Гаврилов, Игнатий Гаврилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Игнатий Гаврилович Гаврилов
Дата рождения:

17 (30) марта 1912(1912-03-30)

Место рождения:

деревня Большие Сибы,
Вятская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

4 декабря 1973(1973-12-04) (61 год)

Место смерти:

Ижевск, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Жанр:

драматургия

Награды:
Государственная премия Удмуртской АССР

Игна́тий Гаври́лович Гаври́лов (30 марта 1912, д. Ныши-Какси (Большие Сибы), Вятская губерния — 4 декабря 1973) — удмуртский писатель, публицист, критик, переводчик и общественный деятель.

Член КПСС, депутат Верховного Совета Удмуртской АССР.





Биография

Игнатий Гаврилов родился 17 (30) марта 1912 года в деревне Большие Сибы (ныне Можгинский район Удмуртии) в семье крестьянина-середняка[1]. В 30-х годах женится на Клавдии Кузьминичне Гавриловой.

В 1924 году поступил в Можгинский педагогический техникум и, не окончив его, перешел на театральные курсы, открывшиеся в Ижевске. В 1927 году начал свою литературную деятельность[2].

Работал художественным руководителем Удмуртского драматического театра, учился в Москов­ском государственном институте театральных искусств и ГИТИСее[2]. В последующие годы был заведующим литературной частью в театре, председателем правления Союза писате­лей Удмуртии. В Великую Отечественную войну сражался на фронте[1], после демобилизации из армии работал дирек­тором Удмуртского театра, затем литературным консуль­тантом при Союзе писателей УАССР. И. Г. Гаврилов несколько раз избирался депутатом Верховного Совета Удмуртской АССР. Член Союза писателей СССР с 1934 года.

Пьесой «Шумит река Вала», посвящённой коллективизации удмуртской деревни, был открыт в 1931 году Удмуртский национальный театр в Ижевске. С 1931 по 1932 годы Гаврилов являлся художественным руководителем этого театра, с 1934 по 1938 годы был заведующим литературной частью театра, а в 1948 году — директором[2].

Смерть

Игнатий Гаврилович Гаврилов скончался в Ижевске от тяжелой продолжительной болезни 4 декабря 1973 года.

Звания и награды

  • За активное учас­тие в развитии удмуртской национальной драматургии и театра Гаврилову присвоены звания «Заслуженный деятель ис­кусств Удмуртской АССР» и «Заслуженный деятель искусств РСФСР».
  • В 1968 году за пьесу «Жингрес сизьыл» («Звонкая осень») он совместно с коллективом Удмуртского драмтеатра удостоен звания лауреата Госу­дарственной премии УАССР.
  • Писатель награждён ордена­ми и медалями.

Творчество

В 1927 году в газете «Гудыри» было опубликовано его первое стихотворение «Ой, мемие» («Ой, мама»). В стихах и поэмах И. Гаврилов воспевает становление новой жизни, людей, борющихся за эту жизнь. Его лири­ческий герой тонко чувствует красоту родного края, умеет работать и любить, бороться и переживать. И. Гаврилову близка народная песня. Не случайно многие его стихи стали популярными песнями: «вунонтэм тулыс уй» («В не­забываемую весеннюю ночь»), «Гумы» («Свирель»), «Уй пеймыт вал соку» («Ночь темна была тогда»), «Гожтэт» («Письмо»), «Мон витё тонэ гинэ» («Я буду ждать только тебя») и другие. В историю удмуртской литературы И. Гаврилов вошел прежде всего как драматург. Его пьесой «Вало ор куаше­тэ» («Шумит река Вала») в 1931 году был открыт Удмурт­ский драматический театр.

Им было написано свыше три­дцати пьес о жизни удмуртского народа в разные эпохи. Игнатий Гаврилов переводил классиков русской и европейской драматургии на удмуртский язык: «Борис Годунов», «Ревизор», «Гроза», «Егор Булычов и другие», «Слуга двух господ»[1]. Дореволюционная жизнь стала содержанием пьес «Кезьыт ошмес» («Холодный ключ»), «Анною», «Камит Усманов», «Лымы тодьы» «Снег белый»). Периоды рево­люции и гражданской войны освещены в драмах «Груня Тарасова», «Азию», «Шунды жужаз» («Солнце взошло») и других. Проблемам коллективизации и колхозной жизни посвящены пьесы «Вало ор куашетэ» («Шумит река Ва­ла»), «Дэменлуд» («Общее поле»), «Тулыс нуналъёс» («Весенние дни»). Борьбе молодой интеллигенции за но­вую культуру — «Чагыр синъёс» («Голубые глаза»), «По­этлэн куараез» («Голос поэта»). Пьесы «Кезьыт ошмес» («Холодный ключ»), «Жингрес сизьыл» («Звонкая осень») вошли в золотой фонд удмуртской драматургии. Наиболее значительным произведением в прозе И. Гаврилова является трилогия «Вордиськем палъёсын» («В родных краях», в переводе С. Никитина — «Корни твои»), посвященная проблеме становления удмуртской творческой интеллигенции в 1930-е годы. Автор рассказывает об артистах и журналистах, учителях и редакторах, о жизни в деревне и городе. Главная идея трилогии — ста­новление и победа новых жизненных устоев. Повесть «Кыдёкысь бригадаын» («В дальней бригаде») рассказывает о проблемах и заботах сельских жителей. В мемуарной книге «Тодам ваисько» («Я вспоминаю») писа­тель с теплотой и увлечением пишет о тех, кто вместе с ним формировался и рос, создавал и развивал новую культуру удмуртского народа. И. Гаврилов многое сделал для приобщения удмуртскогo читателя к классической русской поэзии и ­драматургии.

Автор сборника «Стихотворения» (1937), пьес «Шумит река Вала» (1931), «Холодный ключ» (1934), «Герои» (1936), «Портрет» (1936), «Груня Тарасова» (1937)[2], «Голубые глаза» (1940), «Азин» (1940), «Лейтенант Пислегин» (1947, о подвиге Виктора Пислегина), «Аннок» (1954), сказки «Золотое зерно» (1956), комедии «Ясный день» (1956), драмы «Солнце взошло» (1957), романа «В родных краях» (1958—1963), повести «В дальней бригаде» (1970), комедии «Звонкая осень»[1].

Напишите отзыв о статье "Гаврилов, Игнатий Гаврилович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Большая Советская энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 5. Вешин — Газли. 1971. 640 стр., илл.; 38 л. илл. и карт. 1 карта-вкл. (стб. 1853)
  2. 1 2 3 4 Театральная энциклопедия. Гл. ред. С. С. Мокульский. Т. 1 — М.: Советская энциклопедия, А — «Глобус», 1961, 1214 стб. с илл., 12 л. илл. (стб. 1069—1070)

Ссылки

  • Гаврилов Игнатий Гаврилович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [shklyaev.ru/udmliteratura/gavrilov_ig.htm Гаврилов Игнатий Гаврилович]
  • [alibudm.narod.ru/pis/pudm3.html Гаврилов Игнатий Гаврилович (1912—1973)]
  • [www.ural.ru/spec/ency/encyclopaedia-4-449.html Уральская Историческая Энциклопедия — Гаврилов Игнатий Гаврилович]

Отрывок, характеризующий Гаврилов, Игнатий Гаврилович

Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»