Государственный архив Томской области

Государственный архив Томской области ГАТО Дата открытия 15 июля 1839 года Количество фондов не указано Хронологические рамки документов с XVI века по настоящее время Директор Караваева Анастасия Геннадьевна Местонахождение 634009, город Томск, улица Водяная, дом № 78 Телефоны +7 (3822) 40-23-24, факс 40-23-24 Сайт gato.tomica.ru/

Госуда́рственный архи́в То́мской о́бласти (ГАТО) (в составе АУ ТО — Архивного управления Томской области) — архив, одно из наиболее крупнейших сибирских хранилищ исторических документов Российской истории, ведущий территориальный орган по организации и ведению архивного дела.

История

Первооткрывателем в деле изучения архивов новых Российских территорий, бывшего Сибирского царства был известный российский историограф немецкого происхождения, основоположник российской исторической школы Герард Фридрихович Миллер (1705—1783). Дважды он приезжал в Томск — в 1734 и 1740 — им предпринимались описи архивных дел присоединившихся к Русскому государству южно-сибирских просторов, располагавшихся от Иртыша на западе, до Енисея, Ангары и далее — на востоке. Миллер констатировал беспорядок в архивных делах воеводской канцелярии и других присутственных местах. Последующие ревизии архива магистрата (1780, 1787, 1800) также нашли документы в бессистемности. Архивы Томские также неоднократно горели. С образованием в 1804 года в Томской губернии были созданы губернские учреждения, каждое из которых стало вести свой собственный архив.

В феврале 1828 года Томскому губернскому правлению было предложено создать новый общий губернский архив. 17 декабря 1837 года были высочайше утверждены штаты для чиновников Томской губернии. В составе губернского правления предусматривались должности губернского архивариуса и его помощника. Реорганизованный Губернский архив начал действовать 15 июля 1839 года.

Историки томского архива указывают:

…В архиве хранились документы губернского правления и общего губернского управления, губернского прокурора и стряпчих, Томского окружного суда, губернской строительной комиссии, Томской казенной палаты, губернской врачебной управы. Чиновники губернского управления контролировали постановку архивного дела в окружных и городских учреждениях. Архивы ведомственных учреждений находились вне компетенции губернского управления. Губернский архив носил утилитарный характер, обслуживал делопроизводство присутственных мест. Дела десятилетнего срока хранения подвергались экспертизе ценности и передавались на уничтожение. С этой целью создавались специальные комиссии, которые должны были собираться ежегодно. Фактически, они создавались гораздо реже, и губернский архив был переполнен документами. К 1890 году в нём хранилось 320 тысяч дел…

В 1890—1896 годах по распоряжению губернатора Т. А. Тобизена в Томске действовала комиссия по разбору и уничтожению архивных дел, списавшая около 200 тысыч дел. Одновременно была предпринята попытка создать исторический архив: в 1884 году губернатор И. И. Крассовский обращался с просьбой об открытии такового и создании учёной архивной комиссии к директору Санкт-Петербургского историко-архивного института Н. В. Калачеву. Ему было отказано в виду отсутствия средств. Учёная архивная комиссия была создана в Томске только в 1915 году. В годы революции (переворота) 1917 года и последующей гражданской войны были утрачены многие документы: полностью — архивы Томской духовной семинарии, епархиального женского училища, музыкального училища, частично — технологического института, Сибирского университета, казённой палаты и другие. Архивные фонды тогда часто расхищались, бумага (в том числе для курильных самокруток) продавалась на аукционах, часть архивов оказались бесхозными, их позднее находили на разных чердаках и в подвалах старинных зданий. Установившаяся в 1920 году советская власть вновь начала ведение архивных дел. В марте — июне 1920 года было создано и приступило к работе Губернское управление архивных дел с архивохранилищем при нём (в дальнейшем — Государственный архив Томской области, ГАТО). Ведомственная собственность на архивы отменялась. Положение усугублялось фактическим переносом большевиками архивной столицы томского сибирского края (документы территории от Тобольска до Алтая и Китая, от Иртыша до Иркутска). Первоначально власть в Сибири концентрировалась в омской ревтройке — в Сибревкоме. При ликвидации центров интеллигентского вольнодумия в Сибири в обмен на новые пролетарские центры, документация изымалась из университета, храмов, канцелярий и вывозилась в партийно-пролетарские города Тюмень, Омск, Новониколаевск, Красноярск… При ликвидации в 1925 году Томской губернии основные фонды сибирской исторической документации и архивов к началу 1940-х годах были в целом высланы в ведомство партийных органов вновь созданного Сибирского края (затем — Запсибкрайисполкома) небольшого промышленного города Новосибирска. С 1930-х годов основные сибирские исторические фонды и архивы находятся в распоряжении ГАНО — Государственного архива Новосибирской области. Документы учреждений и организаций волостей, округов, затем районов и городов стали собираться в единые местные архивные фонды, относящиеся к структуре коммунистической партии (райкомов), концентрировались при исторических партийных архивах (истпартах) (в дальнейшем испарты были преобразованы в территориальные Центры документации новейшей истории).

