Галапагос

ГалапагосГалапагос

</tt>

</tt>

</td></tr>

острова Галапагос (архипелаг Колон) исп. Islas Galápagos, Archipiélago de Colón
Карта островов Галапагос
0°21′27″ ю. ш. 90°28′12″ з. д.0.35750° ю. ш. 90.47000° з. д. / -0.35750; -90.47000
Акватория	Тихий океан
Количество островов	19
Крупнейший остров	Исабела
Общая площадь	8010 км²
Наивысшая точка	1707 м
Страна	Эквадор Эквадор
АЕ первого уровня	Галапагос
Население (2010 год)	25 124 чел.
Плотность населения	3,137 чел./км²
Ортогональная проекция, сцентрованная на Галапагос
Объект всемирного наследия
Galápagos Islands (Галапагосские острова)
Ссылка	[whc.unesco.org/ru/list/1 № 1] в списке объектов всемирного наследия ([whc.unesco.org/en/list/1 en])
Тип	Природный
Критерии	VII, VIII, IX, X
Регион	Латинская Америка и страны Карибского бассейна
Включение	1978  (2-я сессия)
Расширения	2001, 2003
В опасности	2007—2010

Гала́пагос (Галапаго́с, архипела́г Коло́н, Галапаго́сские острова́, Черепа́шьи острова́, Галапаго́сы; исп. Islas Galápagos, от исп. galápago — разновидность водяных черепах и название седла, похожего на форму некоторых черепах с Галапагосов, исп. Archipiélago de Colón) — группа островов на востоке экваториальной части Тихого океана, в 972 км к западу от Эквадора, состоящая из 13 основных вулканических островов, 6 небольших островов и 107 скал и намывных территорий. Считается, что первый остров был сформирован 5—10 млн лет назад в результате тектонической активности. Самые молодые острова — Исабела и Фернандина — до сих пор на стадии формирования, последнее вулканическое извержение наблюдалось в 2005 году.

Острова Галапагос принадлежат государству Эквадор и составляют одноимённую провинцию. Население архипелага составляет 25 124 человек (2010). Площадь — 8010 км².

Острова известны прежде всего большим количеством местных видов фауны и проведённым здесь исследованием Чарлза Дарвина, которое послужило для Дарвина первым толчком к созданию эволюционной теории происхождения видов.

Происхождение названия

Острова получили своё название от водившихся на них гигантских морских черепах, по-испански называвшихся во множественном числе «galápagos» — «наземные черепахи».

История

Галапагосские острова были официально открыты в марте 1535 года священником испанского происхождения Томасом де Берланга, который отправился на корабле из Панамы в Перу, но случайно отклонился от намеченного пути.

В 1832 году 12 февраля Эквадор аннексировал Галапагосские острова.

В 1835 году экспедиция, в составе которой были молодые натуралисты Чарлз Дарвин и Роберт Фицрой, исследовали острова.

В 1936 году они были объявлены Национальным парком (до этого острова были местом ссылки каторжников), в 1978 году — Всемирным наследием ЮНЕСКО, а в 1985 году — заповедником всемирной биосферы. В 1953 году на островах побывал Тур Хейердал в поисках наследия инков.

География

Острова расположены близ экватора. От 1° 40′ северной широты до 1° 36′ южной широты, и от 89° 16′ до 92° 01′ западной долготы.

На островах практически отсутствуют источники пресной воды.

Архипелаг знаменит своими флорой и фауной. Большое количество обитателей архипелага — эндемики. Это привлекает множество туристов. Широко распространён дайвинг.

Вулкан Вулф — самая высокая точка островов (1707 м над уровнем моря).

Климат

Несмотря на широту, из-за холодного течения климат на островах Галапагос намного прохладнее других территорий на экваторе. Температура воды иногда понижается до 20 °C, а среднегодовая составляет 23—24 °C.

Охрана архипелага

Хотя первое природоохранное законодательство на архипелаге было принято ещё в 1934 году, а в 1936 году дополнено, до конца 1950-х годов не было принято никаких действий по контролю за местной флорой и фауной. Лишь в 1955 году Международный союз охраны природы совершил ознакомительную миссию по обследованию архипелага. Спустя 2 года, в 1957 году ЮНЕСКО при содействии правительства Эквадора организовала другую экспедицию для изучения ситуации по сохранению природы на архипелаге и выбора участка для постройки станции исследования.

