Гаий (Такаов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с именем Гаий.
Архиепископ Гаий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Астраханский и Кавказский
10 февраля 1808 — 20 февраля 1821
Предшественник: Сильвестр (Лебединский)
Преемник: Иона (Василевский)
Епископ Пензенский и Саратовский
4 декабря 1803 — 10 января 1808
Предшественник: епархия учреждена
Преемник: Моисей (Близнецов-Платонов)
Епископ Саратовский и Пензенский
16 октября 1799 — 4 декабря 1803
Предшественник: епархия учреждена
Преемник: Моисей (Богданов-Платонов-Антипов)
Епископ Моздокский,
викарий Астраханской епархии
29 мая 1793 — 16 октября 1799
Преемник: Исаакий (Положенский)
 
Имя при рождении: Гайоз Ректор Такаов
Рождение: 1750(1750)
село Магаро, Сигнахский район,Кахетия
Смерть: 20 февраля 1821(1821-02-20)
Астрахань, Астраханская губерния
Принятие монашества: 1770
Епископская хиротония: 29 мая 1793

Архиепископ Гаий (Гай в миру Гайоз Ректор Такаов или Токаов, груз. გაიოზ რექტორი; 1750 (1746?), село Магаро, Кахети — 20 февраля 1821, Астрахань) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Астраханский и Кавказский.



Биография

По происхождению грузин, родился в 1750 году в селе Магаро. Провел молодость при Дворе Грузинского царя Ираклия II (1720–1798), в присутствии которого в 1770 году в Тифлисе был пострижен в монашество католикосом Грузии Антонием I (1720–1788).

22-х лет, уже будучи монахом, Гаий приехал в Россию с Грузинским католикосом Антонием I и в течение 5 лет обучался русскому и древним языкам в Александровской семинарии.

По возвращении в Грузию он устроил там училище для обучения грузин русскому языку и получил сан архимандрита.

У себя на родине Гаий считался знатоком русского языка, но на самом деле обучение в русской семинарии принесло ему мало пользы: он «плохо владел русской речью». На людей, видевших его в первый раз, он производил благоприятное впечатление. «Видна в нем политика и сведение света, — записал про Гаия в свой дневник наблюдательный протоиерей Г. А. Скопин, — также довольно и ум промелькивает; из чего заключить должно, что он учился довольно».

В 1784 году Гаий был вызван в Россию и состоял при Екатеринославском архиепископе Амвросии Серебренникове, заведовавшем церковными делами в Новороссии и во время второй турецкой войны управлявшем духовенством в занятых русскими войсками Придунайских княжествах.

29 мая 1793 годах он был хиротонисан во епископа Моздокского, викария Астраханской епархии. Целью учреждения викариатства было просвещение христианством инородцев, живших вблизи Кавказской линии. О деятельности Гаия в этом направлений «не имеется никаких сведений». При нём в пределах викариатства число церквей почти удвоилось. Гаий хлопотал об отводе земли для архиерейского дома и под монастыри мужеский и женский, которые ему велено было устроить. Он построил в Моздоке дом и монастыри: Преображенский мужеский и Успенский женский. Преображенский монастырь был, впрочем, окружён плетнем и имел 4 человека братии.

В 1798 году опубликован его перевод на осетинский язык «Начального учения человеком, хотящим учитися книг Божественного Писания» — первого издания на осетинском языке.

В 1799 году викариатство было упразднено; уничтожены были и монастыри, как «не вполне устроенные и требовавшие значительной суммы для своего устройства от казны».

16 октября 1799 году Гаий был переведён во вновь учрежденную Саратовскую епархию с титулом «Саратовского и Пензенского». За неимением в Саратове помещения для архиерея Гаий поселился в Пензе, где было много свободных зданий, оставшихся от присутственных мест упраздненной Павлом I Пензенской губернии. Гаий так и остался в Пензе и, после учреждения в 1801 году Пензенской губернии, 4 декабря 1803 года получил титул «Пензенского и Саратовского».

В Пензе Гаию пришлось устраивать семинарию и руководить ею в первое, самое трудное время её существования. Но Гаий вообще не чужд был восточной лени: «мало занимавшийся делами епархии, он еще менее оказывал влияния на семинарские дела»; поставив во главе семинарского управления доверенных людей, привезённых им из Моздока, он свалил на них все семинарские дела и даже от важнейших распоряжений по семинарии уклонялся иногда под самыми наивными предлогами. По выражению Троицкого, Гаий являлся в семинарию лишь «в качестве почетного гостя с пышной торжественностью, которою он любил обставлять и своё служение, и свои выезды».

Одно время Гаия прочили на проектированную тогда Телаво-Кахетинскую епархию, и с этой целью он в 1805 году был вызван в Санкт-Петербург, но это предположение почему-то было оставлено.

Величественный и окруженный пышностью Гаий не был высокомерен. Приветливый и радушный, он был душой провинциального общества, которое он кормил и поил на славу. В торжественных случаях у архиерея шел трехдневный пир не только для почетных лиц, но и для всего городского духовенства. Семинарская корпорация запросто угощалась у него и в праздники, и в будни. При проезде через Астрахань из Моздока он и в чужой семинарии после «сказанных ему приветствий» тотчас расщедрился и «подарил на бурсаков сто рублей и на учителей сто же рублей». Радушие его не было напускным; он на самом деле был добр и в случае нужды оказывал подчиненным самую деятельную и участливую поддержку. В Пензенской семинарии «царили большие непорядки», но члены семинарской корпораций, наравне со всей паствой Гаия, не могли нахвалиться щедрым и ласковым архиереем. Его перевод в Астрахань вызвал общее сожаление в Пензенско-Саратовской епархии. В Саратове отъезжавшего Гаия «купцы провожали до первой станции» и, согласно со вкусами владыки, «там делали обед».

10 января 1808 года Гаий был переведён в Астрахань с возведением в сан архиепископа.

Его общительность и хлебосольство и здесь покорили ему все сердца. От Астраханских богачей с известным греком Варваци во главе потекли щедрые пожертвования на нужды Церкви. Один Варваци пожертвовал 100000 руб. На эти пожертвования кафедральный собор был отделан внутри и снаружи, стены были расписаны под мрамор, были сделаны серебряные царские врата, богатые ризы на местные иконы и был слит невиданный в Астрахани колокол в 1150 пудов.

Умер 20 февраля 1821 года и был погребён в Астраханском кафедральном соборе.

Напишите отзыв о статье "Гаий (Такаов)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гаий (Такаов)

– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Гаий_(Такаов)&oldid=77361117»