Габибов, Нуреддин Давудович

Нуреддин Давудович Габибов
Дата рождения:	5 мая 1923(1923-05-05)
Место рождения:	село Хазры(Яргун), Кубинский уезд, Азербайджанская ССР
Дата смерти:	4 февраля 2006(2006-02-04) (82 года)
Место смерти:	Баку
Учёная степень:	доктор искусствоведения (1970)
Альма-матер:	ЛГУ (1951)
Научный руководитель:	Моисей Самойлович Каган
Награды и премии:

Габибов Нуреддин Давудович (05.05.1923 — 04.02.2006) — доктор искусствоведения, профессор, член Союза художников СССР. Габибов Нуреддин Давудович принадлежал к числу видных ученых Азербайджана, плодотворно работавших в области искусствоведения и художественной критики.

Биография

Родился в 1923 году в селе Хязря Гусарского района. После окончания школы и Губинского педагогического училища (1940) работал преподавателем. С 1940 по 1942 гг. был сотрудником и ответственным секретарем редакции районной газеты «Красный Гусар», откуда и был призван на фронт. Воевал в Крыму и на Кавказе, был ранен под Керчью. После излечения в госпитале в 1945 году, демобилизовался. Награждён орденом «Отечественной войны I степени», медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», «60 лет Победы в ВОВ».

В 1946 году поступил в Азербайджанский государственный университет им. С. М. Кирова, а через год за хорошую учебу был переведен в Ленинградский государственный университет (ныне Санкт-Петербургский государственный университет) на отделение «истории искусств» исторического факультета, который он в 1951 году окончил с отличием. На протяжении учебы, будучи студентом, он работал в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ныне Российская национальная библиотека). Его данные зафиксированы в биографическом словаре «Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры: Т. 3. Государственная Публичная библиотека в Ленинграде — Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1931—1945. СПб., 2003».

По возвращению в Баку, с 1951 по 1962 гг. Н. Д. Габибов работал преподавателем и заведующим учебной частью в Азербайджанском художественном училище им. А. Азимзаде. В 1952 году стал членом Союза художников СССР, в дальнейшем был избран членом правления СХ и председателем секции критики СХ Азербайджана (1990).

В 1952—55 гг. Габибов был собственным корреспондентом газеты «Советское искусство» по Азербайджанской ССР. В эти же годы он работал в должности заведующего отделом изобразительного искусства Министерства культуры Азербайджанской ССР, позже, инструктором ЦК КП Азербайджана.

Однако, научная деятельность больше привлекала выпускника ЛГУ. Так, с 1953—1956 гг. он учился и затем успешно закончил аспирантуру АН Азербайджанской ССР. В 1958 году защитил кандидатскую, а в 1970 году — докторскую диссертации, посвященные истории азербайджанской живописи и графики. Примечательно, что научным руководителем был петербуржец, доктор философских наук, известный российский философ и культуролог вице-президентом Академии гуманитарных наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации — Моисей Самойлович Каган.

Научная деятельность Н. Д. Габибова была достаточна обширна, но центром её стал Институт архитектуры и искусства АН Азербайджана, куда он пришел аспирантом, а позднее стал заведующим отдела. На протяжении всей своей жизни занимался глубоким научным исследованием широкого спектра проблем искусствоведения, искусствознания, эстетики и культурологи, издав свыше 400 монографий, каталогов, статей, посвященных истории азербайджанского искусства, анализу эстетических вопросов и актуальных проблем художественной критики. Он был консультантом редакции искусства Азербайджанской энциклопедии 10-томника «История Азербайджана».

Прекрасно владея азербайджанским и русским языками, создал множество книг и монографий о творчестве Азима Азимзаде, Бахруза Кенгерли, Микаила Абдуллаева, Саттара Бахлулзаде, Таира Салахова, Бёюкага Мирзазаде, Марала Рахманзаде, Гасана Ахвердиева, Гусейна Алиева, Асафа Джафарова и других корифеев нашей страны, часто обращался к их лучшим произведениям из коллекции Азербайджанского национального музея искусств. Изданная в Москве книга «Изобразительное искусство Азербайджанской ССР» осветила весь спектр художественной жизни республики и пропагандировала национальное искусство на весь Союз. В области теории искусствознания выделяются книги «О художественном вкусе» и «Об изобразительном искусстве», ставшие учебными пособиями. Как искусствовед, Габибов интересовался смежными темами, пример этому книга — «Мир Физули в изобразительном искусстве». Печатные труды ученого были изданы в Баку, Москве, Ленинграде, Софии, Лейпциге, Берлине. За свои искусствоведческие заслуги он неоднократно был удостоен наград Союза художников СССР.

За многолетнюю педагогическую деятельность в Азербайджанской государственной консерватории и Азербайджанском университете культуры и искусств, получил звание профессора искусствоведения. На протяжении всей научной и педагогической деятельности ученый руководил научной подготовкой кадров, аспирантов. Был руководителем более 10 кандидатов искусствоведения, оппонентом по защите кандидатских и докторских диссертаций. Активно участвовал в деятельности Высшей Аттестационной комиссии, являясь членом совета.

За долгие научной работы Н. Д. Габибов сотрудничал с Министерством культуры, Союзом художников, был почетным членом научного и экспертного совета Азербайджанского национального музея искусств, принимая активное участие в научной, издательской деятельности музея.

Ученый участвовал в различных научных конференциях, семинарах, посетил многие музеи Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Мадрида, Рима, Афин, Каира и других городов Европы, Азии, Америки. Чаще всего посещал Санкт-Петербург, считая своей второй родиной, где встречался с любимыми педагогами и бывшими однокурсниками.

Глубокий и вдумчивый исследователь искусства, педагог и большой ученый, обладавший энциклопедическими знаниями, Габибов Нуреддин Давудович занял достойное место в истории советского и азербайджанского искусства.

Ссылки

• [www.nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=1566 Статья в биографическом словаре «Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры»]

Отрывок, характеризующий Габибов, Нуреддин Давудович

Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.