Габашвили, Екатерина Ревазовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Габашвили
ეკატერინე გაბაშვილი
Имя при рождении:

Екатерина Ревазовна Тархнишвили

Дата рождения:

16 июня 1851(1851-06-16)

Место рождения:

Гори Российская империя

Дата смерти:

7 августа 1938(1938-08-07) (87 лет)

Место смерти:

Шида-Картли (Грузинская ССР)

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Род деятельности:

прозаик

Жанр:

проза

Язык произведений:

грузинский

Екатерина Ревазовна Габашвили (урожденная — Тархнишвили (თარხნიშვილი)) (груз. ეკატერინე გაბაშვილი); 16 июня 1851, Гори, Российская империя — 7 августа 1938) — грузинская писательница и общественный деятель. Одна из первых грузинских феминисток и активисток в борьбе за права женщин.



Биография

Родилась в аристократической семье. Представительница княжеского рода.

Екатерина Габашвили — видный представитель грузинского критического реализма. Одна из первых ввела в грузинскую литературу малый прозаический жанр — небольшой рассказ, эссе. Литературные взгляды писательницы сформировались под влиянием русских революционных демократов и «шестидесятников» XIX века, особое влияние на её творчество оказал Илья Чавчавадзе.

Похоронена в Тбилиси в Дидубийском пантеоне.

Творчество

Дебютировала как прозаик в 1870 году в газете «Дроеба» («Время»). Автор нескольких сентиментальных романов и рассказов о горестях сельских учителей и крестьянской жизни в дореволюционной Грузии.

В своих произведениях изображала бесправную жизнь крестьянства, социальные и экономические противоречия грузинской деревни (рассказы «Роман в Дидихеви», 1881, «Кона», 1881, «Орена и Куче», 1883), создавала образы представителей сельской интеллигенции, отдающей свои силы трудовому крестьянству (повести «Сельский учитель» — «Соплис масцавлебели», «Гамарджвебули Нико» и др.). В нескольких романах изображена трагическая судьба женщины в условиях социального неравенства («Разные свадьбы» — «Схва да схва гвари корцили», 1881, «Обескрыленная» — «Пртебдагледжили», 1912), процесс деградации грузинской феодальной аристократии («Бенуар № 3», 1898).

Кроме того, перу Е. Габашвили принадлежат рассказы для детей («Лурджа Магданы», «Семья Мшиерадзе», «Тинас Лекури», «Чвени каклис хе» и др.).

В конце жизни издала интересные воспоминания, выпустила несколько сборников избранных сочинений.

В 1955 году по мотивам одного из самых замечательных рассказов Габашвили режиссёры Тенгиз Абуладзе и Реваз Чхеидзе сняли художественный фильм «Лурджа Магданы», отмеченный наградами МКФ в Канне (1956) и МКФ в Эдинбурге (1956).

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Напишите отзыв о статье "Габашвили, Екатерина Ревазовна"

Литература

  • Хаханов А. С., Очерки по истории грузинской словесности, в. 4, М., 1906;
  • Барамидзе А., Радиани Ш., Жгенти Б., История грузинской литературы, Тб., 1958.

Отрывок, характеризующий Габашвили, Екатерина Ревазовна

«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.