В 1959 году, в столетний юбилей первой публикации «Происхождения видов» Чарлза Дарвина, правительство Эквадора объявило о создании Национального парка на островах, общая площадь которого составила 97,5 % всей земной территории архипелага. В тот же год был основан международный Фонд Чарльза Дарвина со штаб-квартирой в Брюсселе. Первоначальные цели Фонда заключались в гарантии сохранения уникальной экосистемы Галапагосских островов и продвижении научных исследований, необходимых для охраны природы. Работа по сохранению началась с учреждения в 1964 году исследовательской станции Чарльза Дарвина на острове Санта-Крус. В первые годы работниками станции были проведены работы по выведению с архипелага завезённых, неродных видов животных и растений; а также по защите коренных видов. В настоящее время учёные на островах в основном занимаются чистым исследованием фауны и флоры, преследуя цели охраны природы.

После основания Национального парка на острове поселились от 1000 до 2000 человек. В 1972 году была проведена перепись населения, и на её основании на архипелаге числилось уже около 3488 человек. К 1980-м годам население значительно возросло, достигнув 15 000 человек, а в 2006 году по приблизительным оценкам на островах насчитывается уже около 25 000 человек.

В 1986 году окружающая акватория общей площадью 70 000 км² была объявлена «морской природоохранной зоной», второй по размеру после Австралийского Большого Барьерного рифа. В 1990 году архипелаг стал прибежищем для китов. В 1978 году ЮНЕСКО объявила острова Территорией Всемирного Наследия, а в 1985 году Биосферным заповедником.

• Lava rocks on Tortuga Bay in the Galapagos a photo by Alvaro Sevilla Design.JPG

  (Grapsus grapsus) Bahía Tortuga

• (Pelecanus occidentalis) Tortuga Bay on the Island of Santa Cruz, Galápagos.JPG

  (Pelecanus occidentalis) Bahía Tortuga

• (Amblyrhynchus cristatus) Galápagos Islands at Tortuga Bay Santa Cruz Island.JPG

  (Amblyrhynchus cristatus) Bahía Tortuga

Животные, находящиеся под охраной

• Обыкновенный конолоф (Conolophus subcristatus)
• Морская игуана (Amblyrhynchus cristatus)
• Слоновая, или Галапагосская, черепаха (Geochelone elephantopus)
• Голубоногая олуша (Sula nebouxii)
• Зелёная черепаха (Chelonia mydas)
• Голотурии (Holothuroidea)
• 13 видов птиц семейства вьюрковых (finch), известные как «дарвиновы вьюрки»
• Древесный вьюрок (Camarhynchus pallidus)
• Галапагосский пингвин (Spheniscus mendiculus)
• Галапагосский баклан (Phalacrocorax harrisi)
• Галапагосский канюк (Buteo galapagoensis)
• Галапагосский морской лев (Zalophus wollebaeki)

Экологические угрозы

Главную угрозу для архипелага представляют интродуцированные (случайно либо специально завезённые) различные виды растений и животных, такие как козы, кошки или крупный рогатый скот. Быстро размножаясь, эти виды опустошают среду обитания коренных обитателей. Ввиду малого количества естественных хищников на островах местные виды беззащитны перед завезёнными видами и часто становятся их жертвами.

Наиболее вредоносными для архипелага растениями являются гуайява (Psidium guajava), авокадо (Persea americana), хинное дерево (Cinchona pubescens), охрома пирамидальная (Ochroma pyramidale), ежевика (Rubus glaucus), различные цитрусовые (апельсин, грейпфрут, лимон), дурман душистый (Datura arborea), клещевина обыкновенная (Ricinus communis) и слоновая трава (Pennisetum purpureum). Эти растения широко распространились и вытеснили родные виды во влажных зонах островов Сан-Кристобаль, Флореана, Исабела и Санта-Крус.

Многие виды были завезены на остров пиратами. Известный путешественник Тур Хейердал указал на документы, которые говорят о том, что вице-король Перу, зная, что пираты питаются на островах дикими козами (ими же привезёнными и выпущенными на волю), приказал выпустить там на волю собак для уничтожения этих коз. После неудачной колонизации острова Флореан Хосе де Вильямиль (José de Villamil) приказал распространить коз, ослов, коров и других домашних животных с ферм острова и на других островах для будущей колонизации.

