Гаиом
| Оригинальное название |
«ивр. היום» |
|---|---|
|
| |
| Редактор |
Л. Кантор |
| Основана |
1886 |
| Прекращение публикаций |
1888 |
| Язык | |
| Главный офис | |
«Гаиом» (Ха-йом, «Сегодня») — первая ежедневная газета на древнееврейском языке, которая выходила в столице Российской империи городе Санкт-Петербурге с февраля 1886 до начала 1888 года под редакцией Льва Осиповича Кантора и при активном участии Д. Фришмана, А. Розенфельда и Л. Каценельсона[1].
По словам историка литературы С. Л. Цинберга, появление «Гаиом» вызвало в еврейских кругах большую сенсацию, так как до того времени считали немыслимым издавать на «священном», но мертвом языке ежедневный орган, отзывающийся на злободневные вопросы. Преодолев в этом отношении много трудностей, издание значительно способствовало расширению и упрощению древнееврейского языка, а также развитию еврейской литературы, приблизив её к запросам текущей жизни[1].
Благодаря богатому и разнообразному содержанию «Гаиом» пользовалась большим успехом; при прекрасном информационном отделе ежедневник и в литературном отношении был поставлен хорошо[1].
В фельетонном отделе принимали участие лучшие еврейские литературные силы столицы того времени: сам редактор (под псевдонимами «Менахем-Ов» и «Окец»), С. Абрамович, Д. Фришман (Othiot-Porchoth, «Летучие заметки»), Буки бен-Иогли (Michtabim mi-Kirjath Raab — «Письма из Голодаевки») и др. Большим успехом также пользовались научно-популярные работы доктора медицины Л. И. Каценельсона — «Mischnath Jehuda ha-Rofe» и «Remach Ebarim»[1].
В 1887 году при газете «Гаиом» выходил ежемесячный журнал «Ben-Ami»[2]. После превращения еженедельников «Гамелиц» и «Гацефира» в ежедневные издания «Гаиом» не выдержал конкуренции и, за недостатком средств, вынужден был закрыться[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Гаиом"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Цинберг С. Л. Гаиом, петербургская газета // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- ↑ Ben-ami // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
Отрывок, характеризующий Гаиом
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