В 1920—1925 годах осуществлялись функции Губернского архива (Губархива) — сбор и сохранение архивных документов, их описание, предоставление исторических материалов, выдача справок гражданам и организациям, руководство и контроль за постановкой архивного дела в ведомственных учреждениях и в уездах Томской губернии. Уничтожение документов без ведома губархива наказывалось властью большевиков по закону. Первыми руководителями губархива были Л. Г. Любомиров и Н. Н. Бакай. Благодаря их самоотверженной работе удалось сохранить многие архивы Томска, Мариинска, Нарыма, Кузнецка. С целью подготовки квалифицированных архивных кадров Н. Н. Бакай читал в 1920—1922 годах в ТГУ лекции по архивоведению. В 1923 году губернское управление архивным делом было реорганизовано в губархивбюро при губисполкоме (с 1925 года — Томское окрархивбюро Сибкрая). В 1931 году было создано Томское отделение Западно-Сибирского краевого архивного бюро (позднее — Архивное управление). В октябре 1937 году оно было преобразовано в Томское отделение (филиал) Новосибирского государственного архива. После образования Томской области, 31 октября 1944 года был вновь, в очередной раз создан Томский архивный отдел НКВД по Томской области и Новосибирский филиал реорганизован в самостоятельный Государственный архив Томской области (ГАТО).

С конца 1930-х годов государственные архивы вошли в систему НКВД СССР (с 1946 года — в состав МВД СССР). Огромные массивы документов были засекречены (в частности, в ГАТО — около 90 тысяч единиц хранения в спецхранах). Архивные документы рассматривались прежде всего как источник оперативной информации о лицах, нелояльных к сталинскому режиму. Архивы, по сути, были закрытыми для общества. Рассекречивание документов впервые начало проходить в период первой политической «оттепели» 1956—1958 годов и в начале 1990-х годов. На эти же годы приходится подъём в исследовании архивов и в публикации документов. 1 марта 1962 года был создан архивный отдел Томского облисполкома (с выходом архивов из системы МВД СССР). Основные задачи отдела сохранились — развитие архивного дела в области, организация и контроль за работой подведомственных государственных и ведомственных архивов. При архивном отделе создана экспертно-проверочная комиссия для отбора документов на государственное хранение. Отдел стал основой АУ ТО — Архивного управления Томской области, которое организует и координирует работу крупнейшего архива (ГАТО), а также всех других государственных учреждений архивного дела на территории Томской области.

После распада СССР, в 1991 году в подчинение архивного отдела был передан интереснейший Партийный архив Томского обкома КПСС (в дальнейшем хранилище выведено в отдельное учреждение в составе областного архивного управления — в Центр документации новейшей истории Томской области).

26 октября 1995 года Государственной Думой Томской области был принят Закон «Об архивном фонде Томской области и архивах», в котором дано определение понятию «Архивный фонд Томской области», разработаны правовые основы архивного дела в области.

Структура

В настоящее время в структура ГАТО представляет собой стандартные подразделения для ведения архивного дела входят отделы:

• документально-справочного обслуживания;
• использования и публикации документов;
• обеспечения сохранности и государственного учета документов;
• страхового копирования, реставрации и переплёта документов;
• научно-справочного аппарата;
• комплектования и экспертизы ценности документов;
• ведомственных архивов и делопроизводства;
• автоматизированных архивных технологий.

Расположение

• Почтовый адрес: улица Водяная, дом № 78, город Томск, Российская Федерация (Россия), 634009.

Ссылки

• [archupr.tomsk.gov.ru/arhivnoe_upravlenie АУ ТО — "Архивное управление Томской области»]
• [archupr.tomsk.gov.ru/gosudarstvjennyj_arkhivy Областное государственное казённое учреждение «Государственный архив Томской области» (ОГКУ ГАТО)]
• [www.rusarchives.ru/state/tomsk.shtml Архивные учреждения субъектов Российской Федерации. Архивы России: Томская область. АУ ТО]

Отрывок, характеризующий Государственный архив Томской области

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.