Гаан, Дейв

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гаан, Дэйв»)
Перейти к: навигация, поиск
Дэйв Гаан
Dave Gahan
Основная информация
Дата рождения

9 мая 1962(1962-05-09) (61 год)

Место рождения

Эппинг, Эссекс, Англия

Годы активности

1980 год — настоящее время

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

певец, композитор

Певческий голос

Баритон

Инструменты

вокал
гитара
клавишные
синтезатор
фортепиано
губная гармоника

Жанры

Новая волна, альт-рок, синти-поп

Коллективы

Depeche Mode
Das Shadow
Compact Space
Soulsavers

Лейблы

Mute

[www.davegahan.com www.davegahan.com]

Дэйв Га́ан (англ. Dave Gahan; род. 9 мая 1962, Эппинг, Англия) — британский музыкант, вокалист группы Depeche Mode с момента её основания в 1980 году. Журнал «Q» в 2007 году поставил Гаана на 73 место в списке «100 величайших певцов» и на 27 в списке «100 величайших фронтменов»[1].

Дэвид, или, как его чаще называют, Дэйв, является фронтменом и основным вокалистом Depeche Mode, а также соавтором трёх песен из альбома группы Playing the Angel (2005) — «Suffer Well», «I Want It All» и «Nothing’s Impossible» — трёх песен из альбома Sounds of the Universe (2009) — «Come Back», «Hole To Feed», «Miles Away/The Truth Is», и трёх песен из альбома Delta Machine (2013) — «Secret to the End», «Broken», «Should Be Higher». Помимо пения, время от времени играет на фортепиано и гитаре (в студии). Во время тура в поддержку своего первого сольного альбома Paper Monsters играл на губной гармошке.

Помимо участия в Depeche Mode, Дэйв периодически принимает участие в сторонних проектах, а с 2003 года занимается сольной музыкальной карьерой, в рамках которой он записал два альбома — Paper Monsters (2003) и Hourglass (2007). 21 мая 2012 года вышел альбом The Light The Dead See, записанный с английскими рок-музыкантами Soulsavers. 23 октября 2015 года вышел альбом Angels & Ghosts, записанный также с английской группой Soulsavers.





Ранняя биография

Дэвид Гаан (урожденный Дэвид Кэлкотт) родился 9 мая 1962 года в деревне Норт-Вилд, недалеко от города Эппинг, графство Эссекс, Великобритания в семье водителя автобуса Лина Кэлкотта и проводницы Сильвии Рут. В семье также была старшая дочь Сью (род. в 1960). Мама и бабушка Дэйва работали в Армии спасения, семья была религиозной. Когда Дэйву было шесть месяцев, его отец оставил семью, а спустя несколько лет супруги Кэлкотты официально развелись. Вскоре после этого Сильвия вышла замуж за сотрудника «Royal Dutch Shell» Джека Гаана, который усыновил Дэвида и его сестру. После этого семья переехала в Базилдон. Впоследствии у Сильвии и Джека родилось двое детей, сводных братьев Гаана, Питер (1966) и Фил (1968).

В 1972 году скончался приемный отец Дэйва Гаана. Это глубоко потрясло его. После смерти Джека в дом к Сильвии приехал её бывший муж Лин Кэлкотт. О встрече с биологическим отцом музыкант впоследствии скажет:

Я никогда не забуду этот день. Когда я пришел из школы, в мамином доме находился кто-то неизвестный. Мама представила его мне как моего настоящего отца. Я помню, что сказал, что это невозможно, потому что мой отец умер. Как мне было догадаться, кем был этот человек? Начиная с этого дня Лин часто приходил к нам в дом, пока год спустя он снова не исчез. Теперь уже навсегда. С тех пор он не связывался с нами. Повзрослев, я стал думать о нём больше и больше. Единственное, что сказала мне об этом мама, было то, что он переехал в Джерси, чтобы открыть отель[2].

Во время учёбы в школе (en:Barstable School), Гаан часто прогуливал. У него начались проблемы с законом, Гаан рисовал граффити на стенах школы, курил, слушал The Clash и Sex Pistols. В конце концов, уличное хулиганство привело Дэйва в полицию, а затем — в ювенальный суд. Гаан увлекался угоном и поджогом машин[3]. Сам Дэйв говорил, что ему нравилось преследование со стороны полиции, его заводило чувство погони, что он был «по-настоящему дикий»[4]. Будучи в последнем классе школы, Гаан пробовал устроиться помощником слесаря в «North Thames Gas», однако по требованию своего офицера-надзирателя вынужден был рассказать на собеседовании о преступном прошлом. В итоге, он не был принят на эту работу, что подтолкнуло Гаана разгромить офис своего надзирателя. В качестве наказания Дэйв был приговорен к тюремному заключению в подростковом исправительном центре в Ромфорде. Наказание Дэйв должен был отбывать каждые выходные в течение года[3].

