Шафиков, Габбас Фатх-Рахманович

Габбас Фатх-Рахманович Шафиков
Род деятельности:	партийный и государственный деятель
Дата рождения:	19 января 1916(1916-01-19) (108 лет)
Подданство:	СССР СССР → Россия Россия

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Габбас Фатх-Рахманович (Фатхрахманович) Шафиков (19 января 1916 года —) — советский партийный и государственный деятель. Секретарь Башкирского обкома КПСС в 1945—1950, 1956—1960 годах, первый заместитель Председателя Совета Министров Башкирской АССР в 1966—1978 годах. Член ВКП(б). Избирался от БАССР депутатом VI , VII , VIII , Верховного Совета РСФСР IX созывов. Депутат Верховного Совета Башкирской АССР 4 и 5 созывов.

Во время Великой Отечественной войны — секретарь Башкирского обкома ВКП(б).

В 1989 году старший научный сотрудник Башкирского научного центра Уральского отделения Академии наук СССР Габбас Фатх-Рахманович Шафиков включен в Комиссию при Верховном Совете Башкирской АССР по увековечению памяти жертв репрессий, имевших место в период 30 — 40-х и начала 50-х годов.

В 1996 году Приказом Управления по делам архивов при Кабинете Министров Республики Башкортостан отмечался 80-летний юбилей Габбаса Фатх-Рахмановича. Ветеран награждён Почетной грамотой Республики Башкортостан.

Библиография

Структурная перестройка промышленности автономной республики : (Препр. докл. на регион. науч.-практ. конф. «Основные направления социал. и экон. развития Башкирии в 13-й пятилетке и до 2005 г.») / Г. А. Толстиков, Г. Ф. Шафиков, 12 с., включ. обл. 20 см, Уфа, БНЦ УрО АН СССР, 1989

Отрывок, характеризующий Шафиков, Габбас Фатх-Рахманович

Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.