Гай Марций Рутил Цензорин
| Гай Марций Рутил Цензорин лат. Gaius Marcius Rutilus Censorinus | ||
| ||
|---|---|---|
| Отец: | Гай Марций Рутил | |
Гай Марций Рутил Цензорин (лат. Gaius Marcius Rutilus Censorinus) — древнеримский политик и полководец, единственный, кто занимал должность цензора дважды.
Гай Марций был сыном Гая Марция Рутила, который первым из плебеев стал диктатором и цензором.
В 310 году до н. э. Гай Марций стал консулом совместно с Квинтом Фабием Максимом Руллианом. Пока коллега успешно воевал в Этрурии, Гай Марций вёл войну с самнитами, в ходе которой приступом взял Аллифы, а также много других городов и поселений[1]. После этого самниты собрали большую армию и дали римлянам бой, исход которого был неясен. Однако, в ходе сражения несколько военных трибунов и один легат были убиты, а Гай Марций — ранен[1].
После принятия закона Огульния в 299 году до н. э. Гай Марций стал одним из первых плебеев, получивших должность понтифика[2]. В 294 году Квинт Марций был избран цензором совместно с Публием Корнелием Арвиной, а в 265 году — во второй раз совместно с Гнеем Корнелием Блазионом. Это уникальный случай в истории Рима, когда один человек занимал должность цензора дважды. После этого Квинт Марций получил агномен Цензорин, а также добился принятия закона, запрещавшего повторно претендовать на должность цензора[3].
Напишите отзыв о статье "Гай Марций Рутил Цензорин"
Примечания
- ↑ 1 2 Тит Ливий. История от основания города, IX, 38: текст на [www.thelatinlibrary.com/liv.html латинском] и [www.ancientrome.ru/antlitr/livi/index.htm русском]
- ↑ Тит Ливий. История от основания города, X, 9: текст на [www.thelatinlibrary.com/liv.html латинском] и [www.ancientrome.ru/antlitr/livi/index.htm русском]
- ↑ Плутарх. Гай Марций, 1
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/679?rgn=full+text;view=image Гай Марций Рутил Цензорин] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Гай Марций Рутил Цензорин
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
