Гайдек, Карл Вильгельм

Карл Вильгельм фон Гайдек нем. Carl Wilhelm Freiherr von Heideck<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Регентского совета Греции
6 февраля 1833 года — 1 июня 1835 года
Соправитель:	Йозеф Людвиг фон Армансперг (председатель совета) Георг Людвиг фон Маурер Эгид фон Кобель
Монарх:	Оттон I
Предшественник:	монархия учреждена
Преемник:	регентство прекращено
Рождение:	6 декабря 1788(1788-12-06) Сарральбе, Мозель (департамент)
Смерть:	21 февраля 1861(1861-02-21) (72 года) Мюнхен
Военная служба
Годы службы:	1805-1844
Принадлежность:	Бавария Бавария Греция Греция
Род войск:	артиллерия
Звание:	генерал-майор генерал
Сражения:	Война четвёртой коалиции, Война пятой коалиции, Война на Пиренейском полуострове, Война шестой коалиции, Греческая революция

Карл Вильгельм фон Гайдек, иначе Гайдеккер (нем. Carl Wilhelm Freiherr von Heideck, genannt Heidegger, 1788—1861 — немецкий художник, баварский генерал-майор, член греческого регентства.

Биография

Родился 6 декабря 1788 года в Сарральбе в Мозельском департаменте во Франции, где его отец нёс гарнизонную службу. В 1799 году, ещё одиннадцатилетним, Гайдек обнаружил в себе страсть к рисованию и отец отправил его в художественную школу в Цвайбрюккен. Проходя с 1801 года обучение в Мюнхенском кадетском корпусе, Гайдек не оставил занятия живописью и продолжал совершенствоваться в своих занятиях. В 1805 году по окончании курса наук в кадетском корпусе Гайдек вступил в баварскую армию поручиком артиллерии.

В 1806 и 1807 годах Гайдек участвовал в походе в Пруссию и Силезию. В кампании 1809 года против Австрии, находясь в Генеральном штабе маршала Лефевра, сражался при Абенсберге, Экмюле и Регенсбурге, отличился при переправе через Инн при Вассербурге и потом два раза сопровождал баварские войска в Тироль.

С 1810 по 1813 год он на стороне Франции участвовал в войнах на Пиренейском полуострове, сражался при Торрес-Ведрасе, и часто употребляем был для важных командировок. В 1813 году он возвратился в Мюнхен, и при Ганау в первый раз сражался против французов. 25 декабря 1813 года он взял врасплох французский форт Бламоне, и по вступлении союзников в Париж был произведён в майоры. Во время Венского конгресса Гайдек был в составе баварской делегации и принимал участие во многих заседаниях, а затем он был членом комиссии по определению границы между Австрией и Баварией.

В конце 1826 года, Гайдек, в чине подполковника, с позволения своего короля, отправился в Грецию, для образования там регулярного войска. В Греции он пробыл до 1829 года, занимаясь распределением и раздачей сумм, присланных от друзей Греции, учреждением госпиталей и военных училищ и прочими организационными делами. В 1827 году Гайдек сопутствовал полковнику Гордону в неудачных экспедициях против Саламина и Афин.

В 1829 году, для поправления расстроенного здоровья, Гайдек отправился в Рим. Перед отъездом его туда греческий национальный конгресс поднёс ему благодарственный адрес и патент на чин греческого генерала. Король баварский, посещавший в 1830 году Рим, взял Гайдека с собой в Мюнхен, произвёл его в генерал-майоры и сделал членом регентства в Греции. 6 февраля 1833 года Гайдек находился в свите греческого короля Оттона при торжественном его вступлении в Навплию, но после совершеннолетия короля снова оставил Грецию.

В 1844 году Гайдеку был дан баронский титул и чин генерал-лейтенанта баварской службы, после этого он практический сошёл с политической сцены и с 1850 года являлся лишь консультантом военного министерства Баварии.

Скончался Гайдек 21 февраля 1861 года в Мюнхене.

Посвятив всю свою жизнь военной службе Гайдек также не оставлял и занятия живописью. Более всего известны его пасторальные картины из быта баварской деревни и пейзажи, написанные им с натуры в Греции. Большинство его работ были приобретены баварской королевской семьёй и ныне находятся в коллекциях мюнхенских и берлинских музеев.

Источники

• Военный энциклопедический лексикон. 2-е изд. — Т. IV. — СПб., 1853.
• Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 11. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1880. — S. 295.

Отрывок, характеризующий Гайдек, Карл Вильгельм

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.