В настоящее время архипелаг до сих пор населяют многие инородные животные, такие как козы, свиньи, собаки, крысы, мыши, кошки, овцы, лошади, ослы, коровы, домашняя птица, муравьи, тараканы и некоторые паразиты. Собаки и кошки нападают на беззащитных диких птиц и разрушают их гнёзда, ловят игуан, сухопутных и морских черепах. Свиньи наносят ещё больший вред, разрушая гнёзда черепах и игуан, а также уничтожая природную растительность в поисках насекомых и корней. Возможно, свиньи стали причиной исчезновения игуан на острове Сантьяго, хотя во времена Дарвина они там были. Чёрные крысы (Rattus rattus) нападают на маленьких галапагосских черепах, когда те оставляют гнездо, и в результате на острове Пинсон черепахи приостановили воспроизводство на более чем 50 лет; сейчас там можно встретить только взрослые особи. Также, с появлением чёрной крысы исчезла местная крыса-эндемик. Коровы и ослы поедают всю доступную растительность в округе и тем отнимают и так малое количество воды у местных разновидностей. В 1959 году рыбаки завезли на остров Пинта двух коз и одного козла; в 1973 году служба Национального парка оценила поголовье коз на острове в более чем 30 000 особей. В 1967 году козы были завезены на остров Марчена, а в 1971 году на остров Рабида.

Быстрый рост домашней птицы на необитаемых островах вызвал беспокойство учёных по поводу возможности передачи болезней от домашней птицы к дикой и возникновения эндемии.

Акватория галапагосских островов находится под угрозой незаконной рыбной ловли, наряду с другими проблемами. Особую озабоченность вызывает охота на местных акул и несезонный сбор урожая морских огурцов. Также вызывает озабоченность бурное развитие индустрии туризма и прирост местного населения, вызванный высоким коэффициентом рождаемости и нелегальной иммиграцией. Недавняя авария на нефтяном танкере «Джессика», в результате которой появилось большое нефтяное пятно, вызвала всплеск общественного внимания в мире к проблемам архипелага.

Основные острова

Архипелаг был известен под многими различными названиями, включая «Очарованные острова» (англ. Enchanted Islands) из-за быстрых океанических течений, сделавших сложной навигацию. Первая сырая навигационная схема островов была сделана пиратом Эмброзом Коули (англ. Ambrose Cowley) в 1684 году, в которой он присвоил имена островов в честь его знакомых пиратов либо английских дворян, помогавших пиратам. Своё название архипелаг получил благодаря обитающим здесь слоновым черепахам, чьё испанское название «Galápagos» перешло к самому архипелагу.

Острова (русск.)	Острова (исп.)	Острова (англ.)	Площадь, км²	Население, чел.	Кантон
Исабела (Албемарл)	Isla Isabela	Albemarle	4588,12	2 200	Исабела
Санта-Крус (Индефатигабл)	Isla Santa Cruz	Indefatigable	985,55	15 000	Санта-Крус
Фернандина (Нарборо)	Isla Fernandina	Narborough	642,48	200	Исабела
Сан-Сальвадор (Джеймс)	Isla San Salvador/Santiago	James	584,65	-	Санта-Крус
Сан-Кристобаль (Чатем)	Isla San Cristóbal	Chatham	558,08	8 400	Сан-Кристобаль
Санта-Мария (Чарльз)	Isla Floreana/Santa María	Charles	172,53	100	Сан-Кристобаль
Марчена (Биндло)	Isla Marchena	Bindloe	129,96	-	Санта-Крус
Эспаньола (Худ)	Isla Española	Hood	60,48	-	Сан-Кристобаль
Пинта (Абингдон)	Isla Pinta	Abingdon	59,40	-	Санта-Крус
Бальтра	Isla Baltra	-	26,19	-	Санта-Крус
Санта-Фе (Баррингтон)	Isla Santa Fe	Barrington	24,13	-	Сан-Кристобаль
Пинсон (Дункан)	Isla Pinzón	Duncan	18,15	-	Санта-Крус
Хеновеса (Тауэр)	Isla Genovesa	Tower	14,10	-	Сан-Кристобаль
Рабида (Джервис)	Isla Rábida	Jervis	4,99	-	Санта-Крус
Симор	Isla Seymour	-	1,84	-	Санта-Крус
Уэнмен (Вулф)	Isla Wolf	Wenman	1,34	-	Исабела
Тортуга	Isla Tortuga	Brattle	1,29	-	Исабела
Бартоломе	Isla Bartolomé	-	1,24	-	Санта-Крус
Кулпеппер (Дарвин)	Isla Darwin	Culpepper	1,06	-	Исабела

Бальтра

(Baltra). В годы Второй мировой войны на острове была построена военно-воздушная база США, патрулировавшая Тихий океан в поисках вражеских подводных лодок и прикрывавшая Панамский канал. По окончании войны всё имущество базы было передано правительству Эквадора. Сейчас там находится официальная военная база Эквадора.

