Гай Цестий Галл (консул 35 года)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гай Цестий Галл
лат. Gaius Cestius Gallus
Консул Римской империи 35 года
 
Дети: Гай Цестий Галл

Гай Цестий Галл (лат. Gaius Cestius Gallus) — политический деятель эпохи ранней Римской империи.

В 21 году Галл упомянут уже как сенатор, когда он выступил на сенатских дебатах, где упомянул о своем успешном иске против Аннии Руфиллы[1]. В 32 году он обвинил бывшего претора Квинт Сервея и всадника Минуция Терма как друзей и участников заговора префекта претория Сеяна, где он, по словам Тацита, читал обвинение, написанное императором Тиберием[2]. Возможно, в качестве награды Галл получил должность ординарного консула в 35 году. Историк Гай Светоний Транквилл писал следующее об отношении Тиберия к Галлу:

«Цестия Галла, старого развратника и мота, которого еще Август заклеймил бесчестием, он при всех поносил в сенате, а через несколько дней сам назвался к нему на обед, приказав, чтобы тот ничего не изменял и не отменял из обычной роскоши и чтобы за столом прислуживали голые девушки»[3].

Его сыном был консул-суффект 42 года Гай Цестий Галл.

Напишите отзыв о статье "Гай Цестий Галл (консул 35 года)"



Примечания

  1. Тацит. Анналы. III. 36.
  2. Тацит. Анналы. VI. 7.
  3. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Тиберий. 42. 2.

Литература

  • Rudolf Hanslik: Cestius II. 3. In: Der Kleine Pauly (KlP). Band 1, Stuttgart 1964, Sp. 1118.

Отрывок, характеризующий Гай Цестий Галл (консул 35 года)

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.