Гайдуки Котовского

Гайдуки Котовского
рум. Haiducii lui Cotovschi
Идеология:	анархо-коммунизм
Лидеры:	Ион Ветрилэ
Дата формирования:	1939
Дата роспуска:	23 января 1941
Противники:	Силы, подконтрольные Правительству Румынии Железная гвардия
Количество членов:	25 в сентябре 1940 69 в январе 1941
Участие в конфликтах:	Мятеж 1941 года в Румынии

Гайдуки Котовского (рум. Haiducii lui Cotovschi) — румынская революционная организация анархо-коммунистического толка, действовавшая в Бухаресте с 1939 по 1941 гг. Носила название в честь Григория Котовского.

Создание

Организация была создана в 1939 г. Ионом Ветрилэ в период вооруженного противостояния королевского правительства и легионеров «Легиона Св. Михаила Архангела». Структура организации формировались по классической схеме — пятерками. Целью было провозглашено разворачивание в Румынии революционной партизанской войны, как в сельских районах, так и в городах.

Деятельность организации

К сентябрю 1940 г. подпольная организация имела центральную пятерку, две дочерние пятерки и три тройки, то есть насчитывала 25 человек. Всем её членам, включая Иона Ветрилэ, было по 14—17 лет.

Во время сентябрьского кризиса, окончившегося падением правительства короля Кароля II, гайдуки добывают оружие и организация начинает партизанскую войну.

К ноябрю 1940 г. «Гайдуки Котовского» проводят от 18 до 22 боевых операций. В декабре 1940 г. — 20. Основными целями является уничтожение живой силы противника (как легионеров, так и солдат правительственной армии и жандармов) и уничтожение материальной базы «Легиона Св. Михаила Архангела» (сожжен склад пропагандистской литературы).

Эти операции планируются самим 16-летним Ионом Ветрилэ, не имевшим военного образования. При этом гайдуки умело используют конспирацию, выдавая себя или за легионеров или за правительственные силы, оставаясь таким образом неизвестными даже для тайной полиции.

Уничтожение организации

10 ноября 1940 г. в Румынии происходит крупное землетрясение. В результате чего 8 членов организации гибнет, 2 — становятся инвалидами.

Однако к январю 1941 г. «Гайдуки Котовского» насчитывают 9 полных пятерок и 8 неполных — 69 человек. 21 января начинается мятеж легионеров против правительства Антонеску. 22 января «Гайдуки Котовского» нападают и, потеряв 4-х человек, берут штурмом один из районных комиссариатов Бухареста, где вооружаются.

Получив известие о нападении легионеров на еврейские кварталы, Ион Ветрилэ принимает решение разделиться на две группы. Большая часть гайдуков направлена на защиту еврейских кварталов, меньшая, под руководством самого Ветрилэ — на захват оружейного склада легионеров.

В ночь с 22 на 23 января 1941 г. обе группы были уничтожены. Захватив склад с вооружением, группа Иона Ветрилэ (9 человек) была окружена 350 легионерами и после продолжительного боя уничтожена; группа посланная на защиту еврейских кварталов (40 человек) была уничтожена в ночном бою во время еврейского погрома.

Гибель Ветрилэ

После боя раненого в обе ноги Ветрилэ и его товарища, раненого в грудь и голову, отвозят на городскую бойню, куда сгоняют и евреев — рубить и сдирать живьем кожу. Там партизан подвешивают на крюки для туш за ребра и пытают, выжигая на спинах имена знаменитых коммунистов и анархистов: «Маркс» и «Бакунин». Добивая умиравшего Иона Ветрилэ, легионеры выстрелили ему в голову.

Ссылки

• Александр Тарасов. [saint-juste.narod.ru/vetr.htm «Ветрилэ — SI, Кодряну — NO!»]

Отрывок, характеризующий Гайдуки Котовского

Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.