Запрос «Гага» перенаправляется сюда; о певице см.
Леди Гага.
Гаги (лат. Somateria) — род семейства утиных. Объединяет 3 вида довольно крупных нырковых уток, гнездящихся преимущественно на арктических побережьях и тундре. Все виды имеют характерное строение клюва в форме клина с широким ноготком, занимающим всю вершину надклювья. На боках надклювья имеется глубокая выемка, покрытая перьями.
Большую часть жизни проводят в литоральной части моря, где добывают себе пищу на дне. Превосходные ныряльщики, с помощью крыльев погружаются на глубину до 20 м. Питаются моллюсками, ракообразными и водными беспозвоночными (в том числе насекомыми, дождевыми и многощетинковыми червями). Летают группами низко над поверхностью моря, образуя клин либо вереницу. На берег выходят только на отдых и ради размножения, вглубь материков и больших островов не залетают. Скорость в полёте — около 100 км/ч[1][неавторитетный источник? 3256 дней]. Все три вида распространены на севере России.
Виды
Напишите отзыв о статье "Гаги"
Литература
- В. И. Лысенко. Том 5 — Птицы. Вып. 3 — Гусеобразные // Фауна Украины. — К.: Наукова думка, 1991.
- В. К. Рябицев. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. — С. 88-89. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
- C. Carboneras 1992. Family Anatidae (Ducks, Geese and Swans) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Vol. 1. // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 1992. — ISBN 84-96553-42-6.
Примечания
- ↑ [zooclub.ru/samye/bystrye_pticy_v_mire.shtml Самые быстрые птицы]
Отрывок, характеризующий Гаги
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