До 1986 года на Бальтре находился единственный на архипелаге аэропорт, связывавший острова с материком. Сейчас есть и второй аэропорт на о. Сан-Кристобаль, но большинство рейсов всё же выполняется с этого острова.

В 1930-е годы учёные в качестве эксперимента решили переселить 70 местных игуан на соседний остров Симор-Норте. Результат оказался неожиданным — во время войны оставшиеся на острове игуаны вымерли. В 1980-е годы игуан с о. Симор-Норте перевели в дарвиновский центр в качестве проекта по восстановлению популяции и затем в 1990-е годы снова выселили на о. Бальтра.

Бартоломе

(Bartolomé). Остров назван в честь лейтенанта Дэвида Бартоломью (David Bartholomew) из британских военно-морских сил. Это маленький необитаемый остров к востоку от о. Сантьяго является одним из самых посещаемых туристами островов в архипелаге. На фоне острова в 2003 году был снят художественный фильм «Хозяин морей: На краю Земли».

О. Бартоломе является потухшим вулканом и имеет ряд различно окрашенных вулканических формаций, включая конусообразный холм из туфа, известного как «Pinnacle Rock». Этот частично подвергшийся эрозии холм образовался тогда, когда лава достигла водной поверхности. Контакт с морской водой вызвал так называемое фреатическое извержение, или извержение бандайсанского типа. Взорванные расплавленные фрагменты вместе образовали спаянный туф.

На острове живут галапагосские пингвины, морские львы; гнездятся морские черепахи. Возле острова живут рифовые акулы (Triaenodon obesus).

Уэнмен

(Wolf или Wenman). Этот остров назван в честь немецкого геолога Теодора Вольфа. Площадь острова составляет всего 1,3 км², максимальная высота 253 м над уровнем моря. Здесь живут морские котики, фрегаты, масковые и красноногие олуши, морские игуаны, акулы, киты, дельфины и галапагосские чайки (Creagrus furcatus). Самым известным обитателем острова является остроклювый земляной вьюрок (Geospiza difficilis septentrionalis), питающийся кровью олуш и живущий только на этом острове.

Кулпеппер

(Darwin или Culpepper). Этот остров назван в честь Чарлза Дарвина. Его площадь 1,1 км², максимальная высота 168 м. Здесь можно встретить морских котиков, фрегатов, морских игуан, галапагосских чаек, морских львов, китов, морских черепах, дельфинов, красноногие и назка (Sula granti) олуши.

Хеновеса

(Genovesa или Tower). Остров известен также под названием «Тауэр». Название Дженовеза получил от итальянского города Генуя, родины Христофора Колумба. Его площадь составляет 14 км², максимальная высота 76 м. Остров сформировался из остатков большого кратера, погружённого в воду. Его также называют «птичьим островом» ввиду большого птичьего разнообразия. В заливе Дарвина можно увидеть фрегатов и галапагосских чаек — единственных на острове, ведущих ночной образ жизни. На острове также живут красноногие олуши, крачки (Anous), галапагосские дымчатые чайки (Larus fuliginosus), фаэтоны, голуби, качурковые (Hydrobatidae) и «дарвиновы вьюрки». На острове имеется смотровая площадка «Ступени принца Филиппа», а также лес «Пало-Санто».

Исабела

(Isabela или Albemarle). Остров назван в честь королевы Изабеллы, спонсировавшей путешествия Христофора Колумба. Это самый крупный остров архипелага, его площадь составляет 4640 км². Самой высокой точкой считается вулкан Вулф высотой 1707 м над уровнем моря. Остров имеет форму морского конька, которая объединяет в себе 6 различных вулканов, вместе образовавших одну сплошную земную поверхность. На острове водятся галапагосские пингвины, галапагосские бакланы (Phalacrocorax harrisi), морские игуаны, олуши, пеликаны и крабы Grapsus grapsus. На склонах вулканов Исабелы можно увидеть игуан, сухопутных черепах, а также вьюрков, галапагосского канюков (Buteo galapagoensis), галапагосского голубя, фламинго и интересную низменную растительность. Третий по численности населения посёлок, Пуэрто-Вильямиль, расположен на юго-восточной оконечности острова.

Марчена

(Marchena или Bindloe). Остров назван в честь Фрея Антонио Марчена (Fray Antonio Marchena). Площадь острова 130 км², максимальная высота 343 м над уровнем моря. На острове водятся галапагосские канюки (Buteo galapagoensis) и морские львы. Также остров является основным местом обитания ящериц Tropidurus delanonis.

Пинта

(Pinta или Abingdon). Остров назван в честь одной из каравелл Христофора Колумба. Площадь острова 60 км², максимальная высота 777 м над уровнем моря. На острове водятся галапагосские чайки, морские игуаны, перепелятники (Accipiter) и морские котики. Также остров является родным домом одного из редчайших существ на земле — черепахи подвида Geochelone nigra abingdoni, единственным экземпляром которого в течение длительного времени являлся престарелый самец по имени Одинокий Джордж, живший на территории дарвиновского центра. Поскольку надежды обнаружить другие экземпляры этого подвида практически нет, он считается полностью исчезнувшим со смертью Джорджа в 2012 году.

Пинсон

(Pinzón или Duncan). Остров назван в честь братьев Пинсон, капитанов каравелл Пинта и Нинья, участвовавших в путешествии Колумба. Площадь острова 18 км², максимальная высота 458 м над уровнем моря. Водятся морские львы, галапагосские канюки, гигантские черепахи, морские игуаны и дельфины.

Рабида

(Rábida или Jervis). Назван в честь монастыря, где Христофор Колумб оставил своего сына перед своим путешествием к берегам Америки. Площадь острова 4,9 км², максимальная высота 367 м над уровнем моря. Большое количество железа в составе лавы придало острову красноватый оттенок. В небольшой лагуне с солёной водой возле берега обитает белощёкая шилохвость (Poecilonetta bahamensis). В ней также гнездятся бурые пеликаны и олуши. До недавнего времени там же жили фламинго, но из-за недостатка пищи их перевели на другие острова. На острове водятся девять видов вьюрков.

Сан-Кристобаль

(San Cristóbal или Chatham). Остров получил своё название в честь святого мученика Христофора. Площадь острова 558 км², самая высокая точка 730 м над уровнем моря. На острове и возле него живут фрегаты, морские львы, гигантские черепахи, голубоногие и красноногие олуши, Фаэтоны (Phaethontidae), морские игуаны, дельфины, галапагосские чайки. Среди растений можно встретить виды каландриния галапагосская (Calandrinia galapagos), лекокарпус дарвиновский (Lecocarpus darwinii), гваякум лечебный (Lignum vitae) и Malus germicana. На возвышенности острова находится самое крупное пресное озеро архипелага — Лагуна Эль Джунко. На южной оконечности острова находится столица Галапагосской провинции городок Пуэрто-Бакерисо-Морено.

Санта-Крус

(Santa Cruz или Indefatigable). Это самый населённый остров архипелага. Его площадь составляет 986 км², самая высокая точка 864 м. Название острова на испанском языке означает «Святой Крест». На острове расположен самый крупный населённый пункт архипелага город Пуэрто-Айора. Здесь также находятся Главное управление Национального парка и Исследовательская станция Чарльза Дарвина. На станции имеется центр разведения черепах перед последующим выпуском их на волю. На вершинах острова произрастает богатая растительность и находятся знаменитые туннели, состоящие из лавы. На острове также большая популяция черепах. В бухте «Чёрная черепаха», окружённой манграми, часто спариваются морские черепахи, скаты и небольшие акулы. На острове имеется лагуна с фламинго, имеющая название «Серро-Драгон».

Санта-Фе

(Santa Fe или Barrington). Назван в честь испанского города. Площадь острова 24 км², самая высокая точка 259 м над уровнем моря. На острове находится самый большой на архипелаге лес из кактусов Opuntia. Выветрившиеся скалы служат хорошим местом для гнездовья галапагосских чаек, фаэтонов, буревестников. На острове также можно увидеть ящериц лавы.

Сан-Сальвадор

(Santiago или San Salvador или James). Остров назван в честь святого Джеймса. Площадь острова 585 км², максимальная высота 907 м над уровнем моря. Водятся морские игуаны, морские котики, морские львы, сухопутные и морские черепахи, фламинго, дельфины и акулы. Свиньи и козы, завезённые ранее на остров, искоренены. В заливе Сулливан можно наблюдать недавние (около 100 лет назад) потоки лавы.

Пласа-Сур

(Plaza Sur). Назван в честь бывшего президента Эквадора Леонидаса Пласа. Площадь острова всего 0,13 км², самая высокая точка находится на высоте 23 м над уровнем моря. Флора острова включает в себя кактусы Opuntia и растения Сезувиум (Sesuvium), которые образуют красноватый ковёр поверх формации застывшей лавы. Здесь живут игуаны и большое количество разнообразных птиц, которых можно наблюдать на клифах на южной оконечности острова.

Симор

(Seymour). Назван в честь английского аристократа лорда Хью Симора (Lord Hugh Seymour). Площадь острова 1,9 км², высота до 28 м над уровнем моря. На острове большая популяция голубоногих олуш и галапагосских чаек. Также здесь находится одна из самых больших колоний фрегатов.

Фернандина

(Fernandina или Narborough). Остров назван в честь испанского короля Фердинанда, спонсировавшего путешествие Христофора Колумба. Площадь острова 642 км², самая высокая точка 1494 м над уровнем моря. Это самый молодой и самый западный остров архипелага. 13 мая 2005 года на острове началось новое извержение вулкана, пепел и облако из паров воды поднялось на высоту до 7 км, а лава потекла в сторону моря. На небольшом участке суши, названном Пунта-Эспиноса, водятся сотни морских игуан. На острове также водятся галапагосские бакланы, галапагосские пингвины, пеликаны и морские львы. На острове соседствуют застывшие потоки лавы и мангровые заросли.

Санта-Мария

(Floreana или Santa María или Charles). Остров получил своё название в честь первого президента Эквадора Хуана Хосе Флореса, во времена правления которого Галапагосские острова вошли под юрисдикцию Эквадора. Остров также называют Санта-Мария в честь одной из каравелл Христофора Колумба. Площадь острова 173 км², высшая точка 640 м над уровнем моря. Этот остров был заселён одним из первых и у него довольно богатая история. С декабря по май на острове гнездятся фламинго и зелёные морские черепахи. Здесь также гнездится гавайский тайфунник (Pterodroma phaeopygia) — морская птица, большую часть своей жизни проводящая вдали от берега. У залива Пост-Офис в XVIII веке китобои держали дубовые бочки, которые использовали в качестве почтовой тары, отправляемой кораблями в Европу или США. В районе «Короны Дьявола» есть подводный вулканический конус и коралловые формации.

Эспаньола

(Española или Hood). Остров также известен под именем Худ. Имя Эспаньола остров получил в честь Испании. Площадь острова составляет 60 км², максимальная высота 206 м над уровнем моря. Это самый старый остров архипелага, его возраст оценивается в 3,5 млн лет. Это также самый южный остров. Отдалённость острова от остальной группы способствует большому количеству эндемиков на острове и приспособленности к природным ресурсам острова. Игуаны на Эспаньоле появляются только во время брачного сезона.

Здесь обитает галапагосский альбатрос (Phoebastria irrorata) — редкий вид птиц. Крутые скалы острова прекрасно подходят для взлёта этих больших птиц, которые питаются у берегов Эквадора и Перу.

На Эспаньоле есть две площадки для посетителей. Залив Гарднер имеет хороший пляж и место для купания и ныряния. В районе Пунта-Суарес можно наблюдать дикую природу с большим разнообразием местной фауны.

См. также

• Большой Барьерный риф
• Вальдес (полуостров)
• Комодо (национальный парк)

Литература

• Bodo Müller und Matthias Stolt: Galápagos Die verwunschenen Inseln (2003) (BLV) ISBN 3-86108-909-2
• Thor Heyerdahl and Arne Skjolsvold, Archaeological Evidence of Pre-Spanish Visits to the Galápagos Islands, Memoirs 12, Society for American Archaeology, 1956
• Quammen, David, (1996). The Song of the Dodo. Touchstone, New York.
• Constant, Pierre: The Galápagos Islands: A Natural History Guide (2004) W. W. Norton & Company, Inc. ISBN 962-217-742-5
• Энциклопедия Британника, 1911.
• [www.geo.cornell.edu/geology/GalapagosWWW/GalapagosGeology.html A Brief Introduction to the Geology of the Galapagos]

Отрывок, характеризующий Галапагос

Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.