Гаджинский, Мамед-Гасан Джафаркули оглы

Маммед Гасан Гаджинский азерб. Məmmədhəsən Cəfərqulu oğlu Hacınski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел Азербайджанской Демократической Республики
28 мая 1918 — 6 октября 1918
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Алимардан Топчибашев
Министр финансов Азербайджанской Демократической Республики
6 октября 1918 — декабрь 1918
Предшественник:	Абдул Али-бек Амирджанов
Преемник:	И.Н. Протасов
Министр внутренних дел Азербайджанской Демократической Республики
22 декабря 1919 — 15 февраля 1920
Предшественник:	Насиб-бек Усуббеков
Преемник:	Мустафа-бек Векилов
Председатель Совета Министров Азербайджанской Демократической Республики
30 марта 1920 — 28 апреля 1920
Предшественник:	Насиб-бек Усуббеков
Преемник:	Должность упразднена
Рождение:	3 марта 1875(1875-03-03) Баку, Бакинская губерния
Смерть:	9 февраля 1931(1931-02-09) (55 лет) Тифлис, Грузинская ССР
Партия:	1) Мусават (1911-1920) 2) Коммунистическая партия Азербайджана (с 1920)
Образование:	Петербургский Технологический университет

Маммед Гасан Джафаргулу оглы Гаджинский (азерб. Məmmədhəsən Cəfərqulu oğlu Hacınski; 3 марта 1875 — 9 февраля 1931) — азербайджанский государственный и политический деятель, занимавший посты министра иностранных дел (1918), финансов (1918) и внутренних дел (1919-1920) в правительстве Азербайджанской Демократической Республики.

Биография

Начало деятельности

Родился 3 марта 1875 года в Баку. В 1902 году он окончил Петербургский Технологический университет. Одно время работал инженером в Москве на нефтеперерабатывающем заводе Асадуллаева. Вернувшись в 1908 год в Баку, участвует в строительных работах, в усовершенствовании главного градостроительного плана (автор фон дер Нонне). В 1912 году под редакцией Гаджинского издаётся книга об облагораживании бакинских улиц. В 1913 году возглавлял Бакинское городское управление. Он уделял особое внимание Дворцу Ширваншахов, часто выдвигал предложения о защите и реставрации дворца. По инициативе Гаджинского, О.Абуев и Зивер бек Ахмедбеков провели научно-исследовательскую работу для дальнейшей реставрации. В 1902—1917 был членом Бакинской городской думы. Был одним из основателей Гуммета, общества распространения грамотности среди мусульман «Нешр-Маариф», входил в руководство мусульманского просветительного общества «Ниджат», в Центральный Комитет «Мусульманского благотворительного общества», был одним из первых членов Мусавата. В 1917 году открыл и принял участие в Съезде Кавказских Мусульман, который состоялся в Баку. В мае того же года активно участвовал в московском съезде мусульман. 26-31 октября 1917 на первом съезде партии Мусават стал членом центрального комитета партии.

Первые победы Гаджинского и дипломатические достижения

Работал заместителем комиссара торговли и промышленности Закавказского комиссариата. Будучи мусаватистом, становится членом Закавказского сейма. Входил в делегацию, которая вела переговоры с Османской империей. Принимая участие в Трабзонской конференции, протестовал решение Сейма о прекращении переговоров, оценив это, как попытку нарушения мира, и назвал это невиданной в истории диверсией. Чхенкели, по совету Гаджинского, не прекратил переговоры. Несколько членов делегации включая Гаджинского, остались в Трабзоне. В беседе с Энвером-пашой Гаджинский проанализировал политику, проводимую Османской империей на Южном Кавказе. Благодаря Гаджинскому Османская империя выступила с инициативой мира. В ЗДФСР Гаджинский был министром торговли и промышленности. Был одним из шести главных представителей Закавказского сейма на Батумской конференции.

На Батумской конференции Гаджинский вместе с Расулзаде представлял АДР. Был одним из 26 членов Национального Совета принявших Декларацию Независимости. Маммед Гасан Гаджинский стал первым министром иностранных дел Азербайджанской Демократической Республики. Батумский договор наряду с Расулзаде подписал и Гаджинский. 14 июня 1918 года Гаджинский послал правительству Грузии ноту протеста, где требовал немедленного вывода войск из Борчалинского уезда. Гаджинский предложил правительствам Грузии и Армении создать совместные комиссии для уточнения границ республик Южного Кавказа. Во втором кабинете Гаджинский занимал пост министра иностранных дел. 6 октября 1918 года Гаджинский становится министром финансов. 28 ноября 1918 года он подписывает договор с Горской республикой. Согласно договору АДР выделяет Горской республике беспроцентный кредит в размерах 10 миллионов рублей. В третьем кабинете Гаджинский занмался контролем работы госструктур. Гаджинский был депутатом парламента. Участвовал в Парижской конференции в составе делегации, возглавляемой Топчибашевым. Гаджинский проинформировал участников конференции о борьбе азербайджанцев за независимость, о тяжёлой экономической ситуации, о богатых нефтяных месторождениях АДР.

Гаджинский совместно с Топчибашевым подписали приказ о назначении М.Робинова, гражданина США, на должность финансового консультанта азербайджанской делегации. Гаджинский являлся автором двустороннего договора подписанного с Горской республикой в Париже. Вернувшись с конференции в Баку, он вместе с Усуббековым отправляется в Тифлис с целью подписания мирного договора с Арменией. Согласно приказу Государственного Оборонного Комитета Гаджинский вместе с Хойским и Маммедрза бек Векиловым принимает участие в работе делегации, представлявшей Азербайджан на азербайджано-армянской конференции. В своём выступлении на конференции Гаджинский сказал, что основным препятствием к миру между Азербайджаном и Арменией являются территориальные претензии последней.

Конец жизни

На втором съезде Мусавата Маммед Гасан Гаджинский вновь был избран в члены политкомиссии и ЦК партии. 24 декабря 1919 года портфель министра внутренних дел в новом кабинете Усуббекова отошёл Гаджинскому. 18 февраля 1920 года он становится министром торговли, промышленности и провианта. 30 марта 1920 года после принятия отставки кабинета парламент поручил сформирование правительства Гаджинскому. Гаджинский провёл переговоры с партиями. Он предложил большевикам министерские портфели. Большевики отказались. 22 апреля Гаджинский сообщил Маммед Юсифу Джафарову, временному спикеру парламента, невозможность сформирования правительства. В тот же день Гадждинский покидает Мусават и становится членом компартии Азербайджана. Политический кризис в АДР углубился. После прихода к власти большевиков Гаджинский занимается благоустройством азербайджанских городов. 3 декабря 1930 года по приказу Берия Маммед Гасан Гаджинский был арестован. В тюрьме Гаджинский заболел туберкулёзом. Согласно следственным документам Гаджинский, не выдержав пыток, 9 февраля 1931 года совершил суицид. По другой версии, был зверски убит в Тифлисской тюрьме 8 марта 1931 года.

Похоронен на мусульманском кладбище, расположенном на территории ботанического сада Тбилиси.

Ссылки

• Годжа, Эльшад. Сибирский урок = Sibir dərsi. — Баку.
• Гасымлы, М. ; Гусейнова Е. Министры иностранных дел Азербайджана = Azərbaycanın xarici işlər nazirləri. — Баку.
• Протоколы заседаний мусульманских фракций Закавказского Сейма и Азербайджанского Национального Совета 1918 г. — Баку, 2006
• Азербайджанская Демократическая Республика (1918—1920). Внешняя политика. (Документы и материалы). — Баку, 1998

Литература

Тадеуш Свентоховский, Brian C. Collins. [books.google.com/books?id=yjIZ6ymyNO8C Historical dictionary of Azerbaijan]. — USA: Scarecrow Press, 1999. — С. 58-59. — 145 с. — ISBN 0810835509.

Оригинальный текст (англ.)  

HAJINSKI, MAMMAD HASAN (1875-1931). An engineer by training and one of the founding members of the Himmat Party in 1904. Hajinski was also coeditor of the leftist weekly Takammul (Perfection) that appeared in the years 1907-1907. Following the February 1917 Russian Revolution, Hajinski became the head of the executive committee of the Council of Muslim Public Associations. He was part of the Azeri component of the Transcaucasian delegation of the Trebizond Peace Talks in March 1918, and again at the Batum Peace Conference in May 1918. Following Azerbaijan's declaration of independence from Russia in May 1918, Hajinski became the minister of the interior for the Azerbaijani Democratic Republic. His attempts to preserve Azerbaijan's independence by placating the Bolsheviks led to his dismissal from that post in 1920 and his reassignment as the minister of commerce and industry. The resignation of Nasib bey Yusufbeyli's government in April 1920, gave Hajinksi the opportunity to form a cabinet more acceptable to Moscow and thus avert a Red Army invasion of Azerbaijan. However, his efforts were too late, and on April 28, 1920, the Democratic Republic was overthrown by the Bolsheviks.

Отрывок, характеризующий Гаджинский, Мамед-Гасан Джафаркули оглы

– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.