Габараев

Габара́ев (осет. Гæбæратæ) — осетинская фамилия. Известные носители:

• Габараев, Алан — российский профессиональный борец, двукратный чемпион Европы, чемпион мира по сумо.
• Габараев, Борис Арсентьевич — директор института НИКИЭТ им. Долежаля, доктор техническиих наук, заслуженный энергетик РФ.
• Габараев, Владислав Николаевич — Председатель Правительства Республики Южная Осетия.
• Габараев, Гамлет — чемпион мира по вольной борьбе, серебряный призёр сурдоолимпийских игр.
• Габараев, Давид Петрович (1933—2007) — осетинский театральный и киноактёр, заслуженный артист Грузинской ССР, народный артист Северной Осетии, народный артист Республики Южная Осетия.
• Габараев, Илья Гаврилович (1926—1993) — советский композитор, музыкально-общественный деятель и педагог.
• Габараев, Лаша Раминович — многократный чемпион России по карате, чемпион Украины, победитель Всемирной олимпиады боевых искусств.
• Габараев, Николай Ясонович (1922—2014) — учёный осетиновед, доктор филологических наук, профессор.
• Габараев, Реваз Нестерович (1906—1996) — активный участник Великой Отечественной войны, полковник, командир 1159 стрелкового полка.
• Габараев, Олег Знаурович — доктор технических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ, академик АГН РФ, заслуженный деятель науки РСО-Алания, Лауреат премии МЦМ СССР.
• Габараев, Сергей Нестерович (1928—2014) — советский борец, чемпион СССР по вольной борьбе и самбо, бронзовый призёр чемпионата мира.
• Ялгузидзе (Габараев), Иван Георгиевич (1775—1830) — осетинский писатель и просветитель, основоположник осетинской литературной традиции, первый осетинский автор, составитель первого осетинского букваря, автор поэмы «Алгузиани».
• Габараева, Юлия Александровна (1938—2004) — учёный химик, первоткрывательница нового химического соединения, лидер движения против строительства завода по переработке токсичных и радиоактивных отходов на территории Южной Осетии.

__DISAMBIG__

Отрывок, характеризующий Габараев

– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.