Газетная марка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Газе́тные ма́рки — специальные почтовые марки, выпускавшиеся рядом стран для оплаты пересылки газет[1]. Наклеивались на отдельные экземпляры или на упакованные пачки газет, пересылаемые почтой. Гасились обычными календарными почтовыми штемпелями, а также типографским газетным набором (наклеивались на чистые листы бумаги, на которые затем печатались газеты).





Причины появления

Появление газетных марок было обусловлено недовольством газетных издателей. Дело в том, что почта рассматривала доставку газеты как обычное почтовое отправление и требовала не только наклейки на каждую газету бандерольной бумаги, но и оплату доставки маркой. Этот порядок обходился издателям настолько дорого, что они в ряде случаев предпочитали иметь при издательствах собственных разносчиков газет. Выход был найден в 1851 году, когда в Австрии были выпущены первые специальные марки, получившие название газетных[1][2]. Они соответствовали более дешёвому тарифу и продавались только издателям.

История и распространение

Первая такая серия, созданная по эскизу Иозефа Аксманна, состояла из трёх марок синего, жёлтого и розового цветов без обозначения номиналов с изображением головы Меркурия — покровителя торговли. Отсутствие номинала имело преимущество в том, что марки можно было использовать также в Ломбардии и Венеции, где была иная валюта.

Голубым «Меркурием» оплачивался почтовый сбор за пересылку одной газеты, жёлтым — десяти газет и розовым — пятидесяти. Марки мелких номиналов наклеивались прямо на газеты, а крупных — на тюки и гасились обычными почтовыми штемпелями. Довольно быстро выяснилось, что на практике используется почти только один голубой, так как подписчику обычно высылалась лишь одна газета. Почтовая администрация Австрии была вынуждена в связи с этим уже в 1852 году изменить назначение розового «Меркурия» и начала распространять её по номиналу голубого. Через некоторое время подобная же участь постигла и жёлтого «Меркурия». В 1856 году обе эти марки были изъяты из обращения и выпущена новая марка — коричнево-красного цвета — красный «Меркурий». Она имела хождение до 31 декабря 1858 года, после изъятия её из обращения все остатки были сожжены.

В настоящее время газетные марки являются редкостью. Это объясняется тем то, что обычно либо адресат, либо почта вскрывая обёртку, в которую была запакована газета, уничтожали её вместе с погашенными марками. Отдельные газеты с наклеенными марками также по прочтении выбрасывались. Существует много подделок этих марок. Марки первых австрийских выпусков с Меркурием были отпечатаны в следующих количествах:

Название марки Тираж Сохранилось гашёных Из них на обрывках газет Из них на целых газетах
«Синий Меркурий» (6/10 крейцеров)
135 млн
45 тыс.
4526
905
«Жёлтый Меркурий» (6 крейцеров)
720 тыс.
240
24
10
«Розовый Меркурий» (30 крейцеров)
240 тыс.
80
«Красный Меркурий» (6 крейцеров)
120 тыс.
7

Рассказ о редком квартблоке чистых марок «Розовый Меркурий» лёг в основу одноимённой книги чехословацкого писа­теля Франтишека Лангера (1888—1965). Газетные марки в Австрии просуществовали более 100 лет.

В 1865 году в США были выпущены газетные марки огромного размера (51 × 95 мм). Помимо размера, способ гашения этих марок также один из курьёзов в истории филателии. Их штемпелевали кисточкой, которую макали в чернила, при этом сильно страдал рисунок. Изображённые на марках портреты Джорджа Вашингтона, Бенджамина Франклина и Авраама Линкольна едва различимы между чернильными мазками. В 1875 году их изъяли из обращения и заменили марками нормального формата. Газетные марки выпускали США вплоть до 1897 года. Среди них есть марки с очень высоким номиналом, доходящим до 100 долларов.

К чрезвычайно интересным и редким относятся газетные марки, выпущенные в 1918 году в Чехословакии частными издателями газет. Они появились благодаря тому, что официальных газетных марок заново организуемой почты Чехословакии ещё не существовало. В создавшейся ситуации почтовая администрация разрешила частные выпуски марок. Как правило, они содержали очень примитивный рисунок и название газеты. Отдельные издатели газет «печатали» их даже на пишущих машинках. Известны, в частности, марки газет «Národní politika[cs]» и «Našiĕc». Упоминания о них можно найти только в специальных трудах и каталогах.

Так, например, «Монография чехословацких марок», изданная на чешском языке в 1968 году, приводит перечень из 22 различных марок (наклеек), выпущенных редакциями газет. Частные марки были в обращении очень непродолжительное время, так как в том же 1918 году начали выпускать официальные газетные марки, которые действовали вплоть до оккупации страны в 1939 году. Таким образом, Чехословакия относится к немногим странам, где газетные марки оставались в обращении длительное время.

Газетные марки применялись также в Бельгии, Аргентине, Нидерландах, Сербии, Новой Зеландии и некоторых других странах. В России роль газетных марок играли полоски бандерольной бумаги с напечатанной маркой достоинством в одну копейку. Бандероли применялись также в Австралии и других странах.

Последняя газетная марка вышла в 1954 году в той же Австрии, и на ней также запечатлена голова Меркурия[3].

См. также

Напишите отзыв о статье "Газетная марка"

Примечания

  1. 1 2 Кисин Б. [www.stampsportal.ru/nachinayushchemu-filatelistu/2248-1975-12 Марки разного назначения] // Филателия СССР. — 1975. — № 12. — С. 55—56. — (Рубрики: Мир увлечений; Школа начинающего коллекционера). (Проверено 20 марта 2016) [www.webcitation.org/6g9ISpm2x Архивировано] из первоисточника 20 марта 2016.
  2. По информации из голландской статьи nl:Dagbladzegel, фискальные марки сборов с газет появились в Бельгии ещё раньше — в 1848 году.
  3. Новосёлов В. А. [mirmarok.ru/book/gl11_01.htm Глава 11. Почты разные нужны, марки разные важны. Газетные марки]. Знакомство с филателией: Мир филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России. — Электронная книга (просмотр в кодировке Cyrillic (Windows-1251)). Проверено 18 июня 2016. [www.webcitation.org/6iM4wdTig Архивировано из первоисточника 18 июня 2016].

Литература

  • [www.philately.h14.ru/BS/M.html Большой филателистический словарь] / Под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — 320 с. — ISBN 5-256-00175-2. [См. Марки газетные.]
  • Гросс О., Грыжевский К. [www.fmus.ru/article02/gross.html#a6 IV. В калейдоскопе марок. Газетные марки] // [www.fmus.ru/article02/gross.html Путешествия в мир марок] / О. Гросс, К. Грыжевский; Пер. с польск. Ю. М. Соколова с сокр. — М.: Прогресс, 1977. — 50 000 экз. (Проверено 23 июня 2016) [www.webcitation.org/6cwolVVDc Архивировано] из первоисточника 11 ноября 2015.
  • Лангер Ф. [www.philately.h14.ru/langer.htm Розовый Меркурий. О чём рассказали марки.] — М.: Связь, 1969. — 224 с.
  • Михалков А. Газетные марки — что это такое? // Филателия СССР. — 1972. — № 8. — С. 45.
  • [www.philately.h14.ru/FS/G.html Филателистический словарь] / Сост. О. Я. Басин. — М.: Связь, 1968. — 164 с. [См. Газетные марки.]
  • Юринов Б. «Меркурий» цвета киноварь // Филателия. — 1993. — № 7. — С. 64.
  • Kosniowski J. Catalogue of Postal Stationery Newspaper Wrappers. — Stamp Domain, 2010. — 83 p. (англ.) [Каталог газетных марок мира, включая Россию.]

Ссылки

  • Новосёлов В. А. [mirmarok.ru/prim/view_article/227/ Глава 11. Почты разные нужны, марки разные важны. Газетные марки]. Знакомство с филателией: Мир филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (30 октября 2008). — Электронная книга. Проверено 20 октября 2009. [www.webcitation.org/65k0KcGKj Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Газетная марка

К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.