Гаврилова, Александра Ивановна

Александра Гаврилова
Имя при рождении:	Александра Ивановна Гаврилова
Дата рождения:	10 мая 1895(1895-05-10)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	6 апреля 1940(1940-04-06) (44 года)
Место смерти:	Киев, УССР, СССР
Профессия:	артистка балета, балетный педагог
Гражданство:	Российская империя Российская империя→СССР СССР
Годы активности:	1911 - 1940
Театр:	Киевский государственный академический театр оперы и балета

Алекса́ндра Ива́новна Гаври́лова (10 мая 1895, Петербург - 6 апреля1940, Киев) — артистка балета, педагог, одна из ведущих украинских балерин 20-40-х годов.

Биография

Александра Гаврилова родилась 10 мая 1895 года в Петербурге (Российская империя).

Училась в Петербургской балетной студии И.А.Чистякова.

1911-1917 - танцевала на сцене Петербургского Народного Дома.

1917-1940 (по другим данным 1918-1936) - солистка Киевского театра оперы и балета, одновременно - педагог хореографической студии И.А.Чистякова. По другим данным - с 1918 года возглавляла хореографическую студию совместно с И.А.Чистяковым).

Творчество

Партии: Одетта-Одиллия, Китри, Любина Бондаривна ("Пан Канёвский" М.Вериковского), Сванильда, Тао Хоа, Царь-девица и другие. Обширный концертный репертуар.

"Александра Гаврилова по своей выразительности, технической виртуозности была одной из лучших украинских балерин 20-40-х гг."

В Киевской студии И.Чистякова учились ставшие известными со временем артисты украинского балета - А.Бердовский, В.Шехтман, А.Ярыгина.

Литература

1. Балет: Энциклопедия. Гл.ред.Ю.Н.Григорович. М.:Советская энциклопедия, 1981. - С.135.
2. В.Д.Туркевич.Хореографічне мистецтво України у персоналіях: Довідник. Київ: Біографічний інститут НАН України, 1999. - С.59.
3. Ю.Станишевский. Украинский балетный театр. К.: Музична Україна, 2008. - 411 с.

Отрывок, характеризующий Гаврилова, Александра Ивановна

– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.