Гаевский, Виктор Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Павлович Гаевский
Имя при рождении:

Гаевский Виктор Павлович

Место смерти:

Российская империя,

Род деятельности:

Писатель, присяжный поверенный

Язык произведений:

русский

Виктор Павлович Гаевский (18261888) — критик, историк литературы, присяжный поверенный Санкт-Петербургской окружной судебной палаты.



Биография

Родился в 1826 году в дворянской семье. В 1845 году закончил Александровский лицей. Служил в комиссии прошений и министерстве народного просвещения, где отец его, действительный тайный советник Павел Иванович Гаевский (1797—1875), в течение 16 лет (1844—1859) был директором департамента и принимал весьма близкое участие в реформах графа С. С. Уварова.

В конце 1840-х — начале 1850-х годов Гаевский сблизился с литераторами, работавшими в журналах «Библиотека для чтения», «Отечественные записки» и «Современник». С 1849 года Гаевский опубликовал ряд статей, посвящённых истории русской литературы XVIII—XIX веков. Также он выступал в качестве критика и обозревателя современной литературы. Редактор в журналах «Современник» (1850—1853) и «Отечественные записки» (1854—1855).

В конце 1850-х годов на Гаевского был сделан донос, и хотя донос этот оказался несправедливым, но общение Гаевского с Герценым настолько повредило ему, что он вынужден был оставить службу.

В 1859 году Гаевский стал одним из основателей, а позже (в 1875—1876, 1879—1880, 1884 годах) — председателем Общества для пособий нуждающимся литераторам и учёным (Литературного фонда). Гаевским, главным образом, был составлен каталог Пушкинской выставки 1882 года и редактирован отдел лицейских стихотворений Пушкина, в издании Литературного фонда 1887 года. Под редакцией Гаевского и с его примечаниями издано Литературным фондом «Первое собрание писем И. С. Тургенева» (СПб., 1884). В последнем журнале он с 1849 по 1859 год принимал постоянное участие, в критическом отделе; более мелкие рецензии и сообщения его появлялись в «Библиографических Записках» 1861 года и в «С.-Петербургских Ведомостях» 1860-х годов.

По открытии новых судебных учреждений Гаевский поступил в присяжные поверенные округа санкт-петербургской судебной палаты и был одно время членом совета. Скончался 2 марта 1888 года.

Публикации

Гаевский известен как знаток пушкинской эпохи, которой он посвятил ряд статей:

  • «Пушкин в лицее и его лицейские стихотворения» («Современник», 1863);
  • разбор издания сочинений Пушкина, сделанного П. В. Анненковым («Отечественные Записки», 1855);
  • «Библиографические заметки о сочинениях Пушкина и Дельвига» («Отечественные Записки», 1853 г.);
  • «Костров» («Современник», 1850);
  • «Дельвиг» («Современник», 1853—1855);
  • «Заметки для биографии Гоголя» («Современник», 1853);
  • «Сумароков» («Журнал министерства народного просвещения», 1854);
  • «Празднование лицейских годовщин в пушкинское время» («Отечественные Записки», 1861);
  • «О влиянии лицея на творчество Пушкина» (брошюра: «В память пятидесятилетия кончины А. С. Пушкина», СПб., 1887);
  • «Пушкин и Кривцов» («Вестник Европы», 1877);
  • «Перстень Пушкина» («Вестник Европы», 1877);
  • «Заметка о Пушкине» («Вестник Европы», 1877).

Напишите отзыв о статье "Гаевский, Виктор Павлович"

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Гаевский, Виктор Павлович

Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.