Гак, Владимир Григорьевич

Владимир Григорьевич Гак

Влади́мир Григо́рьевич Гак (13 июня 1924, Бежица, Брянская губерния, РСФСР — 24 июня 2004, Москва) — советский и российский лингвист, доктор филологических наук (1968), профессор МПГУ.

Биография

В 1949 году окончил Московский военный институт иностранных языков и исторический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова (заочно).

Работал на кафедре романских языков филологического факультета МГПИ им. Ленина. В МГПИ (позже — МПГУ) стал профессором и заведующим кафедрой грамматики французского языка.

Последним местом работы была кафедра французского языка факультета иностранных языков и регионоведения МГУ, где Владимир Григорьевич преподавал теоретические курсы по сопоставительному языкознанию.

В 1966 году стал членом Парижского лингвистического общества. Кавалер французского ордена «За заслуги».

Внёс вклад в разработку общих проблем языкознания: отношения языка к действительности, асимметрии в языке, проблемы высказывания, знакового характера языка, семантического синтаксиса и др.

Автор теоретических работ по грамматике, лексикологии, семантике, орфографии и лексикографии французского языка. Широко известен его учебник «Теория и практика перевода (французский язык)», под редакцией Гака вышел целый ряд других учебников и пособий, а также словарей французского языка.

Заслуженный деятель науки Российской Федерации (Указ Президента РФ от 28.02.1997).

Скончался в Москве вскоре после празднования своего 80-летнего юбилея. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Научная деятельность

Лингвистическая концепция В. Г. Гака, с одной стороны, строится на прочной логико-философской основе (отсюда — логическая стройность и философская глубина всех его работ); с другой стороны, она во всех своих деталях прочно опирается на практику перевода и преподавания языка, в первую очередь на собственную практику автора (отсюда — необычайная зоркость к деталям).

Создавая практическое пособие по французской орфографии для русских учащихся, он разработал первую теорию, воплощающую системный синхронный подход к французской орфографии. Это вызвало живой интерес у читателей, и книга была переведена на французский и оказалась первой советской книгой о французском языке, переведённой и изданной во Франции.

Написанная в жанре вузовского учебника фундаментальная теоретическая грамматика французского языка фактически оказалась первым опытом изложения всех проблем описательной грамматики одного языка с точки зрения единого продуманного теоретического подхода, который сам автор охарактеризовал как «функциональный подход». В. Г. Гак в своей работе продемонстрировал органическое сочетание традиционности формы (композиции) грамматики с новизной её содержания.

Основные работы

Автор около 350 научных публикаций, в том числе 20 книг и словарей.

• Гак В. Г., Мурадова Л. А. Новый большой французско-русский фразеологический словарь
• Гак В. Г. Русский язык в сопоставлении с французским (1975)
• Гак В. Г. Сопоставительная лексикология: на материале французского и русского языков (1977)
• Гак В. Г., Григорьев Б. Б. Теория и практика перевода: Французский язык
• Гак В. Г. Французская орфография (1956)
• Гак В. Г. Беседы о французском слове
• «Французско-русский фразеологический словарь» (1963),
• «Теоретическая грамматика французского языка» (в 2 тт., 1979-81),
• «Универсальный французско-русский и русско-французский словарь для школьников» (соавт., 1992)

Ссылки

• Демьянков В. З. [www.infolex.ru/GAK.html Рецензия на книгу «Языковые преобразования»]
• Крылов С. А. [www.lingvoda.ru/transforum/articles/pdf/Krylov%20o%20Gake.pdf Некоторые особенности лингвистической концепции В. Г. Гака]
• [adfmoscou.narod.ru/frame/pages/direction/ps_gak.htm Биографическая справка]
• [genhis.philol.msu.ru/article_24.shtml Памяти Владимира Григорьевича Гака]

Отрывок, характеризующий Гак, Владимир Григорьевич

Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.