Гай Манилий

Гай Мани́лий (возможно, имел когномен Крисп; лат. Gaius Manilius (Crispus)) — древнеримский политик, плебейский трибун 66 года до н. э.

В декабре 67 года до н. э. предложил и провёл закон, который позволял вольноотпущенникам голосовать в трибах тех граждан, которые их отпустили на волю, хотя ранее они голосовали только в четырёх городских трибах. Впрочем, очень скоро закон был аннулирован сенатом. По-видимому, сенат основывался на нарушении формальных правил принятия законов.

В начале 66 года до н. э. Манилий предложил законопроект, по которому специально для Гнея Помпея Великого создавалась чрезвычайная должность с особыми полномочиями с целью скорейшего завершения Третьей Митридатовой войны. Согласно законопроекту, Помпей получал командование над войсками Луция Лициния Лукулла и над отправленными на Восток подкреплениями, а также принимал власть наместника в двух провинциях — Вифиния и Понт, а также Киликия. Гней также получал право самостоятельно объявлять войну и заключать мир. Предложение Манилия было воспринято очень неоднозначно. Квинт Лутаций Катул Капитолин выступил с горячей речью на форуме против закона, но немало сенаторов поддержали предложение. В конце концов, закон был принят народным собранием.

В конце декабря 66 года до н. э., после окончания трибунских полномочий, Манилия привлекли к суду по обвинению в хищениях во время нахождения в должности (res repetundae). Дело должен был рассматривать претор Марк Туллий Цицерон. Цицерон, который слагал полномочия через несколько дней (преторы слагали полномочия 31 декабря), отвёл на рассмотрение дела Манилия всего один день и взялся защищать его. По-видимому, ради защиты Манилия Цицерон отказался от председательства в суде. Манилий был оправдан; по другой версии, заседание было сорвано. В следующем году Манилия привлекли к суду по обвинению в оскорблении величия римского народа (maiestas). Это дело рассматривал другой претор, и Гай был осуждён. О дальнейшей его судьбе ничего не известно.

Литература

• Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — New York: American Philological Association, 1952. — 647 p.
• Хрусталёв В. К. Уголовные процессы над народным трибуном Гаем Манилием в 66-65 гг. до н. э.: политический аспект // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. — Вып. 13. — СПб., 2013. — С. 239—252

Отрывок, характеризующий Гай Манилий

Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».