Гагарина, Екатерина Петровна
| Екатерина Петровна Гагарина | |
 | |
| Портрет работы Н. Барбье, 1809 год | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Екатерина Соймонова |
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: |
27 февраля 1873 (82 года) |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: | |
Княгиня Екатерина Петровна Гагарина, урождённая Соймонова (25 мая 1790 — 27 февраля 1873) — жена дипломата князя Г. И. Гагарина, дочь статс-секретаря императрицы Екатерины II П. А. Соймонова, внучка историка И. Н. Болтина, сестра писательницы С. П. Свечиной.
Биография
Происхождение
Предки Екатерины Гагариной сыграли значительную роль в русской истории. Её отец, Петр Александрович Соймонов (1737—1800), был сенатором и действительным тайным советником, а мать Екатерина Ивановна (1756—1790) — дочерью генерала Ивана Болтина, известного историка, члена Российской академии. Екатерина родилась 25 мая 1790 году, её назвали в честь императрицы Екатерины II. Вскоре после рождения дочери её мать умерла.
Детство и юность
Детство Екатерины прошло среди раздоров между отцом и бабушкой её по матери, хотевшей взять внучку к себе на воспитании. Дело дошло до Екатерины II, но Императрица не пожелала вмешиваться в семейные дела своего секретаря. Обязанности придворного не мешали Соймонову посвящать достаточно времени дочери. Екатерина получила воспитание в духе своего времени под руководством француженки мадам Ребюфиль. В 1800 году, после смерти отца, Екатерину берет к себе её старшая сестра Софья Свечина. В петербургском доме генерала Свечина проходит её юность.
Замужество
Будучи богатой невестой, Екатерина Николаевна Соймонова в 1809 году выходит замуж за князя Григория Ивановича Гагарина (1782—1837). Первые годы брака были весьма счастливыми. Екатерина вела светский образ жизни, карьера мужа складывалась успешно. Уже в 1811 году он становится статс-секретарем Государственного совета. Семья растет, в 1810 и в 1811 год рождаются сыновья.
Но в 1813 году семейная жизнь дает трещину, супруги расходятся. Причина тому любовная связь князя Григория Гагарина с известной красавицей, фавориткой императора Марией Антоновной Нарышкиной. Тяжело переживая разрыв с мужем , Екатерина ищет выход в религии. Подобно своей знаменитой сестре, Софье Петровне Свечиной, княгиня Гагарина переходит в католичество.
Неосторожная страсть князя Гагарина с Нарышкиной, положила конец его карьере. Император отправил свою фаворитку в путешествие, а статс-секретаря князя Гагарина в отставку.
В 1815 году происходит примирение супругов. После отъезда сестры навсегда в Париж, в 1816 году Екатерина Гагарина с мужем под предлогом поправления здоровья, уезжают за границу. С этого момента почти постоянно, с небольшими перерывами они живут за границей.
Граф Ф. Г. Головкин писал 15 ноября 1816 года во Флоренции[1]
|
…У нас теперь гостят князь и княгиня Гагарины очень милые люди, но которые здесь проездом. Он, до некоторой степени знаменитость. Красавица Нарышкина в него влюбилась, и любовь их была настолько неосторожна, что ей посоветовали отправиться в путешествие, а статс-секретарь получил отставку. Благодаря этому он помирился со своей женой, с которой ради этой страсти расходился, и они теперь казались совершенно счастливыми… Княгиня Гагарина близкая подруга моей племянницы Толстой, и их связывает католицизм. Они находились во главе светских дам, отступивших от православной церкви, и их неосторожный пыл был причиной изгнания иезуитов из России. Здесь, где они свободно поклоняются Римскому Богу, они соблюдают чрезвычайную сдержанность, а в Петербурге они мечтали о мученичестве, как итальянки мечтают о любовнике. | 
|
В 1822 году князь Г. И. Гагарин возвращается на дипломатическую службу, занимая должность посланника в Риме, в 1833—1837 гг. в Мюнхене. Екатерина всё это время неотлучно находится при муже, выполняет обязанности жены дипломата, держит открытый дом. Дом посланника посещали Кипренский, К.Брюллов, Жуковский, А. И. Тургенев, Ф. И. Тютчев. По отзывам современников, Екатерина Гагарина отличалась высокими достоинствами ума и сердца. Жуковский характеризовал её в одном из писем к Д. П. Свербееву[2], как
|
|
…очень замечательную и милую женщину. |
|
В 1837 году Екатерина Павловна Гагарина овдовела. Она переезжает из Мюнхена в Париж к сестре, где салон Свечиной был центром католицизма. После смерти сестры в 1857 году Гагарина возвращается в Россию.
Скончалась княгиня Е. П. Гагарина 27 февраля 1875 года и погребена в Москве, на Введенском кладбище.
Дети
В браке княгиня Гагарина имела пять сыновей:
- Григорий Григорьевич (1810—1883), художник.
- Евгений Григорьевич (1811—1886), статский советник.
- Лев Григорьевич (1818—1872)
- Феофил Григорьевич (1820—1853), один из видных собирателей древних русских и восточных монет, автор ряда публикаций по вопросам нумизматики.
- Александр Григорьевич (1827—1895)
Напишите отзыв о статье "Гагарина, Екатерина Петровна"
Примечания
Отрывок, характеризующий Гагарина, Екатерина Петровна
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