Сам Гаан рассказывает об этом так:

Ты должен работать. Я помню, как убирал в коробки всякий хлам. Твои волосы должны быть стрижены. Это было каждые выходные, то есть ты лишался своих выходных, казалось, что это длится вечность. Мне сказали очень четко, что следующим шагом будет тюрьма. Честное слово, музыка спасла меня[5].

С трудом окончив школу, Дэйв ринулся искать работу. За полгода он успел сменить порядка двадцати рабочих мест. Был подсобным рабочим на стройке и в супермаркете, стриг траву, работал кассиром на заправке, продавал напитки. Помимо этого, он играл в местной группе «The Vermin». В 1979 году Гаан решает продолжить образование и поступает в Колледж Искусств в Саутенд-он-Си (англ. Soughend Art College), где изучает дизайн. Он очень увлекся занятиями в колледже и спустя два года даже получил British Display Society Award — специальный диплом, позволивший ему заниматься устройством и дизайном витрин в торговых центрах.

Depeche Mode

Гаан продолжал активно заниматься музыкой. Так, на одном из местных джем-сейшнов в 1980 году Дэйв исполнял песню Дэвида Боуи Heroes[6]. Именно там Гаана заметил Винс Кларк, который только что основал с Мартином Гором и Эндрю Флетчером группу Composition of Sound. Дэйв Гаан приходит в группу и становится её вокалистом. После его прихода коллектив изменяет название на Depeche Mode, в честь французского модного журнала «Dépêche-mode», который Гаан, учась на дизайнера, часто читал.

За годы существования группа, начавшая как «первопроходец» в жанрах нью-вейв и синтипоп, неоднократно эволюционировала и пробовала себя в самых разных музыкальных стилях, включая альтернативную танцевальную музыку, электронный и альтернативный рок, альтернативную поп-музыку. Вместе с этим менялся и вокал Гаана. Группа Depeche Mode продала свыше 100 миллионов альбомов[7].

Уже после первого альбома Speak & Spell группа добивается успеха, сначала в Великобритании, а затем и по всему миру. Естественно, огромное внимание было приковано именно к Гаану, как к фронтмену Depeche Mode. После выхода таких альбомов как Some Great Reward, Black Celebration и Music for the Masses группа выходит на «пик популярности». К этому времени относится начало употребления Гааном тяжелых наркотиков. В 1990 году выходит самый успешный альбом в истории группы — Violator, но к середине 1990-х годов состояние Гаана существенно ухудшается. Наркотическая зависимость делает его замкнутым и агрессивным. С 1993 по 1996 Гаан трижды находился на грани смерти от передозировки наркотических средств. В это время Мартин Гор начинает задумываться о роспуске Depeche Mode[8].

Дело дошло до того, что американские (а Гаан в этот период уже жил в США) власти поставили музыканту ультиматум — отправиться на лечение под угрозой лишения вида на жительство. Гаан в 1996 году начинает курс лечения от наркотической зависимости. К концу 1990-х годов музыкант более-менее восстанавливается. Выходят новые альбомы Depeche Mode Ultra и Exciter. В 2003 году Дэйв выпускает первый сольный альбом Paper Monsters. Кроме этого, Гаан начинает все больше включаться в работу по написанию песен для группы. В 2004 году Гаан даже ставит условие, что он прекратит участие в группе, если не будет допущен к написанию песен[9]. Таким образом «монополия» Мартина Гора на написание песен прекращается. Для альбома «Playing the Angel» Дейв Гаан написал три песни: Suffer Well, I Want It All и Nothing’s Impossible. Причем, песня Suffer Well дошла до 12 строчки в британском чарте синглов, а также была номинирована на Грэмми.

В следующем альбоме, Sounds of the Universe также вошли три песни, написанные Гааном в соавторстве с Кристианом Айгнером и Эндрю Филлпоттом (песни Hole to Feed, Come Back и Miles Away / The Truth Is). Песня Oh Well была написана Мартином Гором и Дэвидом Гааном совместно. В 2013 году вышел альбом Delta Machine, куда вошли пять песен Гаана, написанных в соавторстве с Куртом Уэналой (Secret to the End, Broken, Should Be Higher, Happens All the Time, All That’s Mine). Кроме этого, на альбоме появилась ещё одна песня, написанная Гааном и Гором совместно — Long Time Lie).

Сольное творчество

В 2003 году вышел дебютный сольный альбом Гаана Paper Monsters. За выходом альбома последовал мировой тур, в ходе которого было дано множество концертов, в том числе, на фестивале Гластонберри. Вместе с Гааном в туре участвовали гитарист Нокс Чендлер (бывший участник Siouxsie and the Banshees), басист Мартин ЛеНобль (бывший участник Porno for Pyros и Jane’s Addiction), клавишник Винсент Джонс и ударник Виктор Идриццо. Альбом, в общем, был успешен. Сингл Dirty Sticky Floors вошел в Топ-20 хит-парада UK Singles Chart, а сам альбом вошел в 40 лучших в UK Albums Chart.

В 2003 Гаан объявил о сотрудничестве с Junkie XL. Дейв записал вокальную партию в песне Reload с его альбома «Radio JXL: A Broadcast from the Computer Hell Cabin».

В 2007 году Гаан выпустил свой второй сольный альбом Hourglass. Этот альбом был записан совместно с Эндрю Филлпоттом и Кристианом Айгнером[10]. Микшированием альбома занимался Тони Хоффер, более известный по работе с The Kooks и Air. Сам Гаан говорит, что этот альбом получился более электронным по звуку, чем «Paper Monsters»[11]. Альбом вошел в число 40 лучших в Великобритании, 20 лучших во Франции и едва не стал лучшим в Германии. Сингл «Kingdom» с вышедшего альбома в течение недели возглавлял британский чарт танцевальной музыки. Ещё один сингл Saw Something / Deeper and deeper вышел 14 января 2008 года. Видеоклип на песню был снят в отеле «Челси» в Нью-Йорке, который является одним из культовых мест для рок-культуры, в частности, потому, что там при загадочных обстоятельствах погибла Нэнси Спанджен, подруга Сида Вишеза.

Кроме этого, в 2007 году Гаан работал с Томасом Ансельми и своими партнерами по туру в поддержку «Paper Monsters» Ноксом Чендлером и Винсентом Джонсом над альбомом «Mirror». Гаан исполнил вокальную партию в песне Nostalgia[12]. Песня была выпущена в октябре 2008 года[13]. Гаан также принял участие в съемках клипа на данную песню.

21 мая 2012 года вышел альбом The Light the Dead See, записанной группой Soulsavers совместно с Дейвом Гааном как основным вокалистом[14].

Личная жизнь

Семья

3 августа 1985 года Гаан женился на своей давней подруге Джо Фокс. В 1987 году у них родился сын Джек. В 1991 году, отчасти из-за зависимости Дэйва от героина, он разводится с Джо, а через год женится на Терезе Конрой. Фокс и Конрой можно увидеть в фильме «101» (Тереза тогда помогала группе в качестве тур-менеджера). В 1994 году Конрой уходит, заявив, что больше не верит его обещаниям «завязать». В 1999 году Гаан женился на гречанке Дженнифер Склиаз, а 29 июля у них родилась дочь Стелла Роуз. Также у Дженнифер есть сын Джим от первого брака, в 2010 году он был официально усыновлён Гааном[15].

Перед браком со Склиаз крестился в православие, но не практикует ни одну из религий.[16]

С 1996 года Гаан живёт в Нью-Йорке.

Наркотическая зависимость и здоровье

В 1990-х годах музыкант переживал тяжелую наркотическую зависимость. Несколько раз он буквально находился на волоске от смерти, что было вызвано передозировкой и последствием употребления тяжелых наркотических препаратов (героин). Американские врачи даже прозвали его «Котом», намекая на поверье о «девяти жизнях» кошек[17]. В 1993 году с Гааном случился мини-сердечный приступ во время выступления в Новом Орлеане, поэтому он не смог доиграть с группой выступление на бис[5]. Однако он не согласился прервать тур, несмотря на убеждения врачей.

В августе 1995 года Гаан попытался покончить жизнь самоубийством, разрезав вены. Гаан заявил, что это была определенно попытка самоубийства, однако, в то же время, это был и «призыв о помощи». Музыкант заявил, что знал о том, что его найдут[18]. 28 мая 1996 года Гаан вновь оказался перед лицом смерти из-за передозировки спидболами в отеле «Sunset Marquis Hotel» в Лос-Анджелесе. В течение двух минут сердце музыканта не билось, но он был спасен парамедиками[17]. Дэйв заявил, что пока находился «между жизнью и смертью», якобы видел свою девушку Дженнифер, которая позвала его обратно «на этот свет». После этого Дэйв Гаан начал проходить лечение от зависимости. У Гаана наблюдаются периодически определенные проблемы со здоровьем: гастроэнтерит (Афины, 2009), разрыв трехглавой мышцы голени (Бильбао, 2009)[19]. В том же 2009 году у певца были проблемы со связками[20].

Дискография

О творчестве Гаана в Depeche Mode см. Дискография Depeche Mode.

Напишите отзыв о статье "Гаан, Дейв"

Примечания

  1. [www.rocklistmusic.co.uk/qlistspage3.htm#100 Q Lists.]
  2. «[www.tuug.utu.fi/~jaakko/dm/dad.txt „The Big Uncertainty Of Depeche Mode’s Dave Gahan“ (1987) из бельгийского популярного журнала JOEPIE]»
  3. 1 2 Симон Спенс. Just Can’t Get Enough : The Making of Depeche Mode. Jawbone Press, 2011. с. 89.
  4. Джонатан Миллер. Stripped: The True Story of Depeche Mode. Omnibus Press, 2004. с. 31.
  5. 1 2 [www.sacreddm.net/2000s/unc010501/unc010501main.htm Стивен Далтон. «Just Can’t Get Enough». Журнал «Uncut», Май 2011.
  6. Уильям Шоу. «In The Mode», журнал «Details», апрель 1993. С. 90-95, 168
  7. [www.emimusic.com/news/2009/new-depeche-mode-album-number-one-in-20-countries/ New Depeche Mode album number one in 20 countries.]
  8. Интервью Мартина Л. Гора. Pavement, 16 апреля 1997.
  9. Денис Кван. «A Sobering Interview with Depeche Mode». CNN.com. 13 мая 2009.
  10. [www.artisannews.com/ans101/templates/?a=3795&z=98 DAVID GAHAN OF DEPECHE MODE WORKING ON SOLO ALBUM.]
  11. [www.side-line.com/news_comments.php?id=24085_0_2_0_C Dave Gahan to release second solo album 'Hourglass']
  12. [www.side-line.com/news_comments.php?id=24515_0_2_0_C Depeche Mode’s Dave Gahan contributes vocals to new Mirror project]
  13. [www.side-line.com/news_comments.php?id=36205_0_2_0_C Depeche Mode’s Dave Gahan contribution to Mirror album 'Mirror' out now]
  14. [www.nme.com/news/soulsavers--2/63784 Soulsavers stream their new Dave Gahan featuring album]
  15. [archives.depechemode.com/old_news/2010.html Old News — The Archives], depechemodedotcom, 27 March 2010; retrieved 4 December 2013.
  16. [kommersant.ru/doc/3114250 «Нет такой цели — быть в каждом шоу»]
  17. 1 2 Кит Кэмерон. [www.sacreddm.net/1990s/nme180197/text2.htm «Dead man talking»]. NME, 18 января 1997.
  18. Гарет Гранди. «Dead man talking». журнал «Arena», апрель 1997.
  19. [www.side-line.com/news_comments.php?id=43224_0_2_0_C Dave Gahan injured.]
  20. [web.archive.org/web/20120729143901/www.spinner.com/2009/08/12/depeche-mode-cancel-gig-due-to-another-dave-gahan-illness Depeche Mode Cancel Gig Due to Another Dave Gahan Illness — Spinner]

Ссылки

  • [www.depechemode.com Официальный сайт Depeche Mode]
  • [www.davegahan.com Официальный сайт Дэйва Гаана]
  • [depmode.com/ www.depmode.com — Depeche Mode Collectors & Fans]  (рус.)
  • [showbuzz.ru/2009/04/21/dejv-gaan-intervyu.html Дэйв Гаан (интервью)]  (рус.)
  • [www.trll.ru/interviews/dave-gahan-depeche-mode-soulsavers-interview/ Интервью с Дейвом Гааном о Depeche Mode и Soulsavers (2012)]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Гаан, Дейв

– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.