Капала
Капала либо габала (санскр. कपाल kapāla IAST, тиб. ཀ་པ་ལ — «череп, чаша») — сосуд, сделанный из верхней части человеческого черепа, используемый для ритуальных целей как в индуистской, так и в буддистской тантре. В Тибете они зачастую богато украшались золотом и драгоценными камнями.
Тибетские божества
Многие идамы в тибетском буддизме, а также махасиддхи, дакини и стражи Учения изображаются с капалой, как правило, в левой руке. Некоторые божества, такие как индуистская Чиннамаста или буддийская Ваджрайогини, изображаются пьющими кровь из капалы.[1]
Капалика
В индуистской культуре капалика означает носитель чаши-черепа, поклоняющийся Кали или Шиве. Капалики ссылаются на клятву бога Бхайравы принять обет капалы.[2].
В литературе
В известном романе бенгальского писателя Бенкима Чандра Чаттерджи «Капала Кундала» рассказывается о тайне, окружающей капалик. Повествование в романе идёт о девушке, воспитанной капаликом в полной изоляции от цивилизованного мира. Этот капалик, Агора Ганта, — злой человек, и Капала стала его помощником. Капала должна стать такой же отвратительной, как и её наставник. Несмотря на то, что Капалу воспитывают в атмосфере зла, она изображена как олицетворение человеческой любви и доброты. Захватывающей книгой является популярная адаптация романа для детей под тем же названием, в которой опущены некоторые событий и персонажи из оригинального текста.[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Капала"
Примечания
- ↑ Benard, Elisabeth Anne (1994). Chinnamasta: The Aweful Buddhist and Hindu Tantric Goddess. Delhi: Motilal Banarsidass. ISBN 81-208-1065-1
- ↑ [www.powerset.com/explore/go/Kapala?p=2Power сайт]
- ↑ Debrani Mitra. Kapala Kundala (Amar Chitra Katha Comics). — ISBN 81885300 (ошибоч.).
Литература
- [global.britannica.com/EBchecked/topic/311715/kapala Kapala] // Encyclopædia Britannica
|
Это заготовка статьи об индуизме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи о буддизме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Капала
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
