Гайрбеков, Муслим Гайрбекович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гайрбеков Муслим Гайрбекович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета министров Чечено-Ингушской АССР
16.4.1958 — 20.6.1971
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
 
Рождение: 1913(1913)
Валерик, Чечня, Терская область, Российская империя
Смерть: Грозный, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР
 
Награды:

Гайрбе́ков, Мусли́м Гайрбе́кович (декабрь 1913 года, Валерик, Чечня, Терская область, Российская империя — 20 июня 1971 года, Грозный, Чечено-Ингушская АССР, РСФСР, СССР) — чеченский советский общественный и государственный деятель, депутат Верховного Совета СССР 5—8 созывов, председатель Организационного комитета Президиума Верховного Совета РСФСР по восстановлению Чечено-Ингушской АССР (9.1.1957 — 15.4.1958), председатель Совета министров Чечено-Ингушской АССР (16.4.1958 — 20.6.1971).





Биография

Молодость

Родился в декабре 1913 года в селе Валерик (ныне Ачхой-Мартановский район Чеченской Республики). В восемь лет стал полусиротой. В родном селе не было школы, поэтому учился в соседнем Серноводске. Чтобы обувь не изнашивалась, шёл босиком, обувался лишь дойдя до школы.

На рабфак принимали лишь с пятнадцати лет, поэтому он приписал себе два года. По официальным документам он родился в 1911 году. Был лучшим учеником, поэтому сразу после окончания рабфака в 1929 году его оставили в нём преподавателем и директором.

В 1940 году был назначен наркомом просвещения республики и заместителем председателя Совнаркома ЧИАССР. Он добился, чтобы в республику направляли русских учителей. В вузы республики стали набирать первых студентов из числа чеченцев и ингушей. Наиболее способных стали посылать в столичные вузы. Его усилиями был проведён набор в первую чечено-ингушскую театральную студию для обучения в ГИТИСе[1].

К началу Великой Отечественной войны занимал пост заместителя Председателя Совета Народных комиссаров Чечено-Ингушской АССР. Гайрбеков подал заявление с просьбой направить его на фронт добровольцем. Его назначили комиссаром создаваемой 114-й Чечено-Ингушской кавалерийской дивизии. Однако затем он был отозван на должность секретаря обкома по пропаганде и агитации[1]. В 1942—1944 годах был слушателем Высшей партийной школы.

Депортация

Во время депортации чеченцев и ингушей в феврале 1944 года находился на учёбе в Москве. Узнав о депортации, он тут же пришёл на приём к Георгию Маленкову с вопросом о причинах такого решения. Маленков ответил: «Лично к вам у нас претензий нет. Можете продолжать учёбу и жить с семьёй в Москве». Но Гайрбеков по собственной инициативе выехал в Среднюю Азию[1].

В Казахской ССР ему пришлось фактически заново подниматься по карьерной лестнице. Сначала работал инструктором Кустанайского обкома партии, затем заведующим орготделом Калининского райкома партии, инструктором отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС Казахстана. При этом он не забывал о своих земляках и делал всё от него зависящее для облегчения их участи. Вокруг него сплотилась чечено-ингушская интеллигенция.

Восстановление республики

Сразу после смерти Иосифа Сталина в 1953 году чеченцы и ингуши стали писать письма во все инстанции с просьбой рассмотреть вопрос о реабилитации и возвращении на историческую родину. Власть игнорировала эти обращения. Но обстановка постепенно менялась. В начале 1955 года было получено разрешение на выпуск газеты «Знамя труда» на чеченском языке. Через некоторое время начались радиопередачи на чеченском и ингушском языках.

Вскоре Гайрбеков и ряд других бывших руководителей Чечено-Ингушетии были вызваны в Москву для обсуждения вопроса о восстановлении автономии чеченцев и ингушей. Через некоторое время состоялся XX съезд КПСС. Руководство партии настаивало на воссоздании автономии на территории Казахстана. Однако из-за бескомпромиссной позиции национальной элиты было решено восстановить Чечено-Ингушскую республику на исторической родине[1].

После возвращения в Чечено-Ингушетию Гайрбеков был назначен председателем комитета по восстановлению автономии. Надо было обеспечить работой и жильём триста тридцать тысяч человек, восстанавливать экономику, культуру, социальную сферу — фактически заново воссоздавать республику.

Процессу реабилитации мешало сопротивление сталинистов, оставшихся в структурах власти. Например, секретарь обкома Яковлев заявлял, что восстановление государственности чеченцев и ингушей является политической ошибкой и пытался всячески противодействовать этому процессу. Гайрбеков добился его снятия с должности секретаря обкома[1].

Он обивал пороги Совета Министров СССР, чтобы получить разрешение и кредиты на строительство в республике жизненно важных объектов. Он говорил, что добываемая нефть и зерно, выращенное на полях республики, уходят, а культура и искусство народа остаются навсегда. При нём в Грозном появились новые учебные заведения, театры, музеи, филармония, музыкальные школы.

В 1962 году был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Он ходил на работу пешком и без охраны. Поэтому люди караулили его, чтобы поведать о своих проблемах и всегда находили понимание и поддержку[1].

Память

Напишите отзыв о статье "Гайрбеков, Муслим Гайрбекович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [checheninfo.ru/18275-muslim-gayrbekov-1911-1971gg-zhzl.html Муслим Гайрбеков. ЖЗЛ]

Литература

Ссылки

  • [checheninfo.ru/18275-muslim-gayrbekov-1911-1971gg-zhzl.html Муслим Гайрбеков. ЖЗЛ]
  • [www.knowbysight.info/GGG/09181.asp Гайрбеков Муслим Гайрбекович]
  • [www.studsell.com/view/95149/ Общественные деятели Чечни. Муслим Гайрбеков]
  • [youtube.com/watch?v=NjNuvSIgOk8 ЖЗЛ. М. Гайрбеков] на YouTube
Предшественник:
должность учреждена
Председатель Организационного комитета Президиума Верховного Совета РСФСР по восстановлению Чечено-Ингушской АССР</br >
9 января 1957 года15 апреля 1958 года
Преемник:
должность упразднена
Предшественник:
должность учреждена
Председатель Совета министров
Чечено-Ингушской АССР</br >

16 апреля 1958 года20 июня 1971 года
Преемник:
'

Отрывок, характеризующий Гайрбеков, Муслим Гайрбекович

– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.