Габрелянов, Арам Ашотович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арам Ашотович Габрелянов
Дата рождения:

10 августа 1961(1961-08-10) (62 года)

Место рождения:

Дербент, Дагестанская АССР, СССР

Гражданство:

СССР СССР
Россия Россия

Образование

Московский государственный университет

Компания

ОАО «Ньюс Медиа»

Должность

генеральный директор

Компания

ОАО «Редакция газеты „Известия“»

Должность

председатель совета директоров
президент

Компания

ООО «Балтийская медиагруппа»

Должность

президент

Награды и премии
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Арам Ашотович Габрелянов (10 августа 1961; Дербент, Дагестанская АССР, СССР) — российский журналист и издатель, председатель совета директоров ОАО «Редакция газеты „Известия“», генеральный директор и президент издательского дома «News Media», президент холдинга «Балтийская медиагруппа», создатель таблоида — газеты «Жизнь».





Биография

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Окончил в 1988 году факультет журналистики МГУ по специальности «журналист». Был распределён на работу в Ульяновск, где стал корреспондентом газеты «Ульяновский комсомолец», затем там же работал секретарём.

22 мая 1990 года Ульяновский обком ВЛКСМ переименовал газету «Ульяновский комсомолец» в «Слово молодёжи». Вскоре главным редактором ульяновской молодёжки стал Габрелянов, который сумел поднять тираж газеты с 9000 до 210 000 экземпляров. В 1992 году газета была приватизирована своими сотрудниками во главе с Арамом и ещё раз сменила название на «Симбирские губернские ведомости».

В 1995 году Габрелянов купил в городе Димитровград Ульяновской области газеты «Местное время» и «Скифы», на их базе создав региональный издательский холдинг «Ведомости-Медиа», в который позже вошли газеты Нижнего Новгорода, Самары, Саратова и Волгограда. По данным газеты «Ведомости», Габрелянов также владел газетами «Красноярский комсомолец» и «Час пик» (Санкт-Петербург).

Переезд в Москву

В 1996 году Габрелянов переезжает в Москву и в 1997 году начинает издавать еженедельную газету «Московские ведомости». В 2000 году еженедельник переименован в газету «Жизнь», ставшую известной[кому?] и популярной[где?] благодаря серии скандалов, связанных с публикациями о личной жизни «звёзд» российского шоу-бизнеса. В 2006 году тираж издания превысил 2 млн экземпляров.

В апреле 2001 года Габрелянов вместе с шестью сотрудниками газеты учредил ООО «Издательский дом ,,Жизнь». В 2005 году ушёл с поста генерального директора и главного редактора и в сентябре создал холдинг ОАО «Ньюс Медиа», который сам же и возглавил. В 2006 году Габрелянов объединил в свой холдинг издания, выходившие под брендом «Жизнь» в 50 городах России, продав 50 % −1 акцию за $40 млн совладельцу инвестиционной группы UFG Борису Фёдорову. Осенью того же года учреждён ежедневный таблоид «Твой День». В 2007 году — председатель совета директоров и редакционный директор холдинга, с 2008 года — гендиректор «Ньюс Медиа». В 2008 году UFG продал свой пакет акций холдинга «Ньюс Медиа» некоему «нерыночному фонду технического характера», предположительно «Национальной медиа группе» петербургского бизнесмена Юрия Ковальчука.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3238 дней]

11 марта 2008 года начал работать новый проект Габрелянова — информационно-развлекательный интернет-портал Life.ru. Осень 2009 года вместо Life.ru запущен информационный портал Lifenews.ru, открыт глянцевый таблоид — журнал «Жара», начали работать тематические интернет-порталы LifeSports.ru и LifeShowbiz.ru. В начале марта 2010 года холдинг вновь начал издавать деловую газету «Маркер».

В апреле 2011 года Габрелянов занял пост председателя совета директоров ОАО «Редакция газеты „Известия“», принадлежащей «Национальной медиа группе». Ранее Габрелянов был назначен заместителем генерального директора «Национальной медиа группы»[1]. После назначения Габрелянова, в конце мая 2011 года редакция переехала с Пушкинской площади, где находилась с 1926 года — в офисный центр на территории завода «Дукс» в промзоне САО города Москвы. Переезд был сопряжён с увольнениями большей части сотрудников и наймом новых. Часть журналистов прежнего состава назвала перемены «символическим актом насилия» и пыталась избрать новым главным редактором Сергея Мостовщикова[2], но после выплат выходных пособий конфликт был улажен.[3][4].

19 января 2015 года вступил в должность президента холдинга «Балтийская медиагруппа», которая стала вакантной после смерти 9 января основателя компании Олега Руднова[5][6][7].

Конфликты и скандалы

В 2011 году портал Life News опубликовал снимки[8] со свадьбы депутата Государственной думы от «Справедливой России» Олега Пахолкова, на которых другой депутат-справедливорос Олег Михеев был запечатлён в форме фашистского адмирала Вильгельма Канариса[9][10]. Михеев подал иск к Габрелянову с требованием признать фотографии недействительными, назвал в эфире РЕН ТВ владельца Life News негодяем, а после съёмок между Михеевым и Габреляновым произошла драка[11]. Четыре экспертизы подтвердили подлинность снимков Михеева в фашистской форме, на основании чего суд Михееву в иске отказал. По встречному иску Габрелянова суд обязал Михеева возместить ему моральный вред и опубликовать опровержение своим заявлениям в эфире РЕН ТВ[12][13].

9 апреля 2014 года стало известно о том, что Габрелянов принял решение закрыть украинскую газету «Жизнь» из-за отказа местной редакции публиковать на фоне политического кризиса и «русской весны» пророссийские материалы. В частности украинские журналисты не согласились выпустить присланные из Москвы материалы «Защити нас, Россия», «Россия, помоги» и «Необандеровская диктатура». По словам сына Габрелянова Ашота, являвшегося исполнительным директором News Media, политического конфликта с украинской редакцией у московского руководства холдинга не было, а отказ публиковать материалы сотрудники объясняли возможностью последующего применения к ним санкций властями Украины[14].

14 октября 2015 года депутаты петербургского Законодательного собрания обратились к Владимиру Путину с просьбой не допустить одновременного закрытия старейших городских газет «Вечерний Петербург», «Смена» и «Невское время». Решение о закрытии газет вследствие убыточности, а также увольнениях работников 100ТВ и его закрытии, принял Габрелянов, ставший в 2015 году новым руководителем «Балтийской медиагруппы»[15].

Семья и личная жизнь

Женат, имеет двух сыновей — Артёма (генеральный директор BUBBLE.ru) и Ашота Габреляновых (генеральный директор babo.com, фактически, американский клон lifenews). Ашот постоянно проживает в США, в городе Нью-Йорке, а до сентября 2014 года являлся генеральным директором медиа-ресурса LifeNews[16].

Награды

Напишите отзыв о статье "Габрелянов, Арам Ашотович"

Примечания

Отрывок, характеризующий Габрелянов, Арам Ашотович


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.