Гайна (полководец)

Гайна

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Га́йна, или Гайна́с (др.-греч. Γαϊνᾶ, Γαΐνης, Γαϊνᾶς; ? — 401) — византийский полководец, военный магистр IV век — V века.

Гайна — гот или скиф по происхождению, стал римским подданным и поступил на воинскую службу к императору Западной Римской империи. Гайна быстро достиг высших должностей и стал предводителем Римской пехоты и конницы. На высшие командные должности Гайна назначал готов, и по этой причине пользовался поддержкой в войске. В это время шло соперничество между Флавием Стилихоном — фактическим правителем Западной Римской империи при Гонории и Флавием Руфином — преторианским префектом Феодосия Великого в Константинополе, опекуном при его сыне Аркадии. Руфин стремился стать императором в Восточной Римской империи, а Стилихон стремился убить Руфина и подчинить себе Восточную Римскую империю. Для осуществления своей цели Стилихон уговаривает императора Гонория послать войско в помощь своему брату Аркадию для защиты от страданий людей на Востоке. 27 ноября 395 года было послано войско, во главе которого был Гайна. Гайна с войнами прибыл в Константинополь. Но император Аркадий по совету Руфина решил принять воинов за городом. Во время речи Аркадия Гайна со своими войнами лежали ниц, в знак почтения к василевсу. После окончания речи императора по сигналу Гайны воины вскочили, окружили Руфина и поразили его своими мечами. Один отсек его правую руку, другой — левую, а кто-то ещё обезглавил тело. Воины разошлись, напевая победный пэан, насмехались и издевались над поверженным Руфином. Воины Гайны взяли отрубленную голову, вложили ей в рот камень и носили, воткнув на копьё; они носили и кисти рук Руфина, обошли вокруг Константинополя, приговаривая: «Дайте ненасытному!», требуя от каждого жителя, чтобы они заплатили деньги за свое избавление от тирана Руфина. Жители охотно давали деньги за это зрелище и воины собрали крупную сумму денег.

После этого убийства власть при дворе в Константинополе переходит к фавориту императора Византии Аркадия, евнуху Евтропию. Гайна остался в столице на должности военного магистра. Зосим пишет о том, что Гайна не обладал ни честью, ни деловыми качествами, но имел ненасытность к взяткам; Гайну особенно возмущало то, что все деньги стекались к Евтропию.

Феодорит Кирский сообщает о следующем — Гайна был арианином и просил императора Аркадия отдать для молитвенных собраний готам-арианам один из православных храмов в столице. Император за советом обратился к Иоанну Златоусту. Святитель дал следующий ответ василевсу: : «Не делай такого обещания, Государь, не приказывай отдавать святая псам (Мф. 7:6). Я не допущу, чтобы исповедующие и прославляющие Бога-Слово, выведены были из божественного храма и сдали его хулителям Христа. Да не бойся этого варвара, Государь, но, призвав обоих нас — меня и его, спокойно слушай, что будет говорено. Я обуздаю его язык и заставлю не требовать того, чего не следует отдавать». На следующий день император пригласил к себе Иоанна и Гайну. Златоуст объяснил готу, что для него открыт любой храм; и напомнил ему кем он был раньше и как он жил раньше. Впоследствии Златоуст в качестве посла императора ездил к Гайне в Фракию. Гайна встретил его, приложил руку его к своим очам, а детей наклонил к священным его коленам.

Гайна стремится к власти и для этого заключает тайный союз, его союзником стал его же соотечественник — гот и римский тысяченачальник (хилиарх) Требигильд, командовавший по указу императора варварскими войсками, стоявшими во Фригии.

Трибигильд покинул Константинополь, делая вид, что направляется во Фригию, чтобы сделать смотр перед своими войсками. Когда же Требигильд принял командование над ними, он начал убивать мужчин, женщин и детей, и грабя всё на своем пути. Трибигильд разорил Лидию, собрал огромное войско и вся Азия оказалась в серьезной опасности. Император Аркадий передал контроль над всем государством Евтропию, а последний назначил Гайну и Льва полководцами. Лев отправился в Азию, чтобы напасть на войско Требигильда, а войско Гайны должно было встретить врагов во Фракии и на Геллеспонте. Лев не имел военного опыта, а был лишь другом Евтропия.

Гайна, который был в тайном союзе с Трибигильдом, отдал приказ Трибигильду вести его войско к Геллеспонту, а своё войско повёл к Константинополю. Трибигильд решил не идти к Геллеспонту из страха поражения, а отправился грабить Писидию. Гайна со своим войском опустошил окрестности столицы, понёс значительные потери и отступил. Во время военных событий Гайна делал вид, что он активно воюет с Трибигильдом; но на самом деле Гайна помогал постоянно Гайна Трибигильду, каждый раз спасая его армию от разгрома. Гайна постоянно хвалился своими успехами перед императором, а также терроризировал сенат и весь двор своими угрозами, что Трибигильд нападет на область Геллеспонта и разорит всё, если только император серьезно не задумается над требованиями врага.

План Гайны состоял в том, чтобы скрыть свои собственные намерения, он хотел достичь своих целей путем уступок Трибигильду. Находясь в действующей армии, Гайна решил уничтожить Евтропия руками василевса. Для этой цели он посылает к императору письмо, в котором пишет о том, что он не может победить сильного противника Трибигильда из-за того, что ему мешает Евтропий — виновник всех бедствий. Поддавшись уговорам Гайны, император арестовывает Евтропия и ссылает его на Кипр. Гайна настаивает на том, что пока Евтропий не будет устранен с пути, то Трибигильд не уступит в переговорах. Аркадий привозит Евтропия с Кипра, отправляет его в Халкидон, а затем евнуха Евтропия убивают. Император наконец понимает, что Гайна действует в союзе с Трибигильдом, но василевс бессилен и вынужден идти на постоянные уступки по отношению к Гайне.

В итоге готы двумя корпусами — Гайна на Вифинию, Трибигильд — на Геллеспонт, идут в наступление, грабя всё на своем пути. После того как Гайна взял Халкидон, а Трибигильд — окрестности Лампсака, Константинополь и вся Восточная Римская империя оказались в большой опасности. Гайна требует к себе императора для переговоров. Аркадий решил заключить политический и военный союз с Гайной, император изъявил свою готовность служить Гайне словом и делом. Гайна потребовал в заложники двух первейших сенаторов, облеченных в консульское достоинство, Сатурнина и Аврелиана. Император отдал двух ипатов Гайне. Ипаты Сатурнин и Аврелиан были переданы Гайне далеко за Халкидоном в месте, называемом ипподром. В самом Халкидоне Аркадий и Гайна встречаются, идут вместе в церковь, где лежат мощи великомученицы Евфимии, и в храме дают друг другу клятву, что не будут злоумышлять один против другого. В Халкидоне василевс и Гайна договорились о том, что Гайна и Трибигильд беспрепятственно переправятся из Азии в Европу. Гайна вступает со своими воинами в Константинополь, в столице он внедрил своих людей повсюду так, что в городе не было даже дворцовой охраны, а также тайно приказал своим воинам: когда они увидят, что воины императора покинули город, немедленно захватить его, пока он пребывает беззащитным, и передать ему высшую власть над городом. Для поправления пошатнувшегося здоровья Гайна покидает столицу. Во время его отсутствия в городе поднимается восстание, местные жители вместе с воинами императора вырезают воинов Гайны. Более семи тысяч воинов Гайны нашли убежище, спрятавшись в христианской церкви около дворца. По приказу императора крышу церкви над алтарём разбирают, а затем сверху на людей кидают горящие головешки, в результате чего их всех сжигают, и в итоге освобождают столицу. Гайна с оставшимися воинами по дороге во Фракию обнаружил, что города охраняются воинами императора и местными жителями и защищены стенами. За стенами города ничего не осталось, кроме травы, всё продовольствие, животные и снаряжение были перемещены жителями за стены городов. Гайна решил покинуть Фракию и направиться в Херсонес Фракийский, чтобы перейти через Геллеспонт снова в Азию. Сенат и император выбрали язычника Фравитту полководцем в войне против Гайны. Фравитта начал чинить препятствия Гайне и предотвратил его переход через Геллеспонт в Азию. Гайна проложил себе выход в Херсонес Фракийский через Длинную Стену и расставил своих варваров вдоль Фракийских вершин от Пария (Parium) до Лампсака, Абидоса и проливов. Фравитта плавал вдоль побережья Азии, днем и ночью следя за передвижениями войска Гайны. Гайна с воинами из-за нехватки продовольствия, начали вытесывать бревна из херсонесского леса, которые они скрепляли очень тщательно для того, чтобы лодки, сделанные из них, могли выдержать людей и лошадей. На собранные плоты Гайна погрузил людей с их лошадьми, чтобы перевезти их вниз по течению. Фравитта начал свою атаку против Гайны, имея преимущество перед врагом. Его превосходство заключалось в корабле с бронзовым носом. Фравитта таранил плоты и потопил много противников. Гайна немного отклонился от курса в Херсонес Фракийский и вошел во внутреннюю Фракию. Фравитта не стал преследовать Гайну, на решил восстановить силы своего войска. Император принял Фравитту и даровал ему должность консула. Гайна вернулся с оставшимися воинами к Дунаю, где обнаружил Фракию разграбленной после предыдущих набегов на неё. Он так и оставил всю страну опустошенной, как было до него. Ему было страшно, что другая римская армия могла последовать за ним и атаковать оставшихся у него людей; он также подозревал, что римляне могли все же его сопровождать. Подозревая что его могут преследовать Гайна решил убить всех римлян, пока они не опередили его намерение. После этого Гайна пересёк Дунай, намереваясь попасть и свою страну и провести там остаток жизни. Удьдис, вождь гуннов решил порадовать Римского императора, прогнал Гайну и подготовился встретить его в битве. Армии готов и гуннов много раз вступали в бой, было несколько сражений между противоборствующими сторонами. Готы потерпели поражение, Гайна был убит в битве. Ульдис, вождь гуннов, приказал отрубить голову мёртвому Гайне, засолил её, и послал голову императору в Константинополь, за что был награждён.

Ссылки

• Д. Н. Беликов, [commons.wikimedia.org/wiki/File:Belikov_d_n_khristianstvo_u_gotov.pdf «Христианство у готов» (Казань, 1887) стр. 187]
• Гайнас // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Филосторгий [vk.com/doc91096254_413694957?hash=4060d633eac7949086&dl=51caf21b5c7d768674 Сокращение «Церковной истории». Книга 11.]
• Феодорит Кирский. [azbyka.ru/otechnik/Feodorit_Kirskij/cerkovnaya_istoriya/5_32 Церковная история, Книга 5, Глава 32. О требовании Гайны и о сопротивлении Иоанна Златоуста.]
• Зосим. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Zosim/frametext5.htm Новая история. Книга V]
• Ермий Созомен [azbyka.ru/otechnik/Ermij_Sozomen/tserkovnaja-istorija/8_4 Церковная история. Книга 8. Глава 4. О Варваре Готфе Гайне и о причиненном от него зле.]
• Сократ Схоластик [azbyka.ru/otechnik/Sokrat_Sholastik/tserkovnaja-istorija-socrata/6_5 Церковная история. Книга 6. Глава 5. О том, что Иоанн имел врагов не только в клире, но и между лицами правительственными, и о евнухе Евтропии]
• Сократ Схоластик [azbyka.ru/otechnik/Sokrat_Sholastik/tserkovnaja-istorija-socrata/6_6 Церковная история. Книга 6. Глава 6. О тирании гота Гайны, о произведенном им в Константинополе возмущении и о его погибели]
• Иордан. [krotov.info/acts/06/iordan/iordan04.html О происхождении и деяниях гетов 177.]

Отрывок, характеризующий Гайна (полководец)

– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.