Гаджиев, Магомет Имадутдинович

Магомет Имадутдинович Гаджиев
Период жизни
Дата рождения	20 декабря 1907(1907-12-20)
Место рождения	аул Мегеб, Дагестан, Российская империя
Дата смерти	12 мая 1942(1942-05-12) (34 года)
Место смерти	Баренцево море
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВМФ подводный флот
Годы службы	1925—1942
Звание
Часть	Бригада подводных лодок Северного флота
Командовал	дивизион подводных лодок Северного Флота
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Магомет (Магомед) Имадутди́нович Гаджи́ев (20 декабря 1907, Мегеб, Дагестан, Российская империя — 12 мая 1942, Баренцево море, СССР) — Герой Советского Союза, капитан 2 ранга, командир дивизиона подводных лодок бригады подводных лодок Северного флота. Первый дагестанец, удостоенный звания «Герой Советского Союза».

Биография

Родился в крестьянской семье в даргинском ауле Мегеб Гунибского района Дагестана. Отец, Имадутдин — аварец (по другой версии — даргинец), шапочный мастер; мать, Хурбиче (Хурибича) — лачка из Кумуха. По этой причине, национальную принадлежность Магомета Гаджиева оспаривали аварцы, даргинцы и лакцы. В официальных документах значится как аварец.

Детство прошло в Кумухе. С апреля 1920 по май 1922 года служил в Красной Армии. Воспитанником и телефонистом участвовал в боевых действиях на Северном Кавказе. Затем работал на плодоперерабатывающем заводе.

В 1925 году окончил два курса Дагестанского педагогического техникума.

В военно-морском флоте с 1925 года. Член ВКП(б) с 1930 года.

В 1931 году Гаджиев окончил военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Был направлен на Черноморский флот и назначен командиром боевой части на подводной лодке «А-2». В мае 1932 года был назначен помощником командира на ПЛ «А-4». В 1933 году выполнял обязанности командира подводной лодки «Л-6», а в августе назначен командиром ПЛ «М-9». В 1934 году Гаджиев с ПЛ «М-9» был перебазирован на Дальний Восток. В 1936 году он был назначен командиром ПЛ «Щ-117».

В 1939 году Гаджиев окончил Военно-морскую академию имени К. Е. Ворошилова и с сентября 1939 года был направлен на Северный флот. В октябре 1940 года он был назначен командиром 1-го дивизиона бригады подводных лодок Северного флота.

Великую Отечественную войну Гаджиев встретил на Северном флоте. 30 июля 1941 года ему было присвоено звание капитана 2 ранга. С начала войны Гаджиев участвовал в 12 боевых походах ПЛ дивизиона. На личном боевом счету Гаджиева к лету 1942 года числилось 10 потопленных транспортов противника. Он ввёл в практику подводников потопление транспортов противника из артиллерийских орудий, которыми были оснащены лодки типа К (2 орудия калибра 100 мм и 2 орудия по 45 мм). Кроме того, Гаджиев ввёл в традицию подводников салют из орудия в знак того, что экипаж одержал очередную победу в море.

12 мая 1942 года подводная лодка «К-23», на которой находился Гаджиев, была атакована немецким самолётом и потоплена.

Награды

• Звание Героя Советского Союза было присвоено 23 октября 1942 года посмертно.
• Два ордена Ленина,
• Орден Красного Знамени,
• Медали.

Память

• В честь Героя Советского Союза назван город Гаджиево в Мурманской области.
• Воздвигнут монумент в городе Гаджиево.
• Воздвигнуты памятник в городе Махачкала и бюст в ауле Мегеб.
• Его имя присвоено заводу в Махачкале.
• Его имя носит базовый тральщик БТ-116 «Магомед Гаджиев» Каспийской флотилии.
• Его имя присвоено улицам в городах: Мурманске, Североморске, Полярном, Усть-Каменогорске и Махачкале.
• Его имя присвоено улицам в сёлах Дагестана: Чинаре, Геджухе, Уллутеркеме и др.
• Его именем названа плавучая база подводных лодок.
• Его именем названы школы в: Москве, Каспийске, Избербаше и др.

Интересный факт

• Магомету Гаджиеву приписывают фразу: «Нигде нет такого равенства, какое существует на подводной лодке, где все или побеждают, или погибают».

См. также

• Герои-подводники.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1268 Гаджиев, Магомет Имадутдинович]. Сайт «Герои Страны».
• [www.moidagestan.ru/famous/Gadzhiev_Magomet_Imadutdinovich Гаджиев Магомет Имадутдинович] // Мой Дагестан.

Отрывок, характеризующий Гаджиев, Магомет Имадутдинович

– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.