Королевство Гавайи
| Королевство Гавайских островов | |||||||||
| гав. Aupuni Mōʻī o Hawaiʻi англ. Kingdom of the Hawaiian Islands | |||||||||
| Королевство | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
 Гавайские острова | |||||||||
| Столица | Лаайна (до 1845) Гонолулу (после 1845) | ||||||||
| Язык(и) | гавайский, английский | ||||||||
| Религия | Гавайский политеизм | ||||||||
| Денежная единица | Гавайский доллар, Доллар США | ||||||||
| Площадь | 28 337 км² | ||||||||
| Население | 1,217 млн | ||||||||
| Форма правления | монархия: абсолютная (до 1840) | ||||||||
| Династия | Камеамеа (1810—1872) Калакауа (1873—1893) | ||||||||
| Король | |||||||||
| - 1810—1819 | Камеамеа I | ||||||||
| - 1819—1824 | Камеамеа II | ||||||||
| - 1824—1854 | Камеамеа III | ||||||||
| - 1854—1863 | Камеамеа IV | ||||||||
| - 1872—1874 | Луналило | ||||||||
| - 1874—1891 | Калакауа | ||||||||
| - 1891—1893 | Лилиуокалани | ||||||||
| История | |||||||||
| - 1810 | Основал Камеамеа I | ||||||||
| - 1893 | Падение монархии | ||||||||
Королевство Гавайи (гав. Hawaiʻi) — государство, существовавшее на Гавайских островах в XIX веке.
История
В XVIII веке на Гавайских островах существовали четыре полугосударственных объединения. После продолжительных междоусобиц королю Камеамеа I (1758?—1819) удалось в 1810 году при помощи европейского оружия объединить острова и основать династию, которая правила на Гавайях последующие 85 лет.
В XIX веке на островах королевства часто зимовали американские китобойные суда. Гавайи посещали исследователи, торговцы и искатели приключений. К середине столетия в королевстве уже имелись школы, церкви, таверны и торговые предприятия. Была введена письменность. Со временем на Гавайях получила распространение христианская религия в форме протестантизма и католичества, которые сильно подорвали местную культуру и традиции.
Вместе с европейцами на Гавайских островах появились ранее неизвестные островитянам болезни, против которых у них не было иммунитета (свинка, корь и пр.).
В 1815—1816 годах на острове Кауаи попыталась закрепиться Русско-американская компания, которая даже возвела на нём несколько фортов. Однако в 1817 году русская экспедиция, которой командовал Е. И. Шеффер, была изгнана гавайским королём из-за непомерных амбиций её руководителя и интриг американских капитанов[1].
С прибытием в Гавайское королевство в 1820 миссионеров немногочисленное белое население начинает оказывать всё большее влияние на гавайских монархов. В 1826 году в королевстве был введён первый налог — на доходы от торговли и судостроения. В 1840 году белое меньшинство потребовало от Камеамеа III (правил с 1825 по 1854) принятия конституции.
В последующие годы интерес США к королевству возрос и результатом этого стало подписание договора о взаимности (Reciprocity Treaty, 1875), по существу являвшегося соглашением о свободной торговле, гарантировавшим беспошлинный ввоз в США гавайского сахара и предоставлявшим американцам особые экономические привилегии. В 1887 году договор был продлён, и США получили право на строительство военно-морской базы в Пёрл-Харборе.
Последний король Гавайских островов Калакауа (1874—1891) утратил поддержку плантаторов из-за своей расточительности и попыток возродить гавайскую культуру. В 1887 году вооружённые отряды белых принудили его принять новую конституцию, которая получила название «Конституция штыка» (Bayonet Constitution). Она серьёзно ограничивала королевские полномочия и вводила избирательное право для богатых жителей Гавайев, которые, как правило, были американцами и европейцами.
В 1891 на престол вступила королева Лилиуокалани (1836—1917), которая сразу же взяла курс на отмену «Конституции штыка». Она выдвинула проект новой конституции, однако он был отвергнут правительством. Сторонники присоединения Гавайев к США составили против королевы заговор. 17 января 1893 года заговорщики, поддержанные матросами с американского корабля «Бостон», совершили государственный переворот. Правительство США отказалось аннексировать территорию, отметив, что свержение монархии, в ходе которого были использованы американские войска, было совершено вопреки народной воле. Тем не менее, королевство перестало существовать, и на Гавайских островах была введена республиканская форма правления.
Вооружённые силы
Первое время у королевства отсутствовали регулярные вооружённые силы, но постепенно создавалась армия под централизованным управлением. Король мог рассчитывать только на воинов отдельных племен. Вооруженные формирования и флот использовали как традиционные каноэ, так и отдельные европейские элементы вооружения и обмундирования, такие как каски, сделанные из натуральных материалов, а также пушки, мушкеты и, несколько позднее, европейские суда. После смерти короля Камеамеа в 1819 году, его сын уже имел армию в десятки тысяч человек. Это помогло подавить мятеж на Kuamoʻo в 1819 году и восстание на острове Кауаи в 1824 году.
После серий эпидемий вооруженные силы сократились до 500 человек и практически прекратили своё существование. Только в 1870-е годы были сформированы регулярные вооруженные силы по европейскому образцу, основу которых составляла королевская гвардия численностью до 600 человек с 8—14 орудиями. В случае необходимости рассчитывали собирать ополчение. Армия Гавайев была распущена после переворота 1893 года.
Флот королевства несколько раз создавался и расформировывался, но по сути никогда не имел боевого значения.
См. также
Напишите отзыв о статье "Королевство Гавайи"
Примечания
- ↑ [america-xix.org.ru/library/grinev-deutsche/2.html#_ednref64 Гринёв А. В. «Немцы в истории Русской Америки» // Американский ежегодник, 2002. — М., Наука, 2004.]
Литература
- Тумаркин Д. Д. Гавайский народ и американские колонизаторы 1820-1865 гг. / Отв. ред. С. А. Гонионский; Академия наук СССР. Институт этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, Главн. ред. вост. лит., 1971. — 448 с. — Библиогр. : с. 429—441.
- Гринёв А. В. Немцы в истории Русской Америки // Американский ежегодник, 2002. — М.: Наука, 2004. — С. 180-199.
- Britannica[уточнить].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
||||||||
Отрывок, характеризующий Королевство Гавайи
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
