фонаря и служащий для защиты нижней кромки багажника. На ГАЗ-24-10 он, как и большая часть блестящей отделки, исчезает.

Бампера машин до середины 1978 года выпуска не имели клыков, только резиновую полосу посередине, которая при легком столкновении предотвращала повреждение хромового покрытия. Изначально бампера крепились к кузову без использования скрытых болтов — их головки были видны на боковинах, но данный вид крепежа был быстро упразднен уже после первых производственных серий из эстетических соображений. У второй серии (выпуск с сентября-октября 1978 до 1985 годов) появляются клыки (несколько непропорциональные по размеру; считалось, что они предотвращают «подъезд» автомобиля под препятствие), также с резиновыми накладками. В 1985 году, незадолго до появления ГАЗ-24-10, их вновь убрали из-за повышения вероятности травмирования пешеходов. У заднего бампера части, заходящие на боковину («уши») заметно длиннее, чем у переднего, чтобы визуально сгладить возникающее впечатление непропорционально длинного заднего свеса.

Под передним бампером находится площадка крепления номерного знака с хромированными декоративными боковинами. Они исчезли с появлением клыков. Данная площадка откидывается вниз, обеспечивая доступ для «кривого стартера».

Автомобиль с завода снабжался внешним хромированым зеркалом заднего вида (два на крыльях — только на очень ранних машинах, скорее всего — только прототипах; позднее — одним на водительской двери, второе зеркало на правой двери устанавливалось на универсалах; сейчас правое хромированое зеркало — редкость у коллекционеров) и антенной с электрическим приводом выдвигания-задвигания, расположенной в правом крыле.

Интерьер

Отделка салона скромна и почти аскетична, а его оборудование просто почти до примитивности, но за счёт большого объёма и в меру удобных сидений — особенно заднего дивана — и значительной ширины, он воспринимается как вполне комфортабельный. Салон вполне соответствовал основным представлениям о дизайне и эргономике рубежа 1960—1970-х годов.

Панель приборов очень простой формы, плоская и симметричная. Немногочисленные по современным меркам (нет даже тахометра), но дающие полноценную информацию о работе бортовых систем приборы сконцентрированы в прямоугольной формы комбинации, расположенной за стеклом под козырьком. На ранних (до 1975 года) машинах ставился спидометр ленточного типа, в котором скорость показывала не стрелка, а красная лента, «выползающая» слева направо. Позднее его упразднили, заменив на традиционный стрелочный (в 1975 году). Лицевая часть панели приборов на большинстве машин оклеена пленкой «под дерево», на ранних машинах был вариант отделки с использованием матового рельефного «шершавого» хрома. Крышка перчаточного ящика (бардачка) не отделывалась — это сделано для композиционного уравновешивания комбинации приборов. На первой серии панель обтягивалась винилом с неплохой текстурой. На второй серии верх и низ панели приборов покрыты для безопасности мягким чёрным синтетическим материалом с довольно грубой текстурой. Из жесткого чёрного пластика выполнены руль с тонким ободом и всевозможные рукоятки. Автомобили первого выпуска имели металлический низ панели в цвет кузова, у поздних — чёрная панель и черные кнопки-рукоятки. До 1977 года рукоятки на панели приборов имели вставки цвета слоновой кости. Позднее их заменили более привычными — довольно грубыми цельными черными. Руль довольно удобен, а его диаметр работает как своеобразный «усилитель».

Органы управления непривычны и соответствуют моде той эпохи, причём в первую очередь американской: переключатели света, «печки», омывателя со стеклоочистителем (вытяжного типа) и «подсос» расположены в ряд слева и справа от рулевого колеса, рычаг ручного тормоза расположен под панелью приборов, педаль акселератора — напольная, переключатель ближнего / дальнего света — на полу под левой ногой водителя, и так далее.

На машинах до 1977 года, как уже упоминалось, спереди был диван, спинка третьего места могла трансформироваться в удобный подлокотник (его ось крепилась к пассажирскому сидению). В 1977 году при установке ремней безопасности это удобство ликвидировали. Задний диван имеет широкий откидной подлокотник и сложнопрофилированную спинку, довольно удобен.

Цвет обивки сидений определялся, как правило, цветом обивок дверей. До 1977 года обивка была комбинированной — винил и ворсистая либо гобеленовая ткань, винилом были зашиты боковины, спинки и боковые части подушек сидений. После 1977 года вся верхняя часть сидений стала тряпичной, только боковины и спинки остались кожзамовыми (сами сидения не менялись). Обивка имела простую продольную прошивку, соответствующую тогдашней моде. На такси и части универсалов применялась практичная обивка целиком из винила, которая допускала мокрую санитарную обработку. Встречаются заказные интерьеры из велюра, плюша и аналогичных материалов, сделанные для обкомов и т. д. Экспортные машины часто снабжались дилерами сидениями импортного производства, красивыми и удобными.

Обивки дверей могли иметь различный цвет. На ГАЗ-24 первой серии они были одного из трёх цветов — красные, коричневые, светло-серые, цвета были универсальны, и их ставили на машины разных цветов почти без разбора — что было на складе. Такого же цвета была и обивка сидений. С переходом ко второй серии (точнее, в конце 1976 года) появились и другие цвета — салатовые, болотно-зеленые, черные, синие, бежевые; серые и коричневые исчезли. На машинах выпуска до 1977 года обивки дверей имели вертикальную прошивку, потом появилась выполненная из более качественного кожзаменителя обивка с горизонтальной прошивкой и характерным «кружком» вокруг ручки стеклоподъемника. Подоконные отделочные панели дверей у всех классических «двадцатичетвёрок» чёрные, но на первой серии они были обтянуты кожзамом с мягкой подложкой, а на второй — имеют пластиковые (полиуретановые) накладки (сама их основа тоже была металлической).

Машина в стандарте оснащалась трехдиапазонным радиоприёмником, принимавшим длинные (ДВ), средние (СВ) и ультракороткие (УКВ) волны. Некоторые машины снабжались коротковолновой приставкой (узкая панель под основной радиолой). Экспортные автомобили оборудовались приемниками с английскими обозначениями на кнопках (L-L-M-U-U), которая позволяла прослушивать «европейский» FM-диапазон (87,5-108 МГц) вместо УКВ-диапазона (65,9-74 МГц), используемого в СССР.

Экспорт

В семидесятые и, отчасти, восьмидесятые годы «Волга» ГАЗ-24 в массовых количествах (порядка тысяч и десятков тысяч в год) поставлялась в десятки стран, включая промышленно развитые, как в виде готовых автомобилей, так и в форме машинокомплектов (SKD-китов) для «отвёрточной» сборки. Наиболее предпочтительным для Европы вариантом оказалась «Волга» с экономичными дизельными двигателями иностранного производства (существовало несколько вариантов такого силового агрегата). Для стран с левосторонним движением (Индонезия, Индия и другие) выпускалась специальная модификация с правым расположением рулевого управления. Помимо установки двигателей, иностранные дилеры часто изменяли внешнее оформление автомобилей и отделку салона, приближая их к уровню более дорогих европейских автомобилей.

Спорт

«Волга» ГАЗ-24 в своё время «опоздала» к нашумевшим марафонам «Лондон-Сидней» (1968) и «Лондон-Мехико» (1970), и впоследствии практически не принимала участия в подобных международных состязаниях, однако широкое распространение её в государственных учреждениях и организациях делало её популярным выбором для соревнований внутри страны.

Для того, чтобы участвовать в соревнованиях на «Волге», в СССР надо было быть работником таксопарка, что в какой-то степени обеспечивало приток в них молодёжи, имеющий интерес к автоспорту и автомобильной технике (современным языком, «тюнингу»). Спортсмены-«волгари» всегда были своего рода замкнутой «кастой», среди остальных спортсменов-автомобилистов они пользовались репутацией агрессивных и безбашенных — редкое соревнование с их участием обходилось без серьёзных повреждений кузовов спортивных автомобилей. Отчасти, это связано с посредственной управляемостью машины. Бывалые спортсмены говорили, что водитель борется не с соперниками, а с машиной.

Сильно дефорсированный в заводской комплектации двигатель «Волги» в гоночных вариантах легко доводился до 150—175 л.с. с того же рабочего объёма, что в сочетании с облегчением автомобиля и доработкой шасси давало неплохую динамику. Основным видом соревнований были кольцевые гонки и автокросс, также популярностью у профессиональных водителей пользовались массовые соревнования среди работников таксо- и автопарков на регулярность движения и водительское мастерство. Чаще всего, использование «Волги» в качестве спортивного автомобиля объяснялось только доступностью списанных автомобилей на предприятиях.

«Волги» ГАЗ-24 и 24-10 не сходили с гоночных трасс пост-советского пространства вплоть до двухтысячных годов.

Оценка проекта

ГАЗ-24 известен как надёжная, неприхотливая и комфортабельная (просторный салон, плавный ход, энергоемкая подвеска) машина с высокой для своего времени долговечностью и хорошей ремонтопригодностью. Для неё были характерны высокое качество изготовления вплоть до середины 1980-х годов. Однако были и существенные недостатки: сравнительно невысокая мощность (на уровне базовых комплектацией одноклассных автомобилей иностранного производства), архаичная по меркам Европы конструкция шасси и, как следствие, неудовлетворительные даже для второй половины 1970-х годов курсовая устойчивость и управляемость, необходимость частого технического обслуживания, неудовлетворительная надёжность тормозной системы из-за отсутствия в ней полного разделения контуров на уровне главного тормозного цилиндра (до автомобилей третьей серии).

Для 1970-х годов ГАЗ-24 был современной машиной, мало уступавшей своим американским аналогам — компактным среднеразмерным моделям в аналогичном уровне комплектации (европейские же аналоги ГАЗ-24 были дорогими и престижными автомобилями бизнес-класса вроде Mercedes-Benz W114 или Opel Kapitän / Admiral / Diplomat и заведомо превосходили его технически).

ГАЗ-24 пользовался ограниченным успехом на экспортных рынках, в том числе в Западной Европе, где его основными преимуществами были большой размер при относительно невысокой для этого класса цене, а также — хорошая репутация предыдущей модели — ГАЗ-21. В социалистических странах ГАЗ-24 на протяжении большей части своего выпуска был самой престижной из официально продаваемых населению машин за исключением иномарок, а в основном — распределялся между государственными учреждениями в качестве персонального транспорта госслужащих и использовался в такси (более половины выпущенных машин).

В игровой и сувенирной индустрии

Масштабная модель ГАЗ-24 в масштабе 1:43 начала выпускаться на заводе «Радон» в 1976 году с номером А14 на днище (номер убрали в 1987 году) и продолжает выпускаться заводом «Агат» (Маркс). Также модель ГАЗ-24 выпускалась на самом заводе ГАЗ.

  • Различные модели автомобилей 24-го семейства выходили в журнальных сериях, выпускаемых издательством DeAgostini. Так, в рамках проекта «Автолегенды СССР» в 9-м номере вышла модель автомобиля «ГАЗ-24» белого цвета, в 48-м модифицированный «ГАЗ-24-10», а в 83-м — полноприводный седан «ГАЗ-24-95» зелёного цвета. В журнале «Автомобиль на службе» 30-м номером вышла модель таксомотора «ГАЗ-24-01», а в 35-м — модель «Волги» ГАЗ-24 в исполнении «Военная комендатура».
  • Нередко в играх Valve можно видеть модель автомобиля, схожего с ГАЗ 24-01-Жёлтое Такси. Такими играми послужили: Counter Strike: Source и Серии игр Half-Life 2.

В искусстве

  • Автомобиль марки ГАЗ-24 был в личном пользовании у героя фильма «Служебный роман» — Юрия Самохвалова (Олег Басилашвили), что вызвало большой восторг у главного героя картины простого труженика Анатолия Новосельцева (Андрей Мягков).
  • На автомобиле ГАЗ-24 работали таксистами герои Николая Крючкова в фильме «Горожане» и Аркадия Райкина в мини-сериале «Люди и манекены».
  • ГА3-24 был автомобилем КГБ в сериале «Чернобыль. Зона отчуждения».
  • На ГАЗ-24-02 серого цвета, которая оборудована телефоном и «работает на спирту» (с) ездит в фильме Опасно для жизни! преуспевающий герой Владимира Носика. Меховые накидки на сиденьях и разнообразные наклейки на стёклах также, очевидно по замыслу эксцентричной комедии с элементами сатиры, добавляли статусности этому автомобилю.
  • ГАЗ-24 можно увидеть в сценах погони советских детективов Петровка 38 (1980), Перехват (1986), Без особого риска (1983), Двойной обгон (1984) и др., в многочисленных советско-российских криминальных боевиках 90-х и в некоторых зарубежных фильмах (Джеймс Бонд Осьминожка (1983), полицейская академия — 7 (1994) и т. п.).

Напишите отзыв о статье "ГАЗ-24"

Литература

  • Коллектив авторов НИИАТ. под ред. Лапшина, В. И. Краткий Автомобильный Справочник НИИАТ. — 10-е изд. — М.: Транспорт, 1983. — С. 34—35. — 220 с.
  • Кудрявцев, Юрий Владимирович. Легковой автомобиль Волга ГАЗ-24 и его модификации. — М.: Арго-Книга, 1996. — ISBN ISBN 5-88957-013-7.

См. также

Примечания

  1. Сама базовая модификация ГАЗ-24 — по 1985 год, последняя модификация ГАЗ-24-10 — по 1994 год.
  2. 1 2 3 SAE Gross — значение, измеренное без навесного оборудования, как было принято в США до 1972 года.
  3. 1 2 3 SAE Net — значение, измеренное с учётом навесного оборудования, как было принято в Европе, а в США — после 1972 года.
  4. С 5,2-литровым V8, приспособленным для работы на этаноле.
  5. Как Dodge Coronado, с изменённым внешним оформлением.
  6. Седан.
  7. 1 2 В кузове образца 1968—1974 годов.
  8. С 1971 по 1976 — I6, 4,1 л, 155 л. с.
  9. На примере младшей модели — Opel Kapitän B
  10. На примере модели HK, 1968—1969 годов.
  11. на старших комплектациях и задние; усилитель как опция.
  12. [www.zr.ru/archive/zr/1978/11/spravochnaia-sluzhba?return=829133b9148c77bc6a63c63ccb24ae9038bc41f1::2#16 Дизель на Волге]. «За рулём» (№11, 1978). Проверено 28 мая 2015.
  13. [www.zr.ru/archive/zr/1975/12/zhurnal-za-ruliem-v-1975-ghodu Дизельная Волга]. «За рулём» (№12, 1975). Проверено 23 февраля 2015.

Ссылки

  • [www.imcdb.org/vehicles.php?make=GAZ&model=24+Volga&modelMatch=1&modelInclModel=on Список иностранных и российских фильмов, где можно увидеть ГАЗ-24].

Отрывок, характеризующий ГАЗ-24

– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.