Гаген, Николай Александрович

Николай Александрович Гаген
генерал-лейтенант Н. А. Гаген
Дата рождения	12 марта 1895(1895-03-12)
Место рождения	пос. Лахта, Санкт-Петербургский уезд, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя
Дата смерти	20 мая 1969(1969-05-20) (74 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1915 — 1917 1919 — 1959
Звание
Командовал	4-й гвардейский стрелковый корпус, 57-я армия, 26-я армия
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии	Других государств:

Николай Александрович Гаген (12 марта 1895, посёлок Лахтинский, ныне Приморский район (Санкт-Петербург) — 20 мая 1969, Москва) — советский военачальник, генерал-лейтенант.

Семья

Предки фамилии Гаген происходили из города Венден (Цесис, в русской летописи Кесь) — это бывший замок Ливонского ордена в 90 километрах от Риги.

Отец будущего генерала — Александр Карлович — родился в России. По окончании Мариинского земельного училища в Саратовской губернии работал учёным управителем в разных губерниях. С 1893 года управлял имением Лахта графа Стенбок-Фермора, затем участвовал в строительстве Сестрорецкого курорта под Петербургом. 7 мая 1893 года Александр Карлович женился на Вере Ивановне Орловой, уроженке Санкт-Петербурга. Она была хорошо образованна, владела французским и немецким языками. Венчание проходило в Каменноостровской церкви по православному обряду, хотя сам Александр Карлович принял православие позже, в 1913 году, после смерти своей старшей дочери Евгении. В 1901 году вся семья перебралась в село Промзино Алатырского уезда Симбирской губернии, где Александр Карлович стал управляющим имением графа Рибопьера.

Всего в семье было трое детей: сын Николай и две дочери: Евгения 1898 года рождения и Зоя 1904 года рождения.

Биография

Родился 12 марта 1895 года в посёлке Лахтинский близ Санкт-Петербурга. Детские и юношеские годы прошли в селе Промзино. Учился в Алатырском реальном училище (1910—1915).

Первая мировая война

С началом Первой мировой войны Николай Александрович бросает училище и записывается в добровольцы. В июне его направили в Казань, в запасной батальон 161-го Александропольского полка, а в августе — в Киев, в школу прапорщиков.

По окончании школы, с 14 января 1916 года был направлен на Западный фронт в район сёл Барановичи и Ляховичи в состав Галицкого полка 5-й пехотной дивизии. В марте получил контузию и острое отравление боевыми газами. В итоге оказался в госпитале в Москве, потом под Самарой. В июле вернулся в полк. В декабре 1916 года он приехал в отпуск уже ротным командиром.

В ноябре 1917 года получил чин штабс-капитан. В условиях разложения царской армии в декабре 1917 года был выбран адъютантом дивизии. В феврале 1918 года Н. А. Гаген попал в плен вместе со штабом дивизии и был направлен в лагерь в Пруссии. Домой вернулся в декабре 1918 года с сильно подорванным здоровьем.

Межвоенный период

После Октябрьского переворота 1917 года перешёл на сторону Советской власти. В РККА с 1919 года. Во время Гражданской войны командовал взводом, ротой, батальоном. Принимал участие в подавлении Петропавловского восстания белоказаков в 1921 году.

12 февраля 1920 года Николай Александрович женился на Елизавете Григорьевне Храмовой.

После войны — командир батальона, преподаватель Саратовской школы комсостава запаса. В 1930—1940 — командир полка, помощник командира стрелковой дивизии, начальник обозно-вещевого снабжения ПриВО, помощник начальника Казанского пехотного училища.

Член КПСС с 1939 года. В июле 1940 года назначен командиром 153-й стрелковой дивизии (в сентябре 1941 года преобразована в 3-ю гвардейскую стрелковую дивизию), расквартированной в Уральском военном округе.

Великая Отечественная война

В середине июня 1941 году был получен приказ, предписывавший всем войскам Уральского военного округа выдвинуться на масштабные учения в Белоруссии. К 22 июня эшелоны с частями 153-й стрелковой дивизии прибыли в Витебск. Прикрывая город с запада, дивизия Гагена (вместе с приданным дивизии тяжёлым артиллерийским полком) занимала полосу обороны в 40 км длиной, ей противостоял 39-й немецкий моторизованный корпус.

После 7-дневных ожесточённых боёв боевые порядки дивизии не были прорваны. Немцы не стали больше связываться с дивизией, обошли её и продолжили наступление. Дивизия мелькнула в сообщении немецкого радио как уничтоженная. Между тем, 153-я стрелковая дивизия, без боеприпасов и горючего, стала пробиваться из кольца. Гаген вывел дивизию из окружения с тяжёлым вооружением.

За проявленную стойкость и героизм во время Ельнинской операции 18 сентября 1941 года приказом Народного Комиссара Обороны № 308 дивизия получила почётное наименование «Гвардейская».

• С 31.01.1942 по 12.09.1942 и с 21.10.1942 по 25.04.1943 — командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса,
• с мая 1943 по октябрь 1944 года — командующий 57-й армией,
• с января 1945 года — 26-й армией.

Войска под руководством Н. А. Гагена участвовали в Синявинской операции (причем генералу второй раз удалось пробиться из окружения с оружием в руках), Сталинградской и Курской битвах, боях на Левобережной и Правобережной Украине, в освобождении Болгарии, в Ясско-Кишинёвской, Белградской, Будапештской, Балатонской и Венской операциях. Участник Парада Победы.

Послевоенный период

В декабре 1945 года Н. А. Гаген назначен командующим 3-м горно-стрелковым Карпатским корпусом.

В 1947 году натянутые отношения с женой совсем разладились и Николай Александрович расторгнул брак и женился на Марии Ивановне Соколовой, медработнике его армии. Этот брак также оказался неудачным, но Николай Александрович любил вторую жену до конца жизни. В феврале 1947 года Н. А. Гагена перевели на Дальний Восток заместителем командующего Приморского военного округа по строевой части. Жили Гагены в городе Ворошилов-Уссурийский, а в 1953 году, когда Николай Александрович назначен заместителем командующего по военным училищам Дальневосточного военного округа, переехали в Хабаровск. Жили скученно: кроме супругов, ещё сестра Марии Ивановны с двумя девочками.

22 июня 1956 года у Марии Ивановны родилась дочка Марина.

С годами здоровье ухудшалось и в январе 1959 года Н. А. Гаген уволен в отставку по болезни с правом ношения военной формы одежды. Этим же приказом министр обороны объявил ему благодарность за долголетнюю и безупречную службу, наградил памятным подарком.

Семья переехала в Москву, получив квартиру в Тушино по Волоколамскому шоссе, 54. В свободное время Николай Александрович гулял с дочкой, ходил в лес, с удовольствием занимался в своём садике-огородике на четырёх сотках.

Здоровье становилось всё хуже, слабело сердце, и 20 мая 1969 года Николай Александрович Гаген ушёл из жизни. Похоронен на Химкинском кладбище.

Звания

• На 22 июня 1941 года — полковник;
• С 9 ноября 1941 года — генерал-майор;
• С 28 апреля 1943 года — генерал-лейтенант.

Награды

• 2 ордена Ленина
• 4 ордена Красного Знамени
• орден Суворова 1-й степени
• 2 ордена Кутузова 1-й степени (27.08.1943, 28.04.1945)
• орден Богдана Хмельницкого 1-й степени
• орден Суворова 2-й степени
• Рыцарь Командор ордена Британской империи (Великобритания)
• медали и иностранные ордена.

Память

Установлен бюст в городе Ельня (автор Фишман П. А.).

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 37—38. — ISBN 5-86090-113-5.
• Вавилон — «Гражданская война в Северной Америке» / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1979. — 654 с. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 2).</span>

Ссылки

• Георгий Стоцкий. [monomax.sisadminov.net/main/view/article/967 Солдат, офицер, генерал]. литературно-краеведческий журнал «Мономах» (2010). Проверено 14 декабря 2011. [www.webcitation.org/66QMw9oDI Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
• [www.hrono.ru/biograf/bio_g/gagen.html Биография Н.А. Гагена]. На сайте «Хронос».
• [www.victory.mil.ru/people/01/01/gagen.html Профиль Н.А. Гагена на сайте]. www.victory.mil.ru. Проверено 14 декабря 2011. [www.webcitation.org/67lzDG1Yg Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Гаген, Николай Александрович

– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.