Гавриил V (патриарх Сербский)

Патриарх Гавриил V Патријарх Гаврило V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Печский, митрополит Белградский и Карловацкий, Патриарх Сербский
8 февраля 1938 — 7 мая 1950
Предшественник:	Варнава
Преемник:	Викентий II
Митрополит Черногорско-Приморский
17 ноября 1920 — 8 февраля 1938
Предшественник:	Митрофан (Бан)
Преемник:	Иоанникий (Липовац)
Митрополит Рашско-Призренский
4 декабря 1911 — 17 ноября 1920
Предшественник:	Никифор (Перич)
Преемник:	Михаил (Шиляк)
Имя при рождении:	Джёрдже Дожич
Оригинал имени при рождении:	Ђорђе Дожић
Рождение:	17 мая 1881(1881-05-17) Баня-Вруйци, Черногория
Смерть:	7 мая 1950(1950-05-07) (68 лет) Белград
Патриарх Гавриил V на Викискладе

Патриарх Гавриил V (серб. Патријарх Гаврило V, в миру Джёрдже Дожич, серб. Ђорђе Дожић; 17 мая 1881, Баня-Вруйци, Черногория — 7 мая 1950, Белград) — епископ Сербской православной церкви, архиепископ Печский, митрополит Белградский и Карловацкий, патриарх Сербский.

Биография

Родился 17 мая 1881 года в селе Вруйци, Черногория, недалеко от монастыря Морача, где настоятелем тогда был его дядя Михаил (Дожич).

Окончил начальную школу при монастыре, а затем продолжил учёбу в Белграде. Позднее перебрался в город Ниш, где просил епископа Нишского Никанора (Ружичича) принять его в один из монастырей епархии. Епископ Никанор послал его на послушание в монастырь Липовац под Алексинацем, а затем перевёл его в монастырь Сичево.

26 февраля 1900 года пострижен в монашество с именем Гавриил. На следующий день был рукоположен в сан иеродиакона, а через неделю — в иеромонаха и определён приходским священником.

Ректор Богословско-учительской школы в Призрене Стефан Димитриевич, отметил молодого иеромонаха и помог ему перейти в монастырь Высокие Дечаны и вступить в ряды учеников тамошней богословско-учительской школы.

По окончании школы преподавал в Дечанах, показав себя на этой должности просвещённым и национально-мыслящим работником. Из Дечан иеромонах Гавриил перешёл в монастырь Йошаница под Ягодином.

Просветительский отдел Сербии, созданный для сербских территорий, находящихся под чужой властью, отправил отца Гавриила на работу в сербскую школу в Константинополе.

В 1905 поступил на Богословский факультет Афинского университета, который окончил в 1909 году, защитив докторскую диссертацию.

Как высокообразованный монах был поставлен секретарём Хиландарского монастыря на Афоне, где вызывал уважение, как сербских иноков, так и Протата Святой Горы.

Из Хиландара, уже в сане архимандрита, был вновь переведён в Константинополь, где занял пост сербского представителя при Константинопольской Патриархии, а заодно и управителя сербской школы в Константинополе.

1 декабря 1911 года избран митрополитом Рашско-Призренским. 4 декабря хиротонисан во епископа с возведением в сан митрополита.

После завершения Первой Балканской войны, в ходе которой территория его епархии была освобождена от турок сербами и черногорцами, был переименован в митрополита и архиепископа Печского. В освобождённых краях он начал устраивать духовную жизнь своей паствы в новых условиях, особое внимание уделяя единению сербов и налаживанию церковной жизни.

Начавшаяся в 1914 году Первая мировая война заставила сербские войска и правительство покинуть пределы страны, но митрополит Гавриил остался разделить страдания своей паствы. Оккупанты интернировали его в венгерский город Сегед, где он от страданий и издевательств заболел и был отправлен в черногорский город Улцинь на адриатическом побережье, где пребывал под надзором австрийцев, оккупировавших Черногорию.

После освобождения, митрополит Гавриил участвовал в работе Великой народной скупщины в Подгорице, которая 18 декабря 1918 года приняла решение об объединении Черногории и Сербии. Скупщина выбрала 18 депутатов, которые во главе с владыкой Гавриилом привезли в Белград это решение.

После кончины митрополита Черногорского Митрофана (Бана), Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви 17 ноября 1920 года избрал владыку Гавриила новым митрополитом Черногорско-Приморским.

В 1923 году присутствовал в качестве представителя Сербской Церкви на так называемом «Всеправославном Конгрессе», созванном патриархом Мелетием (Метаксакисом) в Константинополе.

8 февраля 1938 года избран на Сербский патриарший престол, вдовствовавший после внезапной кончина Патриарха Варнавы.

27 марта 1941 года он вместе со всеми Сербскими архиереями энергично выступил против пакта с нацистской Германией, подписанного Югославским правительством Драгиши Цветковича, выступив со своей исторической речью по радио Белграда, в которой остался верен заветам и духу своей Церкви и своего народа.

6 апреля 1941 года без объявления войны Германия напала на Югославию. Утром около 7 часов немецкие бомбы обрушились на Белград и другие сербские города. Бомбы падали в непосредственной близости от входа в Белградский собор и Патриаршего двора. Днём 6 апреля патриарх был вынужден переехать в монастырь Раковица под Белградом, а 7 апреля, вслед за королевским правительством, выехал из Раковицы в монастырь Жича и далее на Страстной седмице в черногорский монастырь Острог. На Пасху патриарх служил во Введенской церкви Острожского монастыря. Отказался покинуть оккупированную Югославию, сказав: «Я остаюсь с моим народом и, что будет ему, то пусть будет и мне».

После недельного пребывания в Верхнем Острожском монастыре патриарх переехал в Нижний монастырь, где был арестован гестаповцами 25 апреля, по наводке одного хорвата, который служил при югославском дворе, а потом перебежал к немцам. Патриарх простоял 6 часов под снегом и дождём в одной мантии на площадке перед монастырскими воротами, пока немцы грабили монастыри. После этого они погрузили награбленное в 6 автомобилей и, взяв патриарха, острожского архимандрита Леонтия и Душана Дожича, племянника патриарха, отвезли их в Сараево. Из Сараево патриарх был переведён в Белград, где с 1 по 5 мая 1941 года провёл в тюрьме бывшего окружного суда на Александровой улице. После немцы перевели его в монастырь Раковицу, а затем в монастырь Войловицу в Панчеве, где содержали вместе со святителем Жичским Николаем (Велимировичем) под сильной стражей. В тюрьме патриарх и епископ Николай отвергли все предложения нацистов о сотрудничестве.

В середине сентября 1944 года патриарх Гавриил и владыка Николай были переведены в концентрационный лагерь Дахау. Потом их переводили из лагеря в лагерь, держали запертыми в подвале одной венской гостиницы во время самой страшной союзнической бомбардировки Вены. Предпринимались попытки по освобождению патриарха и владыки, однако они были безуспешными: инициатор одной из таких попыток, подпоручик четников Вуле Арачич, был тяжело ранен и умер от последствий ранения 30 октября 1944. Свободу патриарх встретил 8 мая 1945 года в местечке Кицбил, в Тироле.

Патриарх Гавриил не мог сразу после освобождения вернуться в отечество, где установился режим Тито. Только 14 ноября 1946 года он смог вернуться в новую Югославию, столкнувшись с ужасающем положением Церкви и её верных чад. Сразу же по прибытии созвал чрезвычайную сессию Священного Архиерейского Собора; также он возглавлял делегацию Сербской православной церкви на юбилейных торжествах по поводу 500-летия автокефалии РПЦ и на совещании предстоятелей и представителей автокефальных православных Церквей, проходивших в Москве 8-17 июля 1948 года.

Скончался 7 мая 1950 года в Белграде. Похоронен у южной стены притвора Михайло-Архангельского кафедрального собора в Белграде близ захоронений князей Милоша и Михаила Обреновичей.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/161343.html ГАВРИИЛ V] // Православная энциклопедия. Том X. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2005. — С. 237. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-016-1
• [svetigora.wordpress.com/2010/08/30/%D0%B2%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D1%81%D0%BF%D0%BE%D1%92%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8-%D1%81%D0%B0%D0%B1%D0%BE%D1%80-%D1%83-%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%80%D1%83/ Великогоспођински сабор у манастиру Морача и спомен упокојења патријарха Гаврила (30. август 2010)]
• [spc.rs/sr/predstavljena_monografija_o_patrijarhu_gavrilu_dozicu Представљена монографија о патријарху Гаврилу Дожићу (13. децембар 2010)]

Отрывок, характеризующий Гавриил V (патриарх Сербский)

– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.