Гай, Григорий Аронович

Григорий Аронович Гай
Имя при рождении:	Григорий Аронович Вусикер
Профессия:	актёр
Годы активности:	1941—1984
Театр:	Театр им. Ленинского комсомола; БДТ им. Горького
Награды:

Григорий Аронович (Аркадьевич) Гай (настоящая фамилия — Вусикер; 14 марта 1920 — 2 октября 1995) — советский актёр театра и кино, лауреат Сталинской премии первой степени (1950).

Биография

Григорий Гай в 1937 году окончил Днепропетровский театральный техникум, затем учился в Киевском театральном институте, московском театральном училище имени Щукина. В 1941 году ушёл ополченцем на фронт, однако был командирован на Тихоокеанский флот как актёр флотского театра. Оттуда перешёл в Центральный Театр Советской Армии, а в 1949 году по приглашению Георгия Товстоногова переехал в Ленинград и вошёл в труппу Ленинградского театра им. Ленинского комсомола, из которого в 1956 году, вместе с Г. А. Товстоноговым, перешёл в Большой драматический театр, где служил до 1984 года. Оставить сцену Григория Гая заставила тяжёлая болезнь.

В кино Григорий Гай снимался с 1954 года; дебютировал в небольшой роли матроса Стебелева в фильме «Командир корабля», наиболее заметные роли сыграл в лентах «Путь в „Сатурн“» и «Конец „Сатурна“», «Бой после победы»(Андронов) и «На всю оставшуюся жизнь» (Соболь).

Умер в Санкт-Петербурге 2 октября 1995 года. Похоронен на Царскосельском кладбище под Санкт-Петербургом (г. Пушкин).

Признание и награды

• Сталинская премия первой степени (1950); за исполнение роли рабочего Элишуки в спектакле «Из искры…» Ш. Н. Дадиани
• Лауреат Всесоюзного конкурса чтецов 1952 года.

Творчество

Театральные работы

Большой драматический театр им. М. Горького

• 1960 — «Иркутская история» А. Арбузова. Постановка Г. А. Товстоногова — Прохожий
• 1961 — «Океан» А. Штейна. Постановка Г. А. Товстоногова — Туман
• 1961 — «Четвертый» К. Симонова. Постановка Р. С. Агамирзяна — Дик
• 1964 — «Ещё раз про любовь» Э. Радзинского. Постановка Ю. Е. Аксенова — Семёнов
• 1967 — «Традиционный сбор» В. Розова. Постановка Г. А. Товстоногова — Максим Петров
• 1967 — «…Правду! Ничего, кроме правды!!!» Д. Аля. Постановка Г. А. Товстоногова — Альберт Рис Вильямс
• 1969 — «Король Генрих IV» У. Шекспира. Постановка Г. А. Товстоногова — Вустер, Оуэн Глендауэр
• 1973 — «Общественное мнение» A. Баранги. Постановка Г. А. Товстоногова — Туркулец
• 1974 — «Прошлым летом в Чулимске» A. Вампилова. Постановка Г. А. Товстоногова — Помигалов
• 1974 — «Три мешка сорной пшеницы» по повести В. Ф. Тендрякова. Постановка Г. А. Товстоногова — Бахтьяров

Фильмография

1. 1954 — Командир корабля — Стебелев
2. 1954 — Тревожная молодость
3. 1958 — Жизнь прошла мимо
4. 1960 — Ждите писем
5. 1960 — Мост перейти нельзя
6. 1961 — Водил поезда машинист — Фёдор Иванович, машинист поезда
7. 1962 — Путь к причалу
8. 1964 — Гранатовый браслет — Александр Иванович Куприн
9. 1964 — Письма к живым — чекист
10. 1965 — Залп «Авроры» — офицер
11. 1967 — Возмездие
12. 1967 — Путь в «Сатурн» — Андронов
13. 1967 — Операция «Трест» — генерал Александр Кутепов
14. 1967 — Конец «Сатурна» — Андронов
15. 1969 — Красная палатка — профессор Р. Л. Самойлович
16. 1970 — Поезд в завтрашний день
17. 1970—1972 — Руины стреляют… — Богомол-Козырев
18. 1971 — Поезд в далёкий август
19. 1972 — Бой после победы — Андронов
20. 1973 — Крах инженера Гарина — Райхер
21. 1974 — Контрабанда — капитан
22. 1975 — На всю оставшуюся жизнь — Соболь
23. 1976 — Доверие
24. 1979 — Крик гагары

Озвучивание

1. 1964 — Гамлет — первый актёр/призрак отца Гамлета
2. 1966 — Никто не хотел умирать — озвучил роль В.Томкуса
3. 1967 — Женя, Женечка и «катюша» — озвучил роль М. Н. Бернеса

Ссылки

• [ptzh.theatre.ru/1996/9/97/ Статья «Памяти Григория Гая» в «Петербургском театральном журнале»]

Отрывок, характеризующий Гай, Григорий Аронович

Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?