Гаде, Нильс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гаде, Нильс Вильгельм»)
Перейти к: навигация, поиск
Нильс Вильгельм Гаде
Основная информация
Имя при рождении

дат. Niels Wilhelm Gade

Дата рождения

22 февраля 1817(1817-02-22)

Место рождения

Копенгаген

Дата смерти

21 декабря 1890(1890-12-21) (73 года)

Место смерти

Копенгаген

Страна

Дания Дания

Профессии

исполнитель, дирижёр, композитор, педагог

Инструменты

орган, скрипка

Коллективы

Датский Королевский оркестр,</br>Лейпцигский оркестр Гевандхауза

Награды

Нильс Вильгельм Гаде (дат. Niels Wilhelm Gade, 22 февраля 1817, Копенгаген — 21 декабря 1890, там же) — датский органист, скрипач и дирижёр, крупнейший датский композитор XIX века.





Биография

Родился в семье гитарного мастера, и, получив музыкальное образование у композитора Андреаса Берггрена, стал скрипачом в Датском Королевском оркестре, который в 1841 впервые исполнил его увертюру «Отзвуки Оссиана» (дат. Efterklange af Ossian)[1]. Написанная вслед за ней Первая симфония Гаде получила одобрение Мендельсона, исполнившего её в марте 1843 в Лейпциге с оркестром Гевандхауза и пригласившего Гаде вторым дирижёром в оркестр, где последний стал также преподавать в новосозданной консерватории. В свою очередь Гаде дирижировал в 1845 году премьерой скрипичного концерта Мендельсона. После кончины Мендельсона в 1847 Гаде должен был стать его преемником на посту руководителя оркестра, но начавшаяся Датско-прусская война вынудила его вернуться на родину.

В Копенгагене Гаде стал руководителем Копенгагенского музыкального общества, при котором организовал хор и оркестр, и занимал этот пост до своей кончины. Хотя ему не удалось получить пост органиста в Копенгагенском соборе, с 1850 до своей смерти он занимал аналогичную должность в церкви Хольмен. Женившись в 1852 на дочери Иоганна Хартмана, Гаде через некоторое время вместе с последним и Хольгером Паули стал директором Копенгагенской консерватории, в частности, руководя обучением Грига и Нильсена.

Сын композитора Аксель Гаде также стал известным композитором и скрипачом.

Среди произведений Гаде — 8 симфоний, несколько увертюр, концерт для скрипки с оркестром, камерная и балетная музыка, произведения для фортепиано и органа, а также ряд кантат. Работая в русле романтизма, Гаде активно использовал в своём творчестве датский фольклор.

Память

Кантата Гаде «Эльверскуд» (дат. Elverskud) в 2006 вошла в Датский культурный канон.

Роберт Шуман посвятил Нильсу Гаде «Северную песню» (№ 41) из Альбома для юношества (Ор. 68), с последовательностью звуков G-A-D-E.

Напишите отзыв о статье "Гаде, Нильс"

Примечания

  1. [www.kb.dk/da/nb/tema/fokus/ossian.html Ossian-ouverturen af Niels W. Gade]

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гаде, Нильс

«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?