Габриадзе, Резо Леванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Реваз Габриадзе
რევაზ გაბრიაძე

Реваз Габриадзе, 2010 год
Род деятельности:

режиссёр кукольного театра, кинорежиссёр, сценарист, драматург

Дата рождения:

29 июня 1936(1936-06-29) (87 лет)

Место рождения:

Кутаиси, Грузия

Гражданство:

Грузия Грузия

Награды и премии:

Реваз (Резо) Леванович Габриадзе (груз. რევაზ გაბრიაძე; род. 29 июня 1936, Кутаиси) — грузинский кинорежиссёр и сценарист, драматург, художник, скульптор. Руководитель театра марионеток имени самого себя.





Биография

Резо Габриадзе родился 29 июня 1936 года в городе Кутаиси (Грузия).

Автор более чем 35 фильмов, среди которых «Не горюй!», «Мимино», «Чудаки», «Кин-дза-дза!», «Необыкновенная выставка» и др.

В 1981 Резо Габриадзе основал Театр Марионеток в Тбилиси. Он автор, режиссёр, художник костюмов следующих постановок: «Альфред и Виолетта» (1982), «Бриллиант маршала де Фантье» (1983), «Осень моей весны» (1986), «Дочь императора Трапезунда» (1989), «Сталинград» (1996), «Рамона» (2012).

В 1990-е годы работал в Швейцарии и Франции, где поставил два драматических спектакля: «Какая грусть — конец аллеи» в Théâtre Vidy-Lausanne и «Кутаиси» в Париже. В этих двух постановках принимали участие знаменитые актеры Театра Питера Брука — Натали Пари, Бакари Сангаре (Bakary Sangaré) и другие.

В 1994 году Резо Габриадзе выступил режиссёром спектакля «Песнь о Волге», который позднее, в Тбилиси, был переименован в «Сталинградскую битву». Это одна из самых ярких его работ, премьера которой состоялась в Дижоне (Франция) в 1996 году.

В 2002 году совместно с Театром Види Лозанн (Швейцария) он вновь вернулся к постановке «Осень моей весны».

Театр Резо Габриадзе гастролирует по всему миру. Он побывал во Франции (5 раз), Великобритании. В США спектакли состоялись в Сан-Диего на фестивале Искусств (1988 год), в Кеннеди Центре в Вашингтоне, в ходе фестиваля в Линкольн-центре (2002 год). Театр был участником фестиваля Сполетто в Чарльстоне, Эдинбургского фестиваля, гастролировал в Швейцарии, Германии, Италии, Австрии, Испании, Норвегии, России (в Москве и Санкт-Петербурге) и так далее.

В 2004 Резо Габриадзе написал и срежиссировал пьесу «Запрещенное рождество, или Доктор и больной» для Танцевального фонда Барышникова в Нью Йорке. Премьера состоялась в Миннеаполисе, позже она прошла в Линкольн-центре и на Фестивале Сполетто в Чарльстоне.

Габриадзе — художник, скульптор и мастер книжной графики. Его работы выставлялись в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Рене, Дижоне. Он был участником выставки в Мюнхене «От Эйзенштейна до Тарковского». Его работы по живописи, графике и скульптуре находятся в многочисленных государственных и частных коллекциях в США, России, Германии, Израиле, Франции и Японии.

Габриадзе является обладателем Государственной премии СССР (1989), премии Руставели (Грузия), Ника, Триумф, Золотая маска (Россия), а также носит звание Кавалера Ордена Литературы и искусств Французской республики.

Творчеству Резо Габриадзе посвящена книга Марины Дмитревской «Театр Резо Габриадзе» (2005 г.)

Сын Резо — Леван — режиссёр рекламы и кино.

Фильмография

Режиссёр

Сценарист

Проза

  • «Кутаиси — город», роман (2002)
  • «Чито ГК—49-54, или Врач и больной», роман (2003)

Памятники

в Петербурге

в Одессе

Награды

Библиография

Напишите отзыв о статье "Габриадзе, Резо Леванович"

Примечания

  1. [museum-literature.odessa.ua/index.php?page=basic&lang=ru&tbl=3&tpl=3&id=58 Скульптурная композиция «Памятник герою одесских анекдотов Рабиновичу»]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Габриадзе, Резо Леванович

– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.