Гайсмайр, Михаэль

Михаэль Гайсмайр (нем. Michael Gaismair; ок. 1490, Чёфс близ Штерцинга — 15 апреля 1532, Падуя) — австрийский политический деятель-республиканец, вождь крестьянского движения в Тироле и Зальцбургском архиепископстве во время Крестьянской войны в Германии 1524—1525 гг.

Биография

Михаэль Гайсмайр родился в обеспеченной семье горного предпринимателя и землевладельца. Первое время работал секретарём епископа в Бриксене, а затем — зальцбургского архиепископа. Во время Крестьянской войны возглавил отряды крестьян, продолжавших борьбу и тогда, когда в главных районах Германии основные силы восставших были разгромлены.

Обладая незаурядным военным талантом, Гайсмайр в конце 1525 — начале 1526 годов сформировал революционные отряды из крестьян и горняков Тироля и Зальцбургского архиепископства, к которым присоединились вооружённые группы из многих других областей Германии. В феврале-марте 1526 года Михаэль Гайсмайр составил для Тироля своё «Земское устройство» (нем. Landesordnung), являвшееся программой коренных социальных и политических преобразований.

Весной 1526 г. отряды Гасмайра разгромили под Зальцбургом выступившие против них объединённые войска австрийского эрцгерцога Фердинанда и баварских князей, после чего Гасмайр занимался подготовкой всеобщего восстания в Южной Германии и Австрии. Основной базой для восстания должен был стать Тироль, территория которого полностью перешла под контроль повстанцев. Однако выступление было сорвано политическими интригами эрцгерцога, пообещавшего крестьянам значительные уступки. Собрав новые силы, на восставших в Тироль двинулись отряды эрцгерцога, баварцев и Швабского союза. Уклонившись от сражения с численно превосходящим противником, проведя ряд блестящих операций и перегруппировав войска, Гайсмайр вышел из окружения и вывел свою армию во владения Венеции, где начал переговоры с представителями Швейцарии и Венеции о совместных военных действиях против Габсбургов. Во время этих переговоров и подготовки новых наступательных действий Гайсмайр был убит в Падуе на Прато-делла-Валле наёмником, подосланным австрийским правительством.

Программа

В своём «Земском устройстве» Гайсмайр предлагает установление в Тироле республиканской формы правления на глубоко демократической основе. Наряду с общими антифеодальными пунктами она содержала пункты о строительстве государственных больниц, об уничтожении монастырей и передаче их зданий приютам для сирот, о демократизации судов, о верховной собственности государства над полями, лугами, лесами и недрами земли, о поддержке бедных слоёв населения за счёт церковной десятины, упразднение крупных купеческих компаний, устранение и уничтожение господ-противников преобразований, предусматривала заботу государства о состоянии и подъёме сельского хозяйства и горного дела.

Политические основы программы Гайсмайра имеют корни в идеях народной реформации Томаса Мюнцера, однако, соотнесённые с конкретными обстоятельствами Тироля, показывают и ряд недостатков. Так, Гайсмайр предлагает разрушить все города Тироля, за исключением Бриксена и Триента для того, «чтобы никто не возвышался над другим и чтобы было обеспечено полное равенство». Республика в программе Гайсмайра — это государство крестьян и горнорабочих. Крестьяне работают на своих полях и экономически самостоятельны, но политически подчинены руководству республики и несут повинности для общины по указаниям государственной власти. Горнорабочие же работают за заработную плату от государства. Программа Гайсмайра является одним из выдающихся документов времён Крестьянской войны в Германии.

Литература

• J.Macek: Tyrolska selska valka a Michal Gaismair, Praha 1960
• Ф.Энгельс: Крестьянская война в Германии, Маркс К. и Энгельс Ф. Соч.2 изд., т.7.

Отрывок, характеризующий Гайсмайр, Михаэль

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.