Габович, Михаил Маркович

Михаил Габович
Имя при рождении:	Михаил Маркович Габович
Место рождения:	с. Великие Гуляки, Киевская губерния, Российская империя (ныне Фастовский район, Киевская область)
Профессия:	артист балета, балетный педагог, балетмейстер
Театр:	Большой театр
Награды:

Михаи́л Ма́ркович Габо́вич (1905—1965) — советский артист балета, балетмейстер и педагог. Солист Большого театра, народный артист РСФСР (1951), лауреат Сталинских премий (1946, 1950).

Биография

Михаил Габович родился 24 ноября (7 декабря) 1905 года в селе Великие Гуляки (ныне Фастовского района Киевской области), в семье Марка и Марии Габовичей.

В 1924 году окончил Московское хореографическое училище (педагоги А. А. Горский и В. Д. Тихомиров).

По окончанию училища в 1924 году был принят в труппу Большого театра где служил вплоть до 1952 года. Исполнитель главных партий.

В 1925 году участвовал в постановке К. Я. Голейзовским балета С. Н. Василенко «Иосиф прекрасный». Михаил Маркович был в числе временно уволенных, но вскоре восстановленных в штате сторонников Голейзовского, которым руководство труппы не рекомендовало участие в постановках балетмейстера. Член ВКП(б) с 1936 года.

Танец Михаила Габовича называли сильным и мужественным, отличавшимся выразительностью и характерностью жеста, скульптурностью поз.

Михаил Габович был постоянным партнёром Галины Улановой.

В годы Великой Отечественной войны был руководителем филиала Большого театра в Москве.

Оставил сцену из-за травмы.

C 1951 года занимался педагогической деятельностью в Московском хореографическом училище, с 1954 по 1958 год был его художественным руководителем. Среди его учеников Владимир Васильев.

Автор книги «Душой исполненный полет» (1965).

Михаил Маркович Габович скончался 12 июля 1965 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Семья

• Брат — Александр Маркович Габович, актёр и режиссёр Государственного театра имени Е. Вахтангова.
• Жена — Марианна Сергеевна Боголюбская (1919—2013), балерина, заслуженная артистка РСФСР (1951).
  • Сын — солист балета Михаил Михайлович Габович (род. 1948), народный артист РСФСР.

Награды и премии

• народный артист РСФСР (1951)
• Сталинская премия первой степени (1946) — за исполнение партии Принца в балетном спектакле «Золушка» С. С. Прокофьева
• Сталинская премия второй степени (1950) — за исполнение партии Ма Личена в балетном спектакле «Красный мак» Р. М. Глиэра
• два ордена и медали

Творчество

Партии в спектаклях

По году первого выступления:

• 1924 — «Спящая красавица» П. И. Чайковского — Шарман, Дезире, 1930, Голубая птица, 1936
• 1924 — «Лебединое озеро» П. И. Чайковского — Друг Принца, Принц 1932
• 1924 — «Карнавал» К. Сен-Санса — Арлекин
• 1925 — «Эсмеральда»» Ц. Пуни — Раб
• 1927 — «Раймонда» А. К. Глазунова — Бернар, Жан бе Бриен, 1935
• 1927 — «Красный мак» Р. М. Глиэра — Феникс
• 1928 — «Корсар» А. Адана — Раб
• 1929 — «Кармен» Ж. Бизе — Болеро
• 1930 — «Футболист» В. А. Оранского
• 1930 — «Баядерка» Л. Ф. Минкуса — Солор, Индийский танец
• 1931 — «Комедианты» Р. М. Глиэра — Мигуэль
• 1931 — «Дон Кихот» Л. Ф. Минкуса — Базиль
• 1931 — «Испанское каприччио» Н. А. Римского-Корсакова — Эспада
• 1931 — «Руслан и Людмилла» М. И. Глинки — Лезгинка
• 1932 — «Саламбо» А. Ф. Арендса — Мато
• 1932 — «Шопениана» Шопена — Юноша
• 1933 — «Щелкунчик» П. И. Чайковского — Принц Зефир
• 1933 — «Пламя Парижа» Б. В. Асафьева — Антуан
• 1934 — «Жизель» А. Адана — Альберт
• 1936 — «Бахчисарайский фонтан» Б. В. Асафьева — Вацлав
• 1938 — «Конёк-Горбунок» Ц. Пуни — Океан
• 1938 — «Кавказский пленник» Б. В. Асафьева — Владимир
• 1941 — «Тарас Бульба» В. П. Соловьёва-Седого — Андрий
• 1945 — «Золушка» С. С. Прокофьева — Принц
• 1945 — «Князь Игорь» А. П. Бородина — Кумаи
• 1946 — «Ромео и Джульетта» С. С. Прокофьева — Ромео
• 1949 — «Медный всадник» Р. М. Глиэра — Евгений
• 1949 — «Красный мак» Р. М. Глиэра — Ма Ли-чен

Постановки

• В 1942 году на сцене Филиала Большого театра Михаил Габович поставил балет «Дон Кихот» Л.Минкуса (по редакции А. А. Горского, с добавлением танцев К. Я. Голейзовского на музыку В. Желобинского).

В 1952 году совместно с Асафом Мессерером возобновил балет «Спящая красавица» П. И. Чайковского.

Книга о Михаиле Габовиче

[www.ozon.ru/context/detail/id/4285051/ Михаил Габович: Статьи. Воспоминания о М. М. Габовиче] / Редактор-составитель Александр Маркович Габович. — М.: Искусство, 1977. — 238 с. — 25 000 экз.

В Книге «Статьи» Михаила Габовича вступительные статьи написали А. Солодовников и П. Карп. Сборник посвящён творчеству Габовича. В первом разделе книги — теоретические статьи, рецензии, творческие портреты, принадлежащие перу Габовича. Во втором — воспоминания о нём балетмейстеров, композиторов, критиков и друзей. Статьи написали: Ю. И. Слонимский, Галина Уланова, Игорь Моисеев, Асаф Мессерер, Пётр Гусев, Татьяна Вечеслова, Дмитрий Кабалевский, Юрий Григорович, Ольга Лепешинская, Владимир Васильев, Марис Лиепа.
Книга написана в 1977 году, в то время все рецензии и очерки, даже о балете, писались в стиле, который устраивал цензуру, в стиле газеты «Правда». Но, первая статья из книги Габовича, под названием «Что же такое балет?», начинается словами:

«Свою статью мне бы хотелось построить в форме беседы или спора между „судьями“ (некоторые наши критики) и „обвиняемыми“ или „подследственными“ (балетмейстеры и артисты). В ходе этого „судебного разбирательства“ я попытаюсь поставить некоторые вопросы специфики балета, дифференциации его жанров, соотношения пантомимы и танца. Некоторые критики видят в смешении видов искусства главную опасность для балета…»'

'

«Статьи» Михаила Габовича:

«Реализм и условность в балете»

«Горский. Монографический очерк»

«Галина Уланова»

«Асаф Мессерер»

«Вахтанг Чабукиани»

«„Мнимый жених“. Премьера в Ленинградском малом театре»

«Талант и поэзия»

«Первые впечатления. Спектакль французского балета на сцене Большого»

«Американский балет в Москве»

«Искусство английского балета»

«Москва, 1941… Из воспоминаний»

В шестьдесят лет его настиг новый удар, уже непоправимый:смерть подстерегла его за рулём машины. Ей понадобилось лишь мгновение, чтобы остановить сердце навсегда. Понятно стремление друзей запечатлеть человеческий облик Михаила Габовича, рассказать бо этой удивительно цельной натуре, об этом глубоко современном, ищущем, неутомимом художнике. А. В. Солодовников

Сочинения

• Габович М. Поэзией полна жизнь // Советская культура.—1958.—№ 10

Ссылки

• [www.rujen.ru/index.php/ГАБОВИЧ_Михаил_Маркович Габович Михаил Маркович в Российской еврейской энциклопедии]

Отрывок, характеризующий Габович, Михаил Маркович

Